Посвящается памяти юной разведчицы Алиме Абденановой, отдавшей жизнь в Великой Отечественной войне против немецко-фашистских захватчиков.
ЗЕМЛЯ В ОГНЕ
Поэма
Алиме, Алиме,
я не знаю покоя.
Бьются в сердце,
как волны,
строка за строкою.
Тяжелеет перо моё.
Слово горчит.
Это дымные,
солью пропахшие воды
бьются в чёрную ночь
сорок третьего года.
Это память, как пепел,
мне в сердце стучит.
1
В эту ночь
над землёю,
врагом осквернённой,
над спалённой травой
над деревней спалённой
высоко в облаках
прогудел самолёт.
Над степями Ойсунскими,
мглою окутан,
проскользил парашюта
чуть видимый купол.
И назад
повёл самолёт свой
пилот.
Над полночною степью
взлетают ракеты.
И сияют холмы
от слепящего света.
Пулемётные трассы
гуляют во мгле.
Но ведомая долгом своим
и отвагой,
по горящей траве,
по изрытым оврагам,
по земле своей милой
ползёт Алиме.
Не по этим ли травам
с подругами вместе
шла она,
распевая
весёлые песни?
А сегодня
по ним же
так трудно ползти.
Сердце
в землю
стучит.
И душа замирает.
Только слышит,
как шепчут ей травы, сгорая:
-Отомсти!
-Отомсти!
-Отомсти!
-Отомсти!
2
Там,
где нет уже птиц
на сожжённых деревьях,
смотрит окнами в ночь
небольшая деревня.
Только жизни в них
нет.
Только света в них
нет.
Притулился к окраине
домик знакомый.
Доползи, Алиме
хоть до этого дома.
Там твой дядя весёлый
угрюм стал
и сед.
Доползла Алиме.
И неслышною тенью
поднялась
Алиме
по родимым ступеням.
С тихим скрипом
в ночи
отворяется дверь.
Дядя стал стариком.
Он её обнимает.
И деревня родная
её укрывает.
И пощады
фашистам
не будет теперь.
3
Та деревня богатой была
и счастливой.
Ныне
домики жмутся к земле
сиротливо.
Невесёлые лица.
Засовы.
Замки.
Чуть стемнеет —
никто из домов не выходит.
Только ветер
пустынною улицей
бродит.
Да подковами
в землю
стучат сапоги.
Точно веки
на окна опущены кровли.
Сколько пролито слёз!
Сколько пролито
крови!
Сколько ранних морщин
появилось на лбу
у шестнадцатилетних,
у семнадцатилетних!
И у взрослых они
стали много заметней.
Их пора,
Алиме,
подымать на борьбу.
Собрались они
тайно
у деда Баттала.
Их сперва было мало.
Но это — начало.
Так от искры
заходится пламя костра.
За неделей
неделя.
За месяцем
месяц.
К пятерым — ещё пять.
К десяти — ещё десять.
Боевое подполье.
За дело!
Пора!
4
Застучали подковы.
Захлопали двери.
Всполошилось
горящее логово зверя.
Знает он —
сам собой не возникнет пожар.
И грохочут
от взрывов
ночные утёсы.
И грохочут
в ночи
поезда под откосы.
Взрыв за взрывом гремит.
За ударом удар.
А в горах,
в городах
и прибрежных селеньях
появляется девушка
в платье весеннем.
Плещет весело
алый платочек её.
Только там, где пройдёт она,
вскинется пламя,
партизанские пули
свистят над холмами,
и над вражьей могилой
кружит
вороньё.
Там, где кто-то
её
неожиданно встретит,
там машины с солдатами
падают
в реки.
И от мин выгибаются
спины мостов.
Шнур бикфордов
шипит.
Приближение грома.
Плещет пламя над травами
аэродрома.
И солдаты
бегут от горящих винтов.
То пакгауз,
то склад,
то гестапо в дыму.
Длиннокосая девушка
смотрит во тьму.
Хороша её юность.
И гнев её жарок.
На щеках её
ещутся
блики пожаров.
Пусть от злобы в отчаяньи
мечется враг.
Кровь отваги и мести
гуляет по венам.
Алиме,
пред тобой
преклоняя колена,
я в тебе уже вижу
грядущий рейстаг.
5
…Много дней
пролетело с тех пор
над землёю,
над землёю, израненной
прошлой войною,
где и мой не молчал в те года автомат.
И меня выводили
на эти дороги
партизанских отрядов
ночные тревоги.
До сих пор слышу я
голоса тех солдат,
что в бою
за Отчизну великую пали,
что гранитом
и вечною славою стали.
Снег в степях
холодной позёмкою вьётся.
На ветру
вражий флаг
над Отчизною бьётся.
Иванов…
Васфие…
Сейдеддин…
Наджибе…
Вы погибли за правду,
за Родину нашу.
Нет на свете судьбы
ни достойней,
ни краше,
чем погибнуть в святой
и великой борьбе.
Не забыть этих дней
и ночей этих страшных.
Не забыть мне
старушек седых
в Озенбеше,
что сгорели живыми
в закрытых домах.
Слышу крики детей
по оврагам зарытых.
Слышу крик палачей
на допросах
и пытках.
Но не страх
пробуждается в сердце.
Не страх.
Пробуждается
скорбная память
о павших,
о великой победе своей
не узнавших,
не узнавших о счастье
на нашей земле.
Пробуждается гнев.
Пробуждается ярость,
та, что в сердце солдата
навеки осталась,
та, что вечно кипела
в душе Алиме.
6
Над врагом
ещё местью не грянули
грозы.
Полицейский
улыбку кривит
на допросах.
И у виселиц свежих
стоят палачи.
В лагерях
чёрный дым
проползает по трубам.
Разбиваются в кровь
молчаливые губы.
И по тюрьмам
в запорах
грохочут ключи.
Но опять в Алиме
ни сомнений,
ни страха.
Ни петли не боится она,
ни барака.
Дать заданье
она к партизанам спешит.
Только бабка её
провожает в дорогу.
И слезу со щеки
утерев у порога,
— Алиме, осторожней, —
она говорит.
Алиме, осторожней!
По логам звериным
не цветы тебя ждут
и не свист соловьиный.
Ждёт
безмолвье засады
и окрик погонь.
Алиме, осторожней!
Огонь твой священный
из полночных кустов,
из полночных расщелин
погасить постарается
вражий
огонь.
7
Проклинаю предателя,
кем бы он ни был!
Под каким бы подлец
ни родился бы небом,
его имя
достойно
проклятья
в веках.
Пусть неузнанным
чистеньким
ходит на свете.
Пусть умрёт он.
Но даже в мгновение смерти
кровь отчизны
проступит
на подлых руках.
Алиме, Алиме…
По застенкам угрюмым
как светлы
твои думы,
последние думы…
Не о смерти они.
А о жизни они.
О победе,
которая будет не скоро.
Но придёт этот час.
И небесным простором
поплывут
над страною
салюта огни.
А пока, Алиме, продержись.
Продержись!
Ах, как дорого
платят герои
за жизнь!
Но за те поезда,
что легли под откосы,
начинаются страшные муки
допросов.
И железо калёное
бьёт по губам.
Начинается пытка
побоями,
жаждой.
Но в молчании
зубы по-прежнему сжаты.
Как булыжник —
огромный кулак —
по зубам.
Что ты видишь, девчушка,
сознанье теряя?
…По росистой траве
ты бежишь, озорная,
там,
где плещет
прохладной водой
Учан-Су.
Над землёю твоею
цветенье глициний.
Небосвод над рекою
хрустальный и синий.
Брызги солнца висят
И звенят навесу…
Как гестаповец Циммер
дорос её вёл!
Как под нею был холоден
каменный пол!
Соль, белея,
на ранах кровавых
лежала.
В раны прут упирался
калёный
и ржавый.
Но молчал
пересохший от жажды
язык.
Перед смертью своею,
не чувствуя боли,
она видела
парус далёкий
над морем.
Она видела
горный
холодный родник.
Там листок изумрудный
на дне родниковом
был, как брошь к её летнему платью,
приколот.
И мерцала,
мерцала,
мерцала вода.
И касались воды
её жаркие губы.
И звучали
далёкие
медные трубы.
Те, которые ей
не споют
никогда.
8
Отгремела война.
Зарастают цветами
те окопы,
в которых
мы взрослыми стали.
Иногда навещаю я
эти края.
Здесь опять
под плодами
сгибаются ветви.
Дует с моря прохладный
и бархатный ветер.
И, как прежде, прекрасна
Отчизна моя.
Алиме, Алиме…
Где тебя отыщу я?..
Подымусь я
по склону
на гору ночную.
Мне мигнёт с высоты
голубая звезда.
Знаю я, что тебя
не сыскать мне на свете.
Почему же, как прежде,
над берегом — ветер?
Почему же, как прежде,
на море — суда?
Алиме, Алиме…
Я не знаю покоя.
Бьются в сердце,
как волны,
строка за строкою.
Тяжелеет перо моё.
Слово горчит.
Это дымные,
солью пропахшие воды
бьются в чёрную ночь
сорок третьего года.
Это память,
как пепел,
мне в сердце
стучит.
Ташкент — Крым. 1965-70 гг.
Из книги Сеитумера Эминова «ОПАЛЁННЫЕ ВОЛНЫ. Стихи и поэмы».
Краснодарское книжное издательство, 1977
Подготовил к публикации Асан Хуршутов,
г. Ялта
Дополнительные материалы по теме:
Алиме Абденанова — Герой России!