Сын моих знакомых захотел стать журналистом. Мама выбирает вуз, папа ищет репетиторов, а я мучительно придумываю напутственные слова. Только в голову лезет все то, что принято называть «демотиваторами».
А что я ему должен сказать? Что будет он богатым? Нет, не будет. Недавно известный кинокритик Виктор Матизен переквалифицировался в репетиторы по математике — журналистика больше не кормит.
Что он будет знаменитым? Тоже далеко не факт. Если попадет на ТВ, то может и станут с ним гаишники здороваться, но телевидения мало, а желающих много. Да и Парфеновым суждено родиться не каждому. И перед каждым рано или поздно встанет «проклятый вопрос», после которого придется выбирать: оставаться собой или нет. Парфенов сделал один выбор. А хороший некогда военкор Мамонтов — другой. Ну и бог с ним, только бы он засыпал быстро.
Телепопулярность вообще сомнительная штука: уйдешь с экрана — и через месяц не вспомнят. А печатная известность широка лишь в узких кругах. Настоящая слава приходит после месяца в хирургии, как у Кашина. Без больницы нам почти никак: кто занимается нормальным журнализмом, рано или поздно сталкивается с героями своих публикаций. А больничный твой даже «на контроле у президента» не закончится ничем.
Вон, в Киеве избили ребят, пытавшихся снять нелегальную автостоянку, которую, по слухам, крышуют менты. И ведь еще легко отделались. В Дагестане как раз отмечают год со дня убийства главреда газеты «Черновик» Камалова. Он стал шестнадцатым убитым в республике журналистом за 12 лет.
Мне ему стоит это рассказывать? Или потчевать паренька рассказами про «четвертую власть», социальную ответственность и гражданский контроль? Про то, что журналистский материал приводит к громким расследованиям и отставкам? Он очень скоро поймет, что я его обманывал.
У нас добро всегда побеждает зло: кто победил — тот и добрый. Это модус вивенди целого сонма псевдожурналистов, занятых пропагандой. Государственные СМИ всех уровней — от районки до госканала — пример профессионального коллаборационизма. Ведь журналист должен быть априори оппозиционен власти. Не должен доктор быть на стороне штамма, адвокат — валить подзащитного, а мент крышевать преступность. Вы тоже улыбаетесь?
Можно найти сравнительно независимую редакцию, но действенность твоих публикаций будет равна нулю. Сын моих знакомых читает об отставках европейских министров, обвиненных в коррупции. А у нас чиновникам впору рисовать звездочки на капотах по числу сбитых пешеходов — на карьерах это не отражается.
Можно сколько угодно мечтать жечь глаголом сердца избирателей, но на их очерствевший разум не действуют даже числительные. Армия бюджетников даже не понимает, что их зарплата уменьшается налогами вдвое перед тем, как они ее получают в кассе на руки. Может если бы они сами каждый месяц относили в налоговую положенную государству половину «кровных» — в их сознании что-нибудь бы да и «щелкало». И понимали бы они, что кроется за «нецелевым расходованием средств» и «завышенной тендерной стоимостью». Но не понесут. И потому не поймут. А потому — снова проголосуют.
Да и глаголом не всегда получается. Диктатура формата (чужое мнение свято, собственное греховно) делает журналиста подставкой под микрофон. Цензура становится изящнее: «Не звони этому идиоту Ковальски, он фрик». В чести «эксперты» и цифры, хотя реальность дана нам в ощущениях, и как цифрами выразить ощущение полной ж…, не очень понятно. А медиазагонов для публицистики с каждым годом все меньше.
Выбор в нашей профессии в чем-то сродни дилемме между участью проститутки и юродивого. Потолок? Второе лицо редакции (первое обычно аффилировано). Доход? От $300 в глубинке до $10 тыс в столице. Машину купить можно. Квартиру теоретически тоже. А вот объявления о продаже самоуважения мне еще не встречались.
Мне, наверное, стоило бы посоветовать парню не валять дурака и идти на филфак. Или куда-то еще, где он получит образование, а не набор бесполезных навыков. Убедить его не думать о журналистке вовсе, чтобы не портить нервы, здоровье и веру в людей. Но я этого не сделаю. Потому что глубоко во мне неистребим иррациональный оптимизм, который заставляет верить в торжество добра и здравого смысла. Хотя сам я, хоть убей, не смогу объяснить значение этих слов будущему коллеге. Но я найду слова. Пусть только он потом на меня не сердится.
Павел КАЗАРИН
Источник: http://www.rosbalt.ru