Кем был Энвер-паша для мусульманского Востока?

Post navigation

Кем был Энвер-паша для мусульманского Востока?

К 130-летию со дня рождения

Исмаил Энвер Ахмад-оглы или Энвер-паша, со дня рождения которого на днях исполнилось 130 лет, относится к числу тех исторических персонажей, чья личность до сих пор вызывает самые противоречивые оценки. В советские годы Энвер-пашу именовали не иначе как «главарь басмачей» и «агент международного империализма».

В то же время хорошо известно, что на определенном этапе своей биографии он теснейшим образом сотрудничал с большевиками, неоднократно заявлял о своих симпатиях к большевистскому режиму и готовился к роли своего рода эмиссара Коминтерна как в Турции, так и на всем мусульманском Востоке.

Исмаил Энвер Ахмад-оглы (Энвер-паша)Тем не менее, своей борьбой с большевизмом он завоевал себе имидж самоотверженного одиночки, вступившего в отчаянную борьбу с коммунистической тиранией. У многих он до сих пор пользуется большим почетом, как деятель, который всколыхнул тюркские народы и призвал их к объединению. Религиозная мифология рисует Энвера «святым мучеником» (гази), «зятем халифа всех мусульман», погибшим в неравной войне с «кафирами». Именно так он оценивался частью населения Таджикистана, где могила Энвера превратилась в мазар (мавзолей), куда на протяжении 74 лет совершалось тайное паломничество.

Однако, несмотря на то, что в ряде стран Центральной Азии, в частности, в Узбекистане, в последнее время появились литературно-исторические произведения, где Энвер-паша возводится в ранг национального героя, заметная часть тамошних историков считает его просто политическим авантюристом, бесконечно далеким от Туркестана и всегда остававшимся чисто турецким националистом. При этом в самой Турции Энвер-пашу долгое время трактовали как германскую марионетку, агента германского генштаба, ради интересов Берлина втянувшего Турцию в Первую мировую войну. Если одни историки настаивают на незаурядных полководческих талантах «спасителя Адрианополя», то другие считают его недалеким «опруссаченным солдафоном», бездарно угробившим тысячи турецких солдат в бесславном Саракамышском сражении.

Вместе с тем, в последнее время, особенно после прихода к власти в Турции «умеренных исламистов», все больше турецких историков сравнивает Энвера с Сельджуком Килич Арсланом, который победил крестоносцев, и даже с Дели Дюмри — эпическим героем тюрков.

Интересно, что очевидная прогерманская ориентация Энвер-паши, его нацеленность на борьбу «за освобождение исламского мира от господства британского империализма», отнюдь не мешает обвинениям в том, что Энвер был «платным агентом британского правительства». Еще труднее разобраться с чрезвычайно «гибкой» идеологией, которую на разных этапах своей жизни исповедовал этот политический деятель: один из лидеров младотурецкой революции, впоследствии близкий к младобухарцам-джадидам (национал-прогрессистам), но одновременно и монархист, родственник султанской семьи, а потом сторонник восстановления власти эмира в Бухаре. Пантюркист, пантуранист, да еще и панисламист, заявлявший о своей поддержке «идей III Интернационала». Действительно разобраться в этом идеологическом «компоте» не просто…

Революционер с репутацией «Наполеона»

Энвер родился 22 ноября 1881 года в Стамбуле, в небогатой семье железнодорожного служащего Хаджи Ахмед-бея и Айши Диляры, у которых, помимо Энвера, было еще трое детей. С детства он был приучен к мысли о своем «великом предназначении», связанном со смутными семейными преданиями о родстве с пророком Мухаммедом. Недаром на закате своей жизни Энвер выпускал прокламации, в которых провозглашал себя «сейидом», то есть, потомком пророка. Это, конечно же, мифотворчество — имеются реальные сведения, что предок Энвера был гагаузом, православным, принявшим ислам и служившим крымским ханам. Предок этот женился на одной из придворных в Бахчисарае, а после завоевания Крыма Россией переселился в Дунайские княжества.

Для того социального слоя, к которому принадлежала семья Энвера, почти единственным «социальным лифтом» была военная карьера. Ее и избрал будущий военный министр, тем более, что его брат Нури тоже стал военным. После окончания средней школы Энвер поступил в военный лицей в городе Монастир. Учился весьма средне, но зато с 1897 года сблизился с активистами нелегальной тогда партии «Иттихад ве теракки» («Единение и прогресс»), членов которой в Европе называли младотурками. Они стремились покончить с абсолютизмом, выступали за прогрессивные реформы по европейскому образцу, но, будучи яростными национал-патриотами, стремились ликвидировать зависимость Оттоманской империи от европейских держав.

Получив по окончании лицея звание лейтенанта, Энвер приналег на учебу и поступил в Военную академию генерального штаба, которую окончил в 1903 году в чине капитана. Его отправили в Македонию, где в то время служило много офицеров-младотурок. В 1906 году уже в чине майора Энвер вступил в связанное с «Иттихад ве теракки» тайное общество «Ватан ве хюрриет» («Родина и свобода»), подчинявшееся комитету младотурков в Салониках. Энвер принимал активное участие в подпольной работе, даже в организации терактов против высших чиновников султана Абдул-Гамида II в Македонии. Интересно, что в то время наметилось определенное взаимодействие младотурок с македонским национал-освободительным движением, поскольку младотурки выступали за восстановление отмененной султаном конституции 1876 года, формально устранявшей дискриминацию христианского населения империи.

Вскоре сыскная служба султана узнала о деятельности салоникского комитета. В поле зрения охранки оказался и майор Энвер-бей. В Стамбуле решили расправиться с ним, вызвав в столицу под предлогом присвоения генеральского звания вне очереди. В Македонию ушел соответствующий вызов. Но Энвер исчез. В июне 1908 года среди офицеров распространилось известие о подписании в Ревеле соглашения между Николаем II и Эдуардом VII о реформах в Македонии, воспринятое офицерами-младотурками как предлог к разделу Османской империи.

3 июля 1908 года в македонском городе Ресен произошло восстание под руководством майора Ахмеда Ниязи-бея, 6 июля со своим отрядом из 200 бойцов к нему присоединился вышедший из подполья Энвер, который вскоре пробился на первые роли. Помимо расквартированных в Македонии войск, восставших майоров поддержали македонцы и албанцы-«автономисты». 10 июля на митинге Энвер провозгласил восстановление конституции 1876 года, после этого началось беспрецедентное братание мусульман с христианами. 23 июля он объявил о начале революции, а дислоцированные в Македонии 2-й и 3-й корпуса двинулись на Стамбул, чтобы заставить султана ввести в стране конституционное правление. В середине сентября салоникский съезд «Иттихад ве теракки» избрал ЦК. В него вошел и Энвер-бей. О молодом офицере, как о лидере восстания против деспотии Абдул-Гамида, заговорили по всей Европе. Его тогда стали сравнивать с Наполеоном. Революционная эйфория, буквально свалившаяся на голову популярность и международная известность утвердили в Энвере веру в свою «особую судьбу» и «божественное предназначение».

Между тем, Абдул-Гамид был вынужден уступить: он согласился созвать парламент, распущенный в 1877 году, поклялся соблюдать конституцию, издал указ, отменяющий систему политического сыска, уволил своих министров и назначил других, имена которых ему продиктовал комитет младотурков. Пытаясь хоть как-то укрепить свои позиции в армии, султан присвоил пользующемуся величайшим авторитетом среди молодых офицеров Энверу звание паши (генерала) и в январе 1909 года подписал указ о назначении его на престижнейший пост военного атташе в Берлине.

Однако 13 апреля в Стамбуле произошел контрреволюционный переворот. Новые министры, ЦК партии младотурок, депутаты нового парламента вынуждены были бежать. Узнав о перевороте, Энвер примчался из Берлина в Салоники и возглавил подавление мятежа. Отряд под его командованием окружил дворец султана Йылдыз-киоск, Национальное собрание приняло решение низложить Абдул-Гамида II, провозгласив вместо него султаном Мехмеда V.

Интересно, что Энвер фактически спас жизнь низвергнутому султану — кайзер Вильгельм II, лично знавший Энвера и очень ему симпатизировавший, именно через него известил младотурок, что Германия признает новый режим, если будет сохранена жизнь Абдул-Гамиду. Энвер кайзера энергично поддержал, тем более, что немцы обещали заплатить за бывшего султана немалые «отступные». Султанский двор запомнил, что именно Энвер спас жизнь Абдул-Гамиду, его близким и приближенным.

Во главе диктатуры «трех пашей»

Затем Энвер-паша вернулся в Берлин, где ему предстояло пробыть почти два года. Еще в Македонии Энвер общался с австрийскими офицерами, изучил немецкий язык и основы немецкого военного искусства. В Берлине он стал убежденным германофилом, попав под чары прусского милитаризма с его «Drill und Erziehung». Энвер уверовал в совершенство германской военной машины, его просто восхищала немецкая армия, ее дисциплина, уровень подготовки и вооружение.

Военный атташе с репутацией «Наполеона» не только пришелся ко двору кайзера, но и завел знакомства в высших военных кругах. Именно тогда завязалась дружбы Энвера со знаменитыми немецкими генералами — Отто Лиманом фон Сандерсом, впоследствии главой германской военной миссии и генерал-инспектором турецкой армии, и Гансом фон Сектом, ставшим во время Первой мировой войны советником начальника турецкого генштаба, а затем главой штаба германских войск в Оттоманской империи.

В 1911 году началась Итало-турецкая война, и Энвер-паша отправился в Ливию. Там он особых побед не одержал, но сохранил за собой репутацию «защитника отечества», утверждая всюду, что это не он уступил итальянцам Триполи, а потом и всю Ливию, а правительство. Поражение в Итало-турецкой войне привело к падению популярности младотурок. В июле 1912 году в стране произошел переворот, который возглавила партия «Хюрриет ве итиляф» («Свобода и согласие»). Новое правительство во главе с Кямиль-пашой в августе распустило меджлис (парламент), в котором доминировали младотурки.

Но в октябре 1912 года началась Первая балканская война — Болгария, Сербия, Черногория и Греция выступили против Турции. Турок сразу же стали сильно бить, и правительство Кямиль-паши было готово пойти на территориальные уступки. Против этого резко возражали младотурки, 23 января 1913 года среди бела дня Энвер-паша и Талаат-бей с группой офицеров окружили правительственное здание. Военный министр Назым-паша и его адъютант тут же были убиты, члены кабинета арестованы. Кямиль-паша, который хотел уступить Болгарии Адрианополь, подал в отставку. По настоянию Энвер-паши премьером стал Махмуд Шевкет-паша, возглавивший правительство младотурок. Война возобновилась, но Турции все-таки пришлось пойти на уступки и подписать перемирие.

Однако в ночь с 29 на 30 июня разразилась Вторая балканская война. Болгары внезапно напали на своих вчерашних союзников -сербов и греков. Турция не преминула этим воспользоваться, и войска под началом Энвер-паши вернули Адрианополь, а также ряд других территорий. Правда, болгары сами ушли — войска перебрасывались против сербов и греков, а потом еще и румын. Турки без боя вошли в город, тем не менее, Энвер-паша стал триумфатором и «спасителем Адрианополя».

После переворота в Стамбуле установилась военная диктатура «трех пашей» — Энвер-паши, Талаат-паши и Джемаль-паши. Причем Энвер стал не только военным министром, но и начальником генштаба. К тому же он породнился с султанским домом: в марте 1914 года женился на Эмине Наджие Султан — дочери принца (шахзаде) Селима Сулеймана, правнучке султана Абдул-Меджида (правил в 1839-1861.) и племяннице спасенного им Абдул-Гамида II. Он получил титул «зятя халифа всех мусульман» (тур. Halifenin damadi). Теперь среди правителей империи вряд ли кто мог сравниться с Энвером по своему положению и влиянию: член руководства правящей партии, военный министр и главком вооруженных сил, да еще и султанский родственник.

После младотурецкой революции перед этническими турками встала проблема поиска новой идентичности. Имперская «османская» идентичность была подорвана конституцией, уравнявшей права населения Османской империи и по существу лишившей турок имперского статуса. Самым влиятельным идеологом младотурок был социолог и поэт Зия Гекальп, сформулировавший принципы пантюркизма, предполагавшие, что Османская империя должна объединить всех тюркоговорящих мусульман, проживающих на огромном пространстве от Балкан до северо-западного Китая (а то и до Кореи и Якутии).

Пантюркизм и синонимичный ему пантуранизм, еще более раздвигавший критерии территорий и этносов, призванных быть объединенными в рамках «Великого Турана», фактически стали господствующей идеологией, а также геополитической стратегией турецких правящих кругов накануне Первой мировой войны. Все это переплеталось с панисламизмом, в который младотурки вкладывали не столько религиозное, сколько политическое содержание: Оттоманская империя должна возглавить борьбу всех мусульман против их «поработителей» — Великобритании, Франции, России и Италии — создав мощный и сплоченный исламский противовес господству «неверных».

В конечном итоге поиски тюркской идентификации исключали нетюрок не только из власти, но и в целом из гражданского общества. В своем крайнем выражении это предполагало отуречивание «чуждых» этносов, а то и прямое уничтожение «враждебных» национальных групп (армян, греков, ассирийцев, вообще христиан, хотя и не только их). Энвер-паша был одним из самых ярких приверженцев этой идеологии, включая ее самые крайние формы.

«Наполеончик» и организатор геноцида

Восхождение Энвер-паши на вершину власти происходило параллельно усилению влияния Германии в Турции. И усиливалось оно во многом благодаря именно его политике. Надо сказать, что пангерманистские амбиции прусских милитаристов служили своего рода примером для младотурок. А экспансионистские устремления германских генералов и стамбульских правителей создавали что-то вроде духовного родства между ними. Добавим к этому общих врагов. Германия поддерживала и использовала пантюркистские движения, считая их полезными для своей политики на Востоке. В общем, дело шло к тесному союзу.

Почти сразу после назначения Энвера военным министром в Турцию прибыла военная миссия во главе с Лиман фон Сандерсом. Став генеральным инспектором турецкой армии, Лиман фон Сандерс расставлял своих офицеров на ключевые позиции в армии. В середине июля 1914 года между Энвером и германским послом Вангенхаймом начались конкретные переговоры о военном союзе. Когда вспыхнула Первая мировая война, Энвер-паша, как военный министр, стал почти единоличным правителем Турции. С объявлением войны между Германией и странами Антанты Турция официально заявила о нейтралитете, однако Энвер уже договорился, что Турция поддержит Германию и Австро-Венгрию. Дело кончилось появлением в Черном море германских крейсеров «Гебен» и «Бреслау», но под турецким флагом, и обстрелом русских портов 26 октября 1914 года. Турция вступила в войну на стороне Центральных держав. И в этом «заслуга» прежде всего Энвер-паши.

Участие в мировой войне Энвер рассматривал в первую очередь как борьбу за создание «Великого Турана». В турецких исследованиях часто ссылаются на воспоминания генерала Али Исхан Сабиса, очевидца событий, который пишет, что с началом войны приемную Энвер-паши ежедневно осаждали экзотически одетые люди, твердившие ему о «туранском пути», «туранском завоевании». Они даже гадали Энверу, толкуя его седину, как признак «завоевателя», стихотворно славословили его, как некого «созидателя и спасителя Турана». И действительно, Энвер планировал захват Закавказья с Нахичеванью и Баку, иранского Азербайджана, Дагестана, Крыма и Туркестана, посылал туда своих эмиссаров и пытался распропагандировать местных мусульман в пантюркистском и панисламистском духе.

Считая главным врагом «туранского возрождения» Россию, Энвер принял командование Кавказским фронтом. Перед отъездом на Кавказ Энвер-паша изложил свой план Лиман фон Сандерсу. Генерал потом вспоминал: «В конце нашей беседы он высказал идеи фантастические и курьезные. Он имел желание достигнуть позднее Афганистана и Индии».

Поначалу турки добились на Кавказе некоторых успехов. Окрыленный этим главнокомандующий решил немедленно разгромить русскую Кавказскую армию. Сняв скептически настроенного командующего 3-й армией Гасана Изет-пашу, он лично принял командование армией (правда, при «кураторах» — генерале Бронсарте фон Шеллендорфе и его помощнике майоре Фельдмане, тоже не отличавшихся особым оптимизмом относительно турецких перспектив). Дело кончилось разгромом плохо одетой и слабо вооруженной турецкой армии во время Саракамышской операции (декабрь 1914 — январь 1915).

Начальник штаба 9-го турецкого корпуса писал впоследствии: «Энвер-паша отбыл с линии фронта, проклинаемый бывшими соратниками как наемник германского кайзера, похоронивший в снегах Анатолийскую армию и обвинявший всех командиров в трусости. Чтобы оправдать себя в Стамбуле, он, искажая факты, распространил ложные версии и клеветал на тех, кто доблестно сложил свои головы под его водительством. Такова была цена попытки Энвера пропагандировать панисламизм и реализовать мечты пантуранизма».

Провал на Кавказском фронте нанес сильный удар по престижу Энвер-паши — он заслужил прозвище «Наполеончик». По словам турецкого историка Махмуда Инала, «в Турции не бывало подобного ему жадного и честолюбивого, невежественного и тупо кровожадного командующего». Энверу надо было срочно спасать свой авторитет. По мнению некоторых историков, именно в качестве мести за поражение при Сарыкамыше турецкие власти организовали массовое уничтожение армян, а также греков и ассирийцев. Естественно, далеко не последнюю роль сыграла и господствовавшая среди младотурок идеология.

Армяне Османской империи продолжали рассматривать себя прежде всего как христиан и считали, как выясняется, ошибочно, «тюркизм» меньшей опасностью, чем дискриминация по религиозному признаку. Во время Балканских войн армяне в большинстве своем признавали идеологию «османизма» и выставили на фронты более 8 тысяч добровольцев, многие из которых показали исключительную храбрость.

Правда, армянские партии «Гнчак» и «Дашнакцутюн» отвергали «османизм», после начала мировой войны организовали в Тифлисе отряды для операций против Турции, предлагали помощь русской армии на Кавказе. Российские власти, естественно, пытались использовать настроения среди христианского населения Османской империи и вели соответствующую пропаганду. Впрочем, как уже отмечалось, тем же самым занимался и Энвер-паша среди мусульман России, а также в населенных мусульманами колониях Великобритании, Франции и Италии.

Тем не менее, подавляющее большинство армян, так же, как и другие христианские общины, были настроены вполне лояльно. Более того, десятки тысяч христиан служили в турецкой армии и неплохо сражались на фронтах. (Кстати, именно массовый призыв в армию был использован в 1915 году для того, чтобы сначала «изъять из оборота» армянских, греческих и ассирийских мужчин, а потом поголовно их уничтожить. В частности, около 100 000 армянских солдат турецкой армии были разоружены и убиты).

Сам Энвер публично поблагодарил армян за их лояльность во время Саракамышской операции, направив письмо архиепископу Коньи. На пути от Эрзерума до Стамбула он также выражал благодарность армянам за «полную преданность османскому правительству». А вот в Стамбуле Энвер заявил издателю газеты «Танин», что поражение стало результатом «армянской измены» и что настало время выселить армян из восточных областей. Это послужило сигналом к массовой резне, депортациям и прочим зверствам, ответственность за которые несут все члены правящего «триумвирата» — Энвер, Талаат и Джемаль, а также глава так называемой «Особой организации» Бехаэддин Шакир. Даже если допустить, что подавляющее большинство армян было «нелояльно», то это не может быть поводом и оправданием для массовых расправ по этническому признаку.

Резня армян, греков и ассирийцев — отдельная и очень страшная история, которая до сих пор является острой проблемой в отношениях Турции не только с Арменией, но и со значительной частью мирового сообщества. Здесь можно лишь отметить, что в совместной Декларации от 24 мая 1915 года Великобритания, Франция и Россия впервые объявили массовое уничтожение армян «преступлением против человечности». Сам термин «геноцид» в свое время был предложен именно для обозначения массовых убийств в 1915 году. Армянский геноцид считается первым геноцидом современности и наряду с Холокостом является одним из наиболее исследованных и документированных актов геноцида в истории.

На поклон к большевикам

Крах Российской империи сильно обнадежил стамбульских мечтателей о «Великом Туране». Весной 1918 года Энвер-паша, недавно получивший звание генералиссимуса, прибыл в Батум и вступил в переговоры с представителями горцев Северного Кавказа, а его брат Нури начал формировать «исламскую армию». В сентябре по приказу Энвер-паши турецкие войска, выгнав большевиков, захватили Баку (опять же устроив там резню армян). Турецкий генштаб считал, что с оккупацией Баку и Южного Азербайджана будет выполнена основная часть пантуранской программы. Все это не очень нравилось немецким союзникам, напрягавшим последние силы, чтобы не допустить полнейшего разгрома Германии. Начальник германского генштаба Людендорф упрекал турок: «Увлекшись панисламистскими планами Энвер-паши, они приступили к захватам на Кавказе и почти забыли о войне против Англии».

Однако исход Первой мировой был уже предрешен: Германия уже не могла противостоять почти всему миру, Австро-Венгрия рассыпаласб буквально на глазах, разваливалась и Оттоманская империя, после того, как турки были разбиты в Аравии, Месопотамии, Палестине, Сирии и на Балканах. Во всех этих бедах винили Энвер-пашу вместе с его партнерами по «триумвирату». Поэтому после подписания Мудросского перемирия Энвер вместе с Таллатом и Джемалем бежали на немецкой подлодке в оккупированную немцами Одессу, откуда перебрались в уже проигравшую войну Германию. И вовремя: все они после стамбульского процесса 1919-20 годов были заочно приговорены к смерти. Впрочем, армянский геноцид в приговоре фактически не фигурировал — судили за втягивание Турции в войну, за прислужничество Берлину, за бездарное командование и просто злоупотребления.

Оказавшись в Германии, Энвер встретился со старыми товарищами по оружию, в том числе с фон Сектом, возглавившим республиканский рейхсвер — вооруженные силы новой, веймаровской Германии. Заступничество немецкого генералитета очень помогло, когда Лига Наций потребовала выдачи виновников армянского геноцида — немцы замяли дело. Однако Энвер был не намерен сидеть, сложа руки — еще в день отплытия в Одессу он сказал главе нового правительства Иззет-паше, что «будет стараться создать независимое мусульманское государство на Кавказе».

Под влиянием большевистского переворота нарастало антиколониальное движение. Энвер понял, что «борьба с империализмом и колониализмом» может вернуть его в политику. В 1919 году в Берлине он создал «Мусульманское революционное общество» и выдвинул план объединения мусульманских народов под лозунгом «борьбы за освобождение». Тогда же он встретился с присланным в Германию Карлом Радеком, который внушил ему, что именно большевики способны помочь ему в борьбе за «Великий Туран». Ведь у них общий главный враг — Британская империя.

В тот период большевистские лидеры, раздувая пожар мировой революции, были не прочь привлечь на свою сторону самых разношерстных деятелей с Востока. Они рассудили, что бывший военный министр, сохранивший влияние среди офицерства, будет им полезен. Между тем, покровители Энвера из германского генштаба тоже разглядели в сотрудничестве своей давней креатуры с Советами возможность сохранить позиции Германии на Востоке, а в перспективе и укрепить их.

В итоге 15 августа 1920 года Энвер-паша с немецким паспортом на имя Али-бея, сопровождаемый Джемаль-пашой, после ряда перипетий прибыл в Москву и даже был представлен Караханом Ленину. Он жил в Москве, работая в созданном им «Обществе единства революции с исламом».

Энвер-Паша согласился на взаимодействие своей организации с Москвой в деле создания проблем для британцев в Индии. В частности, в Ташкент с группой бывших турецких офицеров был отправлен Джемаль для использования против англичан отрядов тех, кого большевики называли «басмачами». Из этого ничего не вышло, и Джемаль вернулся в Москву. А его офицеры в апреле 1920 года помогли советизировать независимый до этого Азербайджан.

В сентябре Энвер поехал в Баку на 1-й съезд народов Востока. Известный казахский национал-прогрессист Мустафа Чокай, сблизившийся с Энвером в те дни, вспоминал: «Какой-то пожилой азербайджанец дрожащим от волнения голосом обратился к Энверу: «Твоя армия освободила Баку в сентябре 1918 года. С тех пор мы тебя не видели. В апреле 20-го она перешла на сторону Советов. Сейчас мы вновь в кабале, а ты празднуешь победу с нашими врагами. Что ответишь на это, Энвер?» «Азербайджан должен принадлежать азербайджанцам!», — ответил Энвер.

Часть турецких делегатов съезда тоже встретила Энвера очень неприветливо, считая его виновником национальной катастрофы. Большевики к тому моменту уже начали относиться к Энверу прохладнее, а потому не пустили его на трибуну и лишь зачитали его послание делегатам. В этом послании, начинавшемся обращением «Товарищи!», бывший генералиссимус отрекомендовал себя представителем союза революционных организаций Марокко, Алжира, Туниса, Триполи, Египта, Аравии и Индостана и от их имени поблагодарил III Интернационал за возможность всем «воюющим против всемирного империализма и капитализма собраться сегодня в Баку».

 

Воздав хвалу Коминтерну, Энвер-паша попытался оправдать свое сотрудничество с Германией во время войны: «Когда Турция вступила в войну, мир был разделен на два лагеря: в одном находились бывшая царская, капиталистическая и империалистическая Россия и ее союзники, а в другом — Германия, во всем похожая на нее, и ее союзники. Мы же, боровшиеся против царской России, Великобритании и ее сторонников, намеревавшихся покончить с нами, взяли сторону Германии, которая, в отличие от них, согласилась оставить нас в живых. Немецкие капиталисты воспользовались нашими силами для достижения своих империалистических целей, а у нас не было иного способа сохранения нашей независимости.»

Закончил Энвер призывом к мусульманским народам объединиться и выгнать империалистических угнетателей, прежде всего, британцев. Тем не менее, председательствовавший на съезде Григорий Зиновьев после зачитывания письма Энвера высказался в том духе, что некоторым деятелям еще надо доказать свою преданность мировой революции реальными делами.

Впрочем, большевики пока сохраняли заинтересованность в Энвере. Со своей стороны, он хотел поддержать эту заинтересованность, инициируя всевозможные революционные проекты панисламистского толка. Он установил контакты с египетской партией «Ватан», встречался с беженцами из Сирии и Индии, а потом, следуя примеру Коминтерна, провел в конце 1920 года в Берлине и Риме съезд «Лиги исламского единства», своего рода «Исламинтерна». Правда, у него плохо получилось — участвовали незначительные фигуры из эмигрантов, в основном турки, арабы и совсем немного индийских мусульман. Причем арабы сразу же начали жаловаться на турецкое доминирование, на то, что турки представляют нетюркские страны и все время говорят, что только турки (звучало это, естественно, как «тюрки», но имелись в виду именно тюрки из Турции) могут освободить весь исламский мир. Особое раздражение вызвала еще и такая высокомерная реплика Энвера: ««Самый лучший нетюрок стоит много ниже самого молодого и неопытного из тюрок».

В общем, панисламизм Энвер-паши оказался гораздо слабее его турецкого национализма. И свои глобальные проекты, по мнению ряда историков, в тот период он выдвигал в основном ради того, чтобы большевики помогли ему вернуться на родину. А там в это время происходили очень драматические события. На рубеже 1919-20 годов на политическую арену Турции ворвался генерал Кемаль-паша (будущий Ататюрк), считавшейся в армии победителем союзников в Галлиполи. Он с самого начала был сторонником младотурок, но осуждал слишком прогерманскую политику Энвера и требовал его отставки.

Кемаль отверг кабальные соглашения с победителями, созвал в апреле 1920 года Великое Национальное Собрание, которое низложило султана, провозгласило республику и призвало народ к борьбе за независимость. В ответ Великобритания, Франция, Италия и Греция оккупировали Стамбул. Подписанный султанским правительством 10 августа Севрский договор фактически уничтожал Турцию как самостоятельное государство. Вслед за этим, греческие войска начали войну против Кемаля.

В течение примерно года кемалисты терпели поражения, порой казалось, что вот-вот им придет конец. Поэтому большевики, тоже заигрывавшие с лидером Турецкой республики, держали Энвера как бы про запас. Они опасались, что загнанный в угол Кемаль обратится к британцам. Энвер, со своей стороны, пытался наладить контакты со своим бывшим подчиненным — Кемалю даже предложили вступить в «Лигу исламского единства». Но тот отказался, подозревая в ее лидерах агентов Москвы и Берлина.

Между тем, Энвер, получив от большевиков 400.000 немецких марок, в июле 1921 года перебрался в Батум. Он рассчитывал после неизбежного, с его точки зрения, крушения Кемаля переправиться в Турцию, чтобы возглавить Анатолийскую армию и разбить греков. У Энвера были сведения, что он все еще популярен среди военных, а потому сможет опять вернуться в турецкую политику триумфатором.

Он даже попытался отплыть в Турцию, чтобы проникнуть в страну «или с контингентом добровольцев, или инкогнито, под видом простых солдат». Однако, по одной версии, ему помешала буря, а, по другой, его просто не пустили большевики. Соответствующие меры против появления Энвера в Турции приняли и кемалисты. Энверу ничего не оставалось, кроме как ждать в Батуме поражения Кемаля. 5-8 сентября он организовал там съезд некой «Народной советской партии», на котором заявил, что эта партия «явится авангардом социалистической революции, итогом которой станет образование Советской Турции». Но не тут-то было — 13 сентября Кемаль наголову разбил греков под Закарией, и Турция окончательно закрылась для Энвер-паши.

Да и большевики по мере того, как только чаша весов склонилась в пользу Кемаля, сделали свой выбор. 26 декабря Чичерин, инструктируя Фрунзе перед грядущими переговорами с кемалистами, объяснил, как следует трактовать флирт с Энвером: «Наша, так называемая, помощь Энверу — это сказка. Единственный способом задержать его от поездки в Батум — было арестовать его. Но мы не могли арестовать знаменитого мусульманского героя». Этого предательства Энвер советской власти не простил. Пока же, «лишившись» Турции, он снова начал грезить о великой империи, исламском тюркском халифате со столицей в Самарканде и с границами от Турции до Индии, включая Синьцзян и Афганистан.

При этом он опять постарался, чтобы Кремль поспособствовал реализации его планов. И он поспособствовал — решил сплавить Энвера куда-нибудь подальше от Турции и там использовать «зятя халифа». Вскоре после победы Кемаля Энвер встречался в Тбилиси с Серго Орджоникидзе, который настоятельно посоветовал ему отказаться от возни в Турции и переключиться на другие регионы.

Последний вояж «летучего голландца»

В середине октября 1921 года Энвер-паша, которого европейские газеты теперь называли «летучим голландцем Востока», покинул Батум и к концу месяца добрался до Бухары. Официально он прибыл в Бухарскую Народную Советскую Республику (БНСР) вместе с советскими представителями в качестве советника по формированию национальных частей в Красной армии. Ему также было поручено налаживание взаимодействия с партизанскими отрядами (в общем, с «басмачами») для противодействия изгнанному эмиру Сеид Алим-хану, укрывшемуся в Афганистане.

Энвер быстро нашел общий язык с руководителями БНСР из числа младобухарцев-джадидов, а именно с Файзуллой и Усманом Ходжаевыми. Он также установил контакт с известным деятелем национально-прогрессивного движения в Башкирии и Туркестане, председателем «Национального союза Туркестана» Ахмедом Заки Валиди (Валидовым), который, впрочем, весьма скептически отнесся к его политическим возможностям: «Я понял, что этот человек был великим идеалистом, что он не сообразовывался с событиями и жизнью, что он не знал ни географии, ни статистики Туркестана, хотя бы по российским и европейским публикациям».

Тем не менее, этот идеалист смог увидеть, что большевистские методы управления, суть которых, как и везде, составлял террор, вызывают сильное озлобление местного населения. Он также понял, что титул «зятя халифа» в случае выступления против Советов может превратить его в культовую фигуру общерегионального масштаба.

Между тем, младобухарцы из правительства БНСР, у которого осенью 1921 года начались осложнения с гарнизонами Красной армии, доходившие до взаимных арестов и даже вооруженных столкновений, предложили Энвер-паше пост военного министра. Для человека, мечтавшего об огромной империи, предложение занять пост в марионеточном правительстве, конечно же, было, мягко говоря, не слишком престижным. И все же Энвер, отказавшись от этой должности, сохранил хорошие отношения с младобухарцами, и поддержал перед Москвой их просьбу о выводе частей Красной армии с территории БНСР.

Части начали выводить, чем и воспользовался Энвер, установивший к тому времени связь с лидерами (курбаши) антибольшевистских отрядов (то есть опять же с «басмачами»). В конце 1921 года в сопровождении своих ближайших соратников-турок он выехал на «охоту» в восточные районы бывшего Бухарского эмирата, где присоединился к отряду Ибрагим-бека. Курбаши поначалу отнесся к гостю очень подозрительно и фактически посадил его под арест. О судьбе Энвера Ибрагим-бек запросил у бывшего эмира. Сеид Алим-хан выразил полное доверие «зятю халифа всех мусульман», назначил Энвер-пашу командующим «армии» Ибрагим-бека и своим личным уполномоченным.

Союз с эмиром оттолкнул от Энвер-паши туркестанских «демократов» — как полуподпольных национал-прогрессистов (Чокай и Валиди считали альянс с эмиром ошибкой), так и младобухарцев из правительства БНСР, для которых Сеид Алим-хан совсем недавно был лютым врагом. Но Энвер-пашу это не очень волновало — он уже именовал себя «Главнокомандующий всеми войсками ислама, зятем халифа и наместником Пророка». И отправлял в Москву требования немедленно вывести войска, а в Берлин — просьбы прислать самолеты для геологоразведки и горных инженеров. Вскоре Энвер впервые в жизни обратился и к британцам — просил оружие. Просьба дошла только до колониальных властей Пешавара — британцы проявили сдержанный интерес к Энвер-паше, как к фигуре, способной создать проблемы для Москвы. Но не более того. А вот афганский эмир Аманулла-хан помог — прислал оружие и несколько сот воинов.

К этому времени Энвер остался единственным живым «триумвиром» — все его главные соратники и подельники уже были убиты армянскими террористами, мстившими за геноцид: в марте 1921 года — Талаат (в Берлине), в марте 1922 года — Джемаль (в Тбилиси), а в апреле того же года — Шакир (в Берлине). Всего армянами было «казнено» свыше 80 организаторов и исполнителей геноцида. Об Энвер-паше они тоже не забывали…

К началу 1922 года военная группировка Энвер-паши насчитывала около 20 тысяч человек. Он осадил Душанбе и в феврале взял его. В марте энверовским отрядам удалось захватить Карши и начать стремительное наступление на Бухару, освободив от Советов более половины всей территории бывшего эмирата. В полупартизанской войне бывший военный министр действительно проявлял полководческие таланты.

Советы встревожились не на шутку — речь шла не просто о сохранении советской власти в Бухарской республике. Антибольшевистское восстание распространялось по всему Туркестану. Энверу удалось связаться с повстанцами Ферганы, Хивы и скоординировать свои действия с видными «басмаческими» командирами — Курширматом и Джунаид-ханом.

Тогда на Туркестанский фронт прибыл Орджоникидзе, потребовавший «свернуть шею» своему недавнему собеседнику. Против Энвера направили крупную группировку войск во главе с Какуриным, ранее зверски подавлявшим вместе с Тухачевским восстание тамбовских крестьян. В мае Красная армия начала контрнаступление, как раз в тот момент, когда Энвер-паша ухитрился поссориться с Ибрагим-беком, который неожиданно напал на него и сильно потрепал.

Ослабленные силы Энвера потерпели несколько тяжелых поражений и оставили Душанбе. Красные неумолимо шли вперед, жестоко расправляясь со всеми «неблагонадежными» и членами их семей. Запуганное и уставшее от войны население вскоре отшатнулось от «зятя халифа». Слава его потускнела, и даже правительство Афганистана призвало афганцев, воюющих в армии Энвера, вернуться на родину. При этом Энверу дали понять, что появление его самого в Афганистане крайне нежелательно.

К августу 1922 года красные оттеснили небольшие силы Энвер-паши в район таджикского города Бальджуана. У него осталось всего пара сотен соратников, в основном турок и афганцев. Правда, Энверу удалось соединиться с небольшими отрядами Давлатманд-бия и Данияр-бека. Но когда 4 августа красные настигли всю группу у кишлака Чаган (в 25 км от Бальджуана) большая часть «басмачей» пошла на прорыв и ушла в горы. (Впрочем, и Давлатман-бий, и Данияр-бек вскоре погибли). А вот группе Энвера вырваться из окружения не удалось.

Есть несколько версий гибели Энвер-паши. Но для того, чтобы подробно рассматривать их, нужна отдельная статья. Здесь же имеет смысл остановиться на «хрестоматийной» версии, которая особенно часто приводится в армянской литературе: Энвер-пашу лично зарубил при атаке Акоп Мелкумян — командир бригады Туркестанской дивизии. При этом общее руководство операцией осуществлял командующий 4-й армией Гаспар Восканян, а выследил отряд Энвера чекист Георгий Агабекян. В общем, армяне и в этом случае отомстили за мучения своего народа.

Правда, после обнаружения могилы Энвер-паши (и предположительно Давлатман-бия) 31 июля 1996 года группа ученых из Института истории, археологии и этнографии им. А. Дониша АН Таджикистана вместе с турецкими коллегами провела исследования, предоставившие основания для следующей версии: красные были заинтересованы, прежде всего, в том, чтобы взять Энвера живым. Поэтому, скорее всего, уже тяжелораненого и беспомощного «зятя халифа» добил кто-то из «басмачей». Возможно, из-за имевшихся при Энвере ценностей, возможно, лично Давлатман-бий. (см. Р.М. Масов, «Как погиб Энвер-паша в горах Таджикистана») В официальных же советских донесениях о бое у кишлака Чаган говорится только, что он просто погиб в перестрелке.

* * *

Энвер-паша, бесспорно, незаурядная личность, отважный, «пассионарный» борец. И, безусловно, авантюрист — очень похоже, что главным побудительным мотивом его деятельности были все-таки личные амбиции, в первую очередь, тщеславие. Мустафа Чокай писал в своей статье, опубликованной 15 июня 1923 года в парижском журнале «Восток и Запад» («Orient et Occident»): «Беспристрастные лица, знавшие близко Энвера со времен младотюркской революции, признают присутствие в его характере черт, которые на первый взгляд кажутся противоречивыми: он действительно боролся за свободу мусульманских народов и находил в жажде популярности стимул, бросивший его в авантюру, на какую не осмелился бы человек более уравновешенный… Я понимал, что творится в душах и сердцах людей, живших надеждой на избавление от большевистской диктатуры. Их никогда не покидала вера в то, что Энвер сумеет избавить их от деспотизма Москвы так же, как он сумел спасти Турцию от деспотизма Абдул-Гамида…

 

От человека с героическим прошлым и великим именем Энвер ожидали не неистовой деятельности, а нечто большее. Энвер погиб, став жертвой незнания Туркестана, хранящего в своей памяти великие тюркские имена».

Впрочем, Туркестан был для него всего лишь плацдармом, для реализации грандиозных, но химерических замыслов. В принципе, несмотря на весь свой панисламизм и пантюркизм, Энвер-паша в душе всегда оставался именно турецким националистом, в общем-то, чуждым тогдашней Средней Азии. Да и смотрелся он весьма странно среди бухарцев, одетых в пестрые халаты и чалмы — европеизированный политик, щеголеватый офицер с торчащими усами «а ля Вильгельм» и прусской военной выправкой. К тому же при всем своем идеализме Энвер-паша был искусным и, когда надо, идеологически всеядным интриганом. Оборотной стороной такого цинизма стала редкая жестокость этого «архитектора» геноцида.

4 августа 1996 года прах Энвер-паши был торжественно передан тогдашнему президенту Турции Сулейману Демирелю. Он был захоронен в Стамбуле у подножья 12-метрового монумента в память героев младотурецкой революции 1908 года, рядом с могилой Талаат-паши. Особого внимания могила Энвера вроде бы не привлекает. Однако почтительный интерес к его личности в Турции в последнее время, несомненно, возрос. Возможно, в том числе и из-за того, что правящим ныне «умеренным исламистам» взгляды «зятя халифа» гораздо более симпатичны, чем хрестоматийный кемализм, заложивший светские основы нынешнего турецкого государства.

Михаил КАЛИШЕВСКИЙ

Источник: http://www.fergananews.com/article.php?id=7190

 

Похожие материалы

Ретроспектива дня