Есть замечательная публикация академика Б.А. Рыбакова о том, как нужно писать крымскую историю. Она не вполне известна по причине своей (не)открытости, последние несколько десятков лет. Вероятно, данная публикация изымалась из библиотек, в послесталинские времена. Вместе с тем, ее принципиальные положения, в закамуфлированном виде, проводились историками вплоть до конца 1980-х годов.
Кто такой Рыбаков, и какое он место занимал в советской исторической науке, мы уже писали. То, что такой гигант советской истории коснулся крымского прошлого, очень показательно.
Работа Рыбакова «Об ошибках в изучении истории Крыма и о задачах дальнейших исследований» наиболее показательна в советской послевоенной рефлексии о Крыме. Она необычна своей кристальной чистотой. Это редкий пример идеологической работы, именно по теоретическим и методологическим исследовательским установкам, именно на крымскую историю. Обратим внимание на наиболее характерные и интересные моменты этой жесткой советской интерпретации крымской истории.
В брошюре Рыбакова необычно следующее.
1. Столичный академик пишет специальную работу по методологии интерпретации региональной истории. Правда, этот регион Крым, из которого не так давно были высланы многочисленные нерусские люди.
2. Еще более необычно, что работа издается в Симферополе. Традиционно работы московских авторов издавались в Москве. В данном случае, сочетание почти парадоксальное. Рыбаков был слишком большим начальником, от исторической науки, чтобы писать региональные работы. Наличие такого текста странновато.
3. Тираж брошюры 800 экземпляров. То есть, по времени издания (1952 год), это почти работа для служебного пользования. Тиражи были, как правило, очень большие. Мелкий тираж — показатель внимания к данной теме, со стороны столичного начальства.
4. Крымская история всегда играла важную роль для российских историков, по причине того, что это регион переосвоения. На момент его присоединения к Российской империи, здесь была государственность иного социо-культурного образования. Именно с этим связано большое количество проблем и вопросов, выходящих далеко за пределы региона. Крымская история носит во многом индикативный характер для всей истории — идеологии российской СКС.
5. Работа Рыбакова явно предназначалась для историков. Это была не работа для широких слоев населения, а для формирования правильной, то есть научной установки на историю Крыма у «армии советских историков». Им нужно было объяснить, как понимать тот или иной вопрос крымской истории. В силу опасности данной тематики и высокой степени неопределенности некоторых вопросов крымской истории новейшего периода времени, нужно было специальное пояснение. Работа Рыбакова выполняла эту задачу.
Примеров работ такого рода не много. Обычно исторические работы метауровня носят более скрытый характер. Высказываемые тезисы в них не столь очевидны. Работа Рыбакова в этом отношении исключение.
Указания товарища Сталина и крымская история
В советский период времени совершенно естественным было исходить, в интерпретации крымской истории, из идеологических документов. Как говорила партия, так и повторяли историки. Рыбаков опирается на труды Сталина. Поскольку у Сталина не было трудов именно по Крыму, то за основу берется интерпретация … языкознания. Казалось бы, связи нет. Но это, только «казалось бы». Как показал Рыбаков, связь прямая.
Рекомендация академика однозначная: «Советским историкам, изучающим прошлое Крыма и Причерноморья, необходимо пересмотреть свои взгляды и методы работы под углом зрения сталинских трудов». Это легко сказать, но сложно сделать. Языкознание, самая ближайшая область сталинских научных увлечений к истории Крыма. Остальные еще дальше. Именно по этой причине Рыбаков пишет тезисы, относительно понимания крымской истории в свете трудов товарища Сталина.
Такого рода примитивное, в своей однозначности, изложение установок на историю Крыма, и указание на труды первого лица государства, как основу понимания региональной истории, есть явление не вполне обычное даже для российской СКС. Советский период, и в особенности послевоенный период времени (1945 — 1980-е годы), был особенным временем. В случае с Крымом, нужно было срочно провести воспитательную работу среди профессиональных историков. Это порождало и некоторую упрощенность, даже по советским меркам.
Вклад в географию
Первое, что отмечает Рыбаков, — тезис относительно географической близости Крыма и Русской равнины. Кстати, в специальной географической литературе, она обычно называется Восточно-европейской равниной. Природа не всегда знает о последней версии государственной границы, проходящей по равнине, и по этой причине не сразу отделяет ее физико-географические характеристики от заграничной части. Историки, в этом отношении, идут впереди природы. Они не только лепят время, но и меняют природу.
Тезис о географической близости Крыма и Русской равнины носит идеологически определенный характер. Говорить относительно близости истории освоения Крыма и русских территорий за исторически значимый промежуток времени нет ни малейшего смысла. Сколь бы много ни генерировалось новинок типа тмутараканского камня, херсонесской присяги и иного, все равно мало что говорит относительно близости истории Руси и Крыма. Тезис о географической близости ставит вопрос несколько по новому.
Рыбаков пишет: «Несмотря на кажущуюся географическую изолированность Крымского полуострова, он, тем не менее, на протяжении всей своей исторической жизни был неразрывно связан с Русской равниной». Основанием для тезиса является то, что некоторые реки имеют устья, которые «сходятся вокруг Крыма». Отрицать это сложно, но и что-то определенное заключить столь же нельзя. Тем более что устья рек не столько «сходятся вокруг Крыма», сколько впадают в Черное и Азовское море, севернее Крымского полуострова.
Тезис о географической близости Крыма и Русской равнины сам по себе не имеет реального значения для исследования истории Крыма. Это чисто идеологическое вступление. Нужно показать несостоятельность Крыма как некоего самостоятельного региона. Обращается внимание на смешение географического и исторического аспектов, в интерпретации Рыбакова. Тезис — преамбула к последующей советской интерпретации истории Крыма.
Диалектика целого и части
После вклада в географию, следует тезис: «Крымский полуостров ни разу в истории не представлял собою какого-либо целостного государства. Или в Крыму было несколько небольших государственных образований, или же весь полуостров, или часть его входили в состав государств, связанных с Восточной Европой».
Далее говорится: «ни одно из исторических явлений в Крыму нельзя рассматривать изолировано, без связи с судьбами не только Северного Причерноморья, но и всей Восточной Европы. История Крыма — неотъемлемая и важная часть истории Восточной Европы».
В идеологической интерпретации крымской истории, со стороны российских историков, данный тезис играет исключительно большое значение.
У него есть два аспекта:
1. Связанность Крыма с некими социо-культурными образованьями,
2. Связанность Крыма именно с Восточной Европой.
Первый аспект верен. Крым никогда, в силу того, что географически это небольшой регион, не мог быть совершенно изолирован от своего окружения. Но, с равным успехом, можно утверждать аналогичное и по множеству иных регионов. Вступать в дискуссии по этому вопросу бессмысленно. Для Рыбакова это только необходимое начало советской концепции освоения Крыма.
Второй аспект откровенно некорректен. Есть большое количество периодов крымской истории, когда его отношения с Восточной Европой, и тем более с Русью, не играли практически никакого значения, ни для одной стороны. Они, может быть, и были, но носили вполне случайный характер. Позднее появились сказки историков. Например, прохождение легендарного «русского фантомаса» Афанасия Никитина, через Кафу, то есть Феодосию. Но даже такие легенды ничего не говорят относительно неких устойчивых связей Руси и Крыма.
В дальнейшем анализе освоения Крыма мы будем детально рассматривать вопрос относительно освоения Крыма, как части варварско-кочевой СКС. Детально будет рассмотрен и вопрос относительно переосвоения Крыма в рамках российской СКС. Сейчас не будем вдаваться в детали. Отметим только, что тезис Рыбакова держится на серьезнейших фальсификациях крымской истории. Строго говоря, это даже не фальсификация, а просто выдумка, удобная в идеологическом отношении. Фальсификация подразумевает определенное искажение реальности, на неких источниках. В данном случае, введен тезис, который подкрепляют не источники, а карательные и идеологические органы.
Тезис о том, что «ни одно из исторических явлений в Крыму нельзя рассматривать изолировано, без связи с судьбами не только Северного Причерноморья, но и всей Восточной Европы. История Крыма — неотъемлемая и важная часть истории Восточной Европы» введен для внутреннего советского употребления. Он критики не выдерживает. Основанием его введения стал новый виток освоения Крыма после высылки нерусского населения в 1944 году.
От Адама и Евы до XXV съезда КПСС
Следующий тезис Рыбакова основан на линейной концепции времени, в ее жестком марксистско-ленинском понимании. Есть поступательное историческое развитие. Есть негативные и позитивные факторы, которые влияют на историческое развитие. Соответственно, есть реакционные, и прогрессивные явления, люди, идеологии, все что угодно. Излишне говорить, что все позитивное связано только с текущим советским пониманием всего. Все негативное с тем, что не соответствует текущему советскому пониманию всего. Рыбаков знает, что есть прогрессивное, а что реакционное.
Пишется: «При изучении истории Крыма необходимо учитывать глубокие внешне исторические факторы, в смысле их влияния на развитие и торможение местных производительных сил. Нужно правильно оценить для развития Крыма таких исторических событий, как греческая колонизация, сложение скифского государства, римская и византийская агрессия, образование русского княжества на территории Крыма (Тмутараканское княжество), завоевания Крыма кочевниками (хазарами, половцами, татарами), захват крымских городов генуэзцами, завоевание Крыма Турцией».
Далее, оценка крымской истории Рыбаковым ведется с точки зрения разделения прогрессивного и регрессивного, внесенного в крымскую историю за последние 2700 лет. Для Рыбакова нет различных культур, нет разнообразия их ценностных установок, меняющихся, кстати, и в зависимости от исторического развития. Есть только однозначное линейное развитие. Оценка прошлого, какое бы оно ни было дальнее, ведется только с узкой точки зрения текущих партийных интересов.
В основании такой оценки четко прослеживаются задачи очередного периода социо-культурной ассимиляции Крыма. Декларировать можно что угодно, но фактические задачи советского послевоенного периода освоения Крыма были связаны именно с ассимиляционными процессами. Эти процессы не стоит связывать только с некими малыми народами Севера или североамериканскими индейцами. Это гораздо более общий процесс. После выселения из Крыма основной массы нерусского крымского населения начинался новый этап ассимиляции территории региона. Под него и формировался новый образ региона, всего его прошлого.
Критиковать столь примитивную и агрессивную точку зрения, как у Рыбакова, очень сложно. Она слишком проста и агрессивна, для научного анализа. Ее можно только прояснить, и понять, с чем она связана. С такой позицией можно (не)согласиться, в зависимости от собственных установок и интересов. Важно отметить и то, что столь примитивные линейные построения есть порождения строго определенных периодов идеологической борьбы СКС, и практических ассимиляционных процессов в Крыму.
После определения неразрывности связи Крыма и Русской равнины, и декларации относительно того, что именно Рыбаков все знает о том, кто прогрессивный, а кто реакционный в истории Крыма за последние 2700 лет, начинается оценка различных исторических периодов крымской истории.
Рыбаков последователен. Народы, оставившие свой след в истории Крыма, оцениваются как прогрессивные или реакционные, якобы с точки зрения работы И.В. Сталина «Марксизм и вопросы языкознания». В реальности, оценка делается с более общих советских интересов. Сталин, со своими упражнениями в языкознании, не имеет отношения к данной интерпретации.
В последующие времена столь однозначная точка зрения стала чем-то неприличным у историков, но неприличность состояла именно в ссылке на Сталина, а не в самом методологическом подходе. Когда выяснилось, при Сталине был «культ личности Сталина». Его заменили другие лица. «Вопросы языкознания» заменили другие, столь же универсальные партийные работы. Методологический принцип историков не изменился.
Невозможно удержаться от сравнения. Академик Рыбаков, в своем понимании времени, подобен Шарикову, с его однозначными и категоричными оценками. Он все знает, и все вопросы решает четко, ясно и, порой, неожиданно. Рыбаков-Шариков кого-то любит и ценит, а кого-то не очень любит, и не очень ценит. Все это очень интересно и по этой причине дадим слово «академику Шарикову».
Пять причин любви к грекам
Любовь чувство деликатное, сложно уловимое, но не для советского историка-академика. Здесь все имеет рациональные советские основания.
1. Рыбаков любит греков.
2. Греки в Крыму Рыбакову нравятся.
3. Греки в Крыму прогрессивные.
«Основание в Крыму городов-полисов эллинскими выселенцами имело большое положительное значение для исторического развития Крыма, так как приобщило его к высокой античной цивилизации. Симбиоз греческих городов и местного населения привел к созданию своеобразной культуры Причерноморья».
В любви к грекам нынешних российских и недавних советских авторов есть общие основания. Почему российским авторам в целом и академику Рыбакову, в частности, нравятся греки? Шарикову нравились слоны и не нравились коты. Рыбакову и советским авторам нравятся греки и не нравятся татары в Крыму. Почему? Выскажем свое предположение. Причин несколько:
1. Вероятно, потому, что греки не татары и очевидно отличаются от татар. Это основная причина, по которой российские авторы любят греков в Крыму, во все времена. Греки есть живое свидетельство того, что Крым не был только татарской территорией.
Важно и интересно, что теоретическая любовь российских авторов к крымским грекам, не избавила последних от систематических практических депортаций со своей родины. Начал Суворов. Закончилось работой НКВД в 1944 году. Любовь в российской СКС — дело суровое, как и добро, которое «должно быть с кулаками». Вполне понятно, что большое добро, должно быть с «большими кулаками». Случай описан советским поэтом.
2. Греки — «выселенцы». Этот казенный партийно-карательный термин, в данном случае, очень важен. Известно где находится родина греков, и понятно, что они не могут претендовать на некие особые права в Крыму. Греки живут в Греции, а не в Крыму. И сколь бы долго греки ни жили в Крыму, для Рыбакова-Шарикова они всегда будут выселенцами — переселенцами. В конечном итоге, так и произошло. Случилось это позднее, и крымским грекам немало помогли в этом отношении.
3. Крымские греки были сильно ассимилированы в российской СКС. Мы любим тех, кто похож на нас. Мы не терпим отличий. Греки, сохраняя свою этническую идентификацию, оказались в целом подвержены ассимиляции. Они легко вписывались в российскую СКС. У греков не было сопротивления ассимиляции, со стороны российской СКС. Первый раз это проявилось в процесс (пере)(вы)селения войсками Суворова крымского христианского населения за пределы Крыма. Это был первый случай насилия, активно способствовавшего ассимиляции. Далее шло примерно в том же духе. Склонность крымских греков к ассимиляции рождает благосклонное отношение к ним российских властей и любовь историков — идеологов.
4. Крымские греки — христиане, и по этой причине рассматриваются как антипод мусульман-татар, даже в атеистические советские времена. Все-таки, «почти свои». В некоторые исторические периоды конфессиональная идентификация играет важную роль. В некоторые времена, она теряет свое значение, но в целом, не исчезает никогда.
5. Греки не претендуют на свой вариант крымской истории. Среди всех этносов, проживавших в Крыму, греки имеют самую длительную региональную историю. Они имели города-полисы, то есть государственность. Но это было давно, и претендовать на нечто самостоятельное, в современные времена, у них нет оснований. Это приятно отличает их от крымских татар, которые все еще не могут забыть о своей прошлой государственности. Их за это пришлось всех даже выслать из Крыма.
Греки, так же, как и Рыбаков, строят крымскую историю по линейным принципам и делают это с антитатарских позиций. Яркий пример связан с работами современного греческого крымского историка Кесмеджи.
Наши скифы
Академику Рыбакову также нравятся скифы. В исторических работах послевоенного периода времени порой даже встречается термин «наши скифы». Они действительно «наши», как это ни странно. Наши, поскольку близки Советской власти идеологически. Это кажется еще более странным, но удивляться не стоит.
Пишется: «Образование в Крыму скифского государства, имевшее большое прогрессивное значение, и усиление местного элемента в полугреческих городах выдвинуло на первое место аборигенные племена Причерноморья, и поэтому внешние силы, которые пытались овладеть Крымом и насильственно оторвать его от Восточной Европы, должны рассматриваться как препятствие в развитии производительных сил полуострова».
Cкифы есть любимый крымский этнос российских и советских авторов. Дело не в стихах А. Блока и его утверждениях, что русские и есть скифы. Дело более серьезно. Причин любви к скифам также много:
1. Oни не крымские татары. Это, скорее, основное. Это общая причина любви к самым различным народам, некоторое историческое время связанным с Крымом. То, что скифы не могли иметь ничего общего с крымскими татарами, вполне понятно. Их разделяет большое историческое время. Но прогрессивность скифов связана именно с тем, что в терминах Рыбакова они есть нечто противоположное татарам.
2. Они жили на данной территории достаточно давно и имели свою государственность. В данном случае, государственность есть плюс, а не минус, как у крымских татар. Вопрос относительно скифской государственности очень неоднозначный, но принято считать, что у них было свое государство.
Относительно государственности в варварско-кочевой СКС появилась и новая точка зрения. Она связана с теорией СКС. Но теоретические научные рассуждения для историков Крыма мало интересны. Более всего, важна идеология. Наличие скифской государственности важно именно в идеологическом отношении. Крымское ханство было не первым государством на территории Крыма, и поэтому татары есть кочевники и пришельцы. Их государственности в Крыму предшествовало государство греков — выселенцев и скифов — местных элементов.
У крымских татар нет оснований претендовать на особые права в Крыму. Они такие же мигранты, как, например, русские переселенцы в Крым, приехавшие сюда из Горьковской области, после Второй мировой войны. Скифскую государственность российские авторы любят, в основном, по этой причине.
Разумеется, исследование вопроса относительно скифской государственности, именно по этой причине, затруднено. Идеологический штамп и вероятность отклонения от него убивают возможность объективного исследования, соотношения государственности греческих колонистов и народов варварско-кочевой СКС в Крыму.
3. Скифы — «местный элемент». Любой местный элемент, только не татарского вида, даже если это черт с рогами или без рогов, будет приветствоваться российскими авторами. Крым, действительно, есть регион периодических миграций. От прежнего доминирующего этноса порой остается только название. Материальные и духовные свидетельства его пребывания на территории Крыма начинают носить полулегендарный характер. Для их исследования нужно быть особенно деликатным и последовательным. Задача сложна и в научном отношении. Но в силу идеологических причин, это как раз и не делается. И без того сложная крымская история сознательно фальсифицируется. Скифы оказались прогрессивным «местным элементом», и поэтому был задан их строго определенный образ. Произошла «позитивная мифологизация» скифов.
Эта же судьба, в определенной степени, распространилась и на крымских татар. Но в данном случае произошла «негативная мифологизация» истории этого народа. Сложно найти в Крыму более «местный элемент», чем крымские татары, но именно поэтому, тщательно выделяются нетатарские «местные элементы» и вводятся жесткие идеологические штампы прошлого. Скифы, среди нетатарских «местных элементов», занимают первое место. Тавры — слишком легендарный народ. Это нечто наподобие кентавров древнегреческой мифологии или чего-то аналогичного. То есть, были — не были, непонятно.
4. Предполагаемый ареал распространения скифов. Рыбаков настаивает на связи Крыма с Восточной Европой. Для него это очень важный идеологический тезис. Скифы имели большой ареал распространения. Выражаясь в терминах теории СКС, ареал распространения скифов был связан с ареалом варварско-кочевой СКС в целом. Для советской идеологии, это очень важно по причине того, что многие, исторически давно освоенные в российской СКС территории, перешли ей от варварско-кочевой. Они были ассимилированы вместе с их населением. То есть, появляется отличная возможность связать Русь с Крымом. Для идеологии послевоенного периода, создававшей образ Крыма без крымских татар, это очень важно.
Вероятно, есть и иные причины любви российских авторов к скифам в целом и скифам в Крыму, в частности. Скифы важны для советской идеологии, и мимо такой темы советский историк Крыма не может пройти.
Посмертная экспроприация экспроприаторов
Рыбакову скифы важны для противопоставления Крыма и римской, византийский и генуэзской «агрессии». Подчеркнем этот странный, в данном случае, термин. Римляне, генуэзцы и византийцы в Крыму рассматриваются им именно как агрессоры.
Попытаемся разобраться в этой странной логике. Это уже, отчасти, паранормальная история. Но объект нашего исследования — академик Рыбаков и его интерпретация крымской истории, поэтому следуем за всеми извилинами его партийной мысли.
Рыбаков настаивает на том, что указанные выше народы есть «внешние силы» в Крыму, и должны рассматриваться как препятствие в развитии производительных сил полуострова.
Утверждение противоречивое и нелогичное. «Внешние силы» или нет, это вопрос для обсуждения, но то, что они могли тормозить развитие «производительных сил» полуострова, бессмыслица. В этом есть явная нелогичность, даже с точки зрения марксизма-ленинизма. Она связана с тем, что скифы были кочевники. Поздние скифы стали вести более оседлый образ жизни, но все равно явно доминировало кочевое животноводство, и связанный с ним образ жизни. Только беднейшая часть скифского населения становилась оседлой. Это было вынужденная мера, и на нее шли от крайней нужды.
Но даже вполне оседлые скифы могли периодически переходить на новые, и достаточно удаленные от Крыма, территории. Среди всех описанных в мировой науке видов оседлого населения, скифы были не самым развитым и не самым оседлым. Кочевники в целом, и кочевники в Крыму, обычно в советской науке, интерпретируются как нечто реакционное. Это связано не только с Крымом. Тезис носит общий, для марксизма-ленинизма, характер.
Римляне, византийцы и генуэзцы не были кочевниками. Это оспаривать никто не станет. Следовательно, с точки зрения производительности и прогрессивности производительных сил, они были на порядок выше скифов. То есть, Рыбаков не прав.
Но так упрощенно рассматривать крымскую категорически историю нельзя. Она вся состоит из специальных случаев. Рыбаковым вводится странный оборот относительно того, что Римская империя, Византийская империя и государство Генуя были в Крыму агрессорами, и присутствовали только для эксплуатации «местного населения». По этой причине они должны рассматриваться как реакционные. То есть, дело не только в абстрактной прогрессивности оседлого населения и отсталости кочевников в целом. Оседлое население также бывает различным. Местные кочевники советскому автору ближе, чем оседлые агрессоры, пришедшие из враждебной Западной Европы, чтобы тормозить развитие производительных сил Крыма с I по XV века.
Рыбаков приказывает советским историкам Крыма понимать ситуацию следующим образом: «Завоевание Крыма большими державами, связанными с ним морскими путями (Рим, Византия), не могло способствовать развитию местных производительных сил, так как Крым рассматривался этими державами, как объект эксплуатации, как стратегический пограничный пункт, как опорная база для военно-дипломатических операций и как рынок рабов, покупаемых у кочевников».
В данном тезисе — приказании букет допущений. Рассмотрим их.
«Большие державы», которые исторически долгое время контактировали с приморскими районами Крыма, и вполне гармонично сочетались с его «местным населением», представленным людьми варварско-кочевой СКС, оцениваются крайне негативно. Причины следующие.
Основная причина в том, что «большие державы» вели политику на социо-культурное освоение Крыма. Их присутствие в Крыму не был кратковременным захватом, кратковременной эксплуатацией. Со стороны Римской империи как государства, унаследовавшего контроль греческих приморских поселений, и со стороны Византийской империи, также во многом унаследовавшей греко-римские приморские поселения, имела место политика систематического освоения территорий. В том числе, и территории Крыма.
Есть гигантское количество источников, дающих информацию о римском и византийском историческом периоде. Казалось бы, здесь не может быть никаких априорных утверждений. Есть многочисленные письменные источники. Возможен их сравнительный, взаимно дополняемый анализ. Есть множество археологических объектов, связанных с Римской и Византийской империей. В том числе, в Крыму. Нужно только вести их исследование, систематизировать данные. Но именно по причине проверяемости и неподконтрольности данного периода освоения Крыма вводится жесткий априорный тезис. Советские историки должны в один голос говорить то, что «рекомендуется» Рыбаковым. Иностранные книжки нечего читать. Занятие вредное во всех отношениях.
Социо-культурные особенности освоения территорий Римской и Византийской империи описаны с позиций теории СКС. Текст не очень обширный, но он дает вполне корректное преставление о том, как интерпретируется теорией СКС процесс освоения периферийных, для этих империй, территорий. Случай с Крымом очень тривиальный. Империи были очень большие, и Крым не был для них чем-то уникальным. На него, в полной мере, распространялся имперский стандарт освоения территорий. Нет малейшего основания говорить относительно уникальности этого региона. В советской же интерпретации, Крым есть совершенно особый случай для римлян, византийцев и генуэзцев.
Рыбаков отчасти поясняет причины негативного отношения к Византии. Оказывается в X — XIII веках роль Византии была «резко отрицательной, так как и император и патриарх стремились оторвать крымские области от связи с Русью, и использовали Крым в качестве стратегического района, откуда можно было направлять удары кочевников на Русь».
Оборот в высшей степени неожиданный. Можно, не без некоторых оснований, говорить о том, что развитие православия на Руси, и в Крыму в частности, было связано именно с Византией. Крещение Руси именно в Крыму, точнее в Херсонесе (Корсуне), а можно сказать и в «нашем Севастополе», есть легенда. Она была введена российскими историками для обоснования прав Российской империи на те границы, которые она имела на конец XVIII века. Но усвоение православия на Руси от Византии есть факт. Об этом Рыбаковым не говорится. Оказывается, Византия пытается оторвать Крым от Руси и делает нечто, в высшей степени, странное — пытается направлять удары кочевников на Русь из Крыма.
В написанное Рыбаковым сложно поверить. Невольно перечитываешь и невольно сопоставляешь даты того, кто и когда существовал. Стоит вспомнить и варяжские походы на Царьград, и многое иное. Получается нечто невероятное. Не станем развивать данное положение. О его запредельной идеологичности и абсурдности говорит многое. Точка зрения теории СКС, как на варварско-кочевую СКС, так и на особенности освоения рассматриваемых территорий, изложена в ряде работ.
Если бы Рим и Византия были ориентированы на кратковременное присутствие в Крыму и не претендовали на свои стандарты освоения крымской территории, то отношение российских авторов к ним было бы более лояльным. Скорее всего, делался бы акцент на нетатарском происхождении эксплуататоров, то есть римлян, византийцев и генуэзцев. Но поскольку были претензии именно на освоение Крыма, по своим социо-культурным стандартам, то пощады ни римлянам, ни византийцам, ни генуэзцам, от советского автора, нет.
Вероятно, есть и иные причины, по которым исторически длительное римско-византийское присутствие в Крыму, не нравилось академику Рыбакову и историкам российской СКС в целом. Но указанной причины вполне достаточно, чтобы объяснить суть неприязни.
Дмитрий Николаенко
Источник: https://hojja-nusreddin.livejournal.com/945431.html