Сегодня слово «геополитика» применяется в основном для объяснения неприятностей на биржах и в обменниках. И было бы не вредно напомнить о его изначальном смысле.
В те далекие времена, когда геополитика еще надеялась стать наукой, она успела придать некоторым банальностям почти академический блеск, что позволяет до сих пор использовать их как для создания идеологических конструкций, так и для военно-стратегических гаданий.
Одна из этих банальностей гласит, что ландшафт определяет характер государств. Особенности развития народа и его устремлений зависят от свойств местности, в которой он образовался. Жители равнин отличаются от горцев. Морские державы от континентальных. Нация, рожденная в Диком Поле, не похожа на нацию, рожденную в Тевтобургском Лесу или на берегах Желтой Реки.
Вторая банальность — размер территории имеет значение. Контроль пространства — основа выживания. Теперь часто слышно, что это архаическое представление о политике. Что борьбу за земли, моря и небеса больше вести не стоит, потому что… непонятно, впрочем, почему. Скорее всего, потому что лень и страшно.
Конечно, представление о ландшафте и территории в наши дни существенно усложняется. Всюду возникают разнообразные, ранее невиданные и мало пока исследованные виртуальные ландшафты киберпространства. А изучение соседних планет подсказывает неугомонным сверхдержавам, что расти можно не только в разные стороны, но и вверх, в космос — уже называемый в программных документах НАТО «все более оспариваемым, перегруженным и конкурентным пространством».
Углубляется также понимание того, как сильно на поведение народов влияет психологический ландшафт, окружающая их мифическая среда, рельеф коллективной исторической памяти.
Мнемологическое пространство всякой амбициозной нации крайне неоднородно, контрастно. Формируемое победами и поражениями, оно состоит из возвышенностей и низменностей, вершин и провалов. Победы вспоминаются охотно, празднуются и проецируются на завтрашний день. Эпохи позора обсуждаются редко и на пониженных тонах, а то и вовсе замалчиваются.
Попытки помнить только о хорошем и забыть о плохом вполне естественны (таков закон психологии) и вполне тщетны (таков закон психологии). Накапливаясь, позитивный и негативный опыт народа связывается в единый комплекс, воздействующий на коллективное сознание и поведение. При этом каждый народ закомплексован своей собственной, неповторимой и неделимой закомплексованностью.
Так что вспоминать и о плохом все же придется. Ведь пропасти не менее впечатляющая часть ландшафта, чем высоты. И не меньше триумфов мотивируют людей унижения и травмы.
В феврале 1918 года состоялось историческое (и отчасти истерическое) заседание ЦК партии большевиков. На нем было утверждено решение о заключении мира с Германией. Этот мир, известный как Брестский, заранее получил в оппозиционной прессе (таковая тогда еще имелась) дополнительное и более четкое название — похабный.
И действительно, мир получился прямо оскорбительный. По его условиям Россия отказывалась от огромных прежде принадлежавших ей территорий Прибалтики, Белоруссии, Украины. Западная граница откатилась далеко на восток, задвинув страну в пределы допетровских, можно даже сказать, доромановских времен. Похабнее некуда.
Унизительный «договор» был, по иронии судьбы, отменен не Россией, а ее бывшими (покинутыми ей) союзниками. В том же 1918 году. После чего Советская Республика и далее Советский Союз постепенно вернули утраченные земли. По видимости.
Но геополитические процессы медлительны, их результаты не сразу проступают из-под нагромождений ошеломляющих событий. Распад России, начавшийся в 1917-1918 гг. прошлого века и как будто остановленный коммунистическим государством ценой колоссальных жертв, на самом деле не прекратился. Великий могучий Советский Союз оказался на поверку не крепостью, а чем-то вроде чернобыльского саркофага, внутри которого продолжались реакции деления, разложения и отчуждения.
В итоге — если сравнить современную карту европейской части нашей страны с картой, утвержденной пресловутым Брестским миром, то вряд ли найдется много отличий. Поразительно, но западная граница нынешней России почти буквально совпадает с той линией ограничения, на которую в 1918 г. малодушно согласились большевики после предъявления германского ультиматума.
Получается, Россия спустя много лет была вновь оттеснена обратно в границы «похабного мира». Не проиграв войны. Не заболев революцией. Какой-то смешной перестройки, какой-то мутной гласности хватило, чтобы лоскутная советская империя расползлась по швам. Значит, фатальная уязвимость была встроена в систему.
И что дальше? Точно — не тишина. Впереди много геополитики. Практической и прикладной. И даже, возможно, контактной.
Как же иначе, если тесно и скучно, и неловко… и немыслимо оставаться России в границах похабного мира.
Мы за мир. Разумеется. Но не за похабный. За правильный.
Владислав Сурков, специально для «Актуальных комментариев»
Источник: https://actualcomment.ru/tumannoe-budushchee-pokhabnogo-mira-2202150925.html