Известный крымовед, этнограф, историк, языковед, критик, фольклорист Энвер Мемет Озенбашлы тридцать лет своей жизни посвятил исследовательской работе, служению своему народу на ниве просвещения, науки, культуры. Соотечественники, поклонники его творчества хорошо знакомы с монографиями, сборниками статей, многочисленными публикациями в газетах, журналах и научных изданиях этого автора.
Недавно увидела свет его новая книга — «Къырымларнынъ башташ язылары. Эпитафии крымцев», которая вводит читателей в интересный мир поэтических эпитафий крымцев, собранных на кладбищах Узбекистана, Крыма, Херсона и Запорожья. Издание содержит ценный материал для фольклористов, историков, этнографов, языковедов и рассчитано для широкого круга читателей, которым небезразлична история и культура Крыма. В связи с этим мы решили задать автору несколько вопросов, касающихся предыстории появления его книг.
— Когда и как пришло решение посвятить свою жизнь исследовательской работе, родному языку, истории и этнографии нашего народа?
— В последнее время, вероятно, с возрастом, меня все больше интересует проблема становления личности — как и почему человек становится, к примеру, поэтом, композитором, журналистом или писателем. Это сложный вопрос, вероятно, такие качества, как целеустремленность, воля, трудолюбие, помогают человеку раскрыть заложенный в нем потенциал. Но конкретно ответ на этот вопрос такой.
В 1960 — 1970-е годы наша семья ежегодно подписывалась на множество различных газет и журналов. Неизменно, каждый год, выписывали журнал «Вокруг света». Помню, как с огромным удовольствием читал любимый журнал, интересовался жизнью, обычаями различных народов, племен. Кроме того, выписывали журналы: «Соединенные Штаты Америки», «Наука и жизнь», в том числе, обязательно, газету на родном языке «Ленин байрагъы», а позже журнал «Йылдыз».
В 1974 году я окончил Самаркандский гидромелиоративный техникум, но специальность техника-гидротехника не очень привлекала меня.
В нашей семье, ближайшем окружении все время велись разговоры о родном селе, истории, природе, прежней жизни на родной земле — в Крыму. Я видел и понимал, что над нашим народом совершено чудовищное преступление. В то время, когда мой отец воевал на фронте, его парализованную мать на глазах у жены и двух несовершеннолетних дочерей, положив на покрывало, забросили в машину, а затем в вагон, и всех вывезли в Узбекистан.
Я стал искать причины — почему, за что над всем народом совершено такое преступное злодеяние и нигде не мог найти вразумительного ответа, так как вся официальная история народа была сфальсифицирована.
Я видел, как с уходом старшего поколения соотечественников — носителей родного языка, обычаев и традиций народа погибает и наша самобытная культура. Прежде всего родной язык, богатый пословицами и поговорками, образными сравнениями, на котором наши родители свободно говорили и выражали свои мысли.
Тогда еще, будучи юношей, я стал записывать воспоминания родителей, близких, чуть позже свидетелей депортации и участников войны с целью зафиксировать на бумаге хотя бы какую-то частицу «живой, устной истории». Это, в основном, касалось истории и событий, происходивших в нашей родной деревне Буюк-Озенбаш, имен и прозвищ уроженцев села, названий кварталов, количества мечетей, школ, микротопонимии села и т.д.
В 1974 — 1976 годах служил в рядах Советской Армии.
— Многие считают годы службы в армии потерянным в жизни временем. Каково ваше мнение?
— Нет, поскольку в армии произошло много событий, повлиявших на мое становление. Ведь тогда любой армейский коллектив был многонациональным. В нашем строительно-техническом батальоне служили выходцы из Средней Азии (узбеки, таджики, русские, киргизы), Кавказа (армяне, азербайджанцы, лезгины). В армии ярко проявляется национальный характер людей. Нас, крымских татар, было около пятнадцати человек, но мы были дружными и сплоченными. Почти все были сержантами, командирами отделений, старшинами рот, так как склонность к воинской службе, видимо, заложена у нас в крови, на генетическом уровне.
Спустя несколько месяцев после присяги я купил транзисторный приемник, прежде всего, чтобы слушать концерты на родном языке, передаваемые из Ташкента. Раз в неделю узбекское радио вело передачи на крымскотатарском языке, в программу концертов включали песни в исполнении Эдие Топчи, Сабрие Эреджеповой, крымскотатарскую инструментальную музыку. Каждую неделю я с нетерпением ждал эти концерты, так как наша музыка меня очень вдохновляла.
По приемнику я также слушал передачи западных радиостанций: «Голос Америки», Би-би-си, «Немецкую волну», иногда передававших программы о крымскотатарском национальном движении. Помню, в одной из таких передач рассказали эпизод из биографии Мустафы Джемилева, который отказался от службы в армии, заявив, что у него отняли родину, которую необходимо защищать.
Тогда у меня промелькнула мысль: «Почему я так не поступил? Мне надо было, при принятии присяги, заявить то же самое». Замполит батальона, под предлогом действующего запрета на прослушивание, несколько раз отбирал приемник, но мне удавалось возвращать его обратно.
На исходе службы я познакомился с земляком — Османом Муртазаевым, окончившим Ташкентский строительный техникум и направленным по распределению на строительство Туямуюнского гидроузла, который строил наш батальон. Осман оказался первым близким мне по духу человеком. Мы, бывало, часами говорили о Крыме, о положении нашего народа. С ним мы пришли к твердому решению, что вместе, он после отработки, а я после окончания службы, вернемся в Крым и любыми путями останемся на родине.
Но, к сожалению, после демобилизации в нашей семье возникли серьезные проблемы и я был вынужден остаться в Узбекистане. А Осман в 1977 году вернулся на родину, в г.Старый Крым, где до сих пор и проживает.
— Как вас встретила гражданка?
— Устроился на работу в СПМК-2 гидротехником, на строительство Каратепинского водохранилища, но все мысли были о родине. Тогда я начал искать участников национального движения. Первым, с кем я познакомился, был Эскендер Абибуллаев. Будучи шофером, он писал на русском языке прекрасные стихи о Крыме.
Летом 1977 года Эскендер-ага и пригласил меня на одну из встреч в его доме, где присутствовали члены самаркандской инициативной группы: И. Асанин, Р. Кадыев, П. Чауш и др. В ней также принимал участие поэт Эскендер Фазыл из Ташкента, рассказавший о поездке и проделанной работе в Москве по «Кассационному заявлению крымских татар».
На следующий день эта же группа, только в расширенном составе (и я в их числе), выехала в поселок Джамбай, так как Э. Фазыл поехал представителем в Москву на средства, собранные в Джамбае, он и отчитался перед джамбайцами. На этой встрече Э. Фазыл, будучи прекрасным оратором, выступил перед собравшимися с отчетом на родном языке. Я был восхищен тем, как он свободно владел родным языком, и понял, что нашел тех, кого искал. С этого дня я практически не пропускал ни одного собрания инициативников.
Тогда в Самаркандской области собирали подписи под «Кассационным заявлением». Обычно инициативники собирались в доме Фатме-апте Языджыевой, Идрис-ага Асанин распределял всем районы города для проведения собраний и сбора подписей. За мною были закреплены: то поселок Хишрау ГЭС, то район улицы Промышленной, за железнодорожным вокзалом, то так называемый Крымторг и район, где я жил. Работа среди наших соотечественников явилась для меня очень хорошей школой жизни.
— В сборе подписей и заключалось ваше участие в национальном движении?
— Конечно нет, но сбор подписей входил в круг обязанностей инициативников. Спустя несколько месяцев, в декабре 1977 года, ко мне домой приехали И.Асанин и Р.Кадыев и предложили срочно выехать представителем народа в Москву. Я дал согласие. Через несколько дней я получил мандат полномочного представителя народа, документы для передачи в Приемную ЦК, 250 рублей на дорогу и проживание.
Взяв на работе отпуск без содержания, я отбыл в Москву. Поселился в одной из гостиниц ВДНХ. В первый день я сдал в Приемную — справочную ЦК КПСС обращения и письма соотечественников, затем каждый день приходил и по телефону звонил инструкторам ЦК КПСС, требуя официального ответа на «Кассационное заявление крымских татар».
После этого заходил в ближайшее почтовое отделение и отправлял телеграммы на имя Генерального секретаря ЦК КПСС Л. Брежнева с протестом по поводу нерешения национального вопроса крымских татар. Во второй половине дня я был свободен и почти ежедневно посещал государственную историческую библиотеку, работая с книгами по истории Крыма и словарями (Будагова и др.).
В эти же дни я передал документы национального движения (обращения, информации) московским диссидентам — внуку писателя Костерина А. Смирнову, а также правозащитнику А.Лавуту. Перед самым Новым годом, так и не получив ответа из ЦК КПСС, но выполнив все, что мне было поручено, я выехал в Крым, чтобы встретиться там с инициативниками, а также навестить родную сестру, с 1976 года проживавшую с семьей без прописки в деревне Джафер-Берди Симферопольского района.
— Чем запомнилась вам эта поездка?
— В Крыму я был дней десять. Увиделся с родственниками, соотечественниками, рассказал о поездке и проделанной работе в Москве, также встретился с крымскими инициативниками (Эбазером Сеитвааповым и др.). Все они находились под жестким прессингом и надзором советских спецслужб. Вернувшись в Самарканд, узнал, что на работе я попал под сокращение. Около трех месяцев я не мог найти себе работу, затем устроился на работу в РСУ-71 штукатуром-маляром.
В мае 1979 года в газете «Ленин байрагъы» была опубликована заметка о том, что планируется проведение семинара для молодых крымскотатарских писателей. Я написал организаторам письмо и получил приглашение на семинар. В Ташкенте, после знакомства с нашими писателями и журналистами, а также студентами отделения крымскотатарской филологии, принял решение поступать на отделение крымскотатарского языка и литературы Ташкентского педагогического института имени Низами.
— Не возникли ли проблемы при поступлении, ведь вы участвовали в национальном движении?
— Я очень опасался, что КГБ будет противодействовать моему поступлению за участие в национальном движении, за поездку в Москву, за передачу документов через диссидентов за границу. Поэтому явился в приемную комиссию в последний день ее работы и сдал документы за два часа до окончания приема документов. Успешно сдал вступительные экзамены и поступил. С началом учебы меня даже избрали старостой группы.
Я знал, что меня обязательно вызовут на допрос в КГБ. Это произошло после окончания первого семестра, в день моего рождения. 20 февраля 1980 года капитан КГБ З. Пулатов прямо из института забрал меня на «собеседование» к А. Свалову, полковнику КГБ, курировавшему национальное движение крымских татар. Допрос длился более пяти часов.
Это тема отдельного разговора, но вкратце можно сказать, что я вышел победителем в этой психологическом бою. В процессе допроса Свалов заявил, что я «подрываю основы государства». Я не отказывался от тех фактов, которые были известны властям (участие в национальном движении, поездка в качестве представителя народа в Москву, издание информации №4 о проделанной работе), но при этом категорически отказался писать объяснительные или ставить подписи и заявил, что в случае каких-либо репрессий в отношении меня я готов на самые крайние меры. Сотрудники советских спецслужб особо рьяно расправлялись с теми, кто передавал информацию за границу, которую затем передавали западные радиостанции.
Все последующие годы учебы КГБ осуществлял надзор за нашим отделением крымскотатарской филологии, но меня на допросы больше не вызывали. Параллельно я окончил двухгодичный университет корреспондентов при Ташкентской областной журналистской организации. По окончании четвертого курса института я успешно прошел стажировку в газете «Ленин байрагъы». Редактор газеты Тимур Дагджи предложил мне работать в газете и одновременно учиться. Мне выдали удостоверение корреспондента «Ленин байрагъы». Но допуска к работе журналиста я так и не дождался.
После окончания учебы в 1984 году нас, молодых специалистов-педагогов, хотели отправить на 2 года на отработку в Мубарек и Бахористан. Там, в Каршинских степях, власти организовывали так называемую «национальную автономию» для крымцев. Мы всем курсом наотрез отказались участвовать в этой авантюре и начали отправлять в ЦК КПСС и другие инстанции телеграммы с протестами. В конце концов нам выдали дипломы и направили всех по месту жительства.
— Какие запоминающиеся события произошли в последующие годы?
— Приехав в Самарканд, начал искать работу в школах, так как в областном отделе народного образования заявили, что вакантных мест нет. И буквально в самый последний день, перед началом учебного процесса, 31 августа, я приехал в школу поселка Хишрау ГЭС.
Директор А. Бурханов, узнав, что я являюсь учителем крымскотатарского языка и литературы, встретил меня с распростертыми объятиями. Дело в том, что прежняя учительница А. Менсеитова вышла в декретный отпуск, и директор накануне учебного года ломал голову, где найти замену.
Таким образом, с 1 сентября я приступил к преподаванию родного языка в 3 — 10 классах. Спустя месяц меня пригласили в Областной институт усовершенствования учителей. Директор института Н.Буранов предложил мне должность методиста крымскотатарского языка. Так, с сентября 1984 года я работал единственным в Узбекистане методистом крымскотатарского языка и, по совместительству, преподавателем родного языка в школе.
В это время написал письмо министру образования Узбекистана о том, что крымскотатарский язык находится в катастрофическом положении, учителя и школьники располагают только двумя учебниками по родному языку, необходимо срочное издание недостающих учебников, пособий и словарей.
С задержкой в месяц руководство все же подписало мое обращение и направило в Ташкент. В ответ мне сообщили, что министерство планирует включить в план работы подготовку учебников и словарей. Тогда я включил в свой план работы в Институте усовершенствования учителей составление русско-крымскотатарского учебного словаря. Работал над словарем ежедневно по нескольку часов. В то время это было самым главным делом моей жизни.
Составление словаря — трудоемкое, кропотливое, но вместе с тем очень увлекательное занятие, занявшее у меня более двух лет. В июне 1987 года, взяв несколько рецензий учителей, получив ходатайство руководства Института усовершенствования с просьбой о включении словаря в план издания, я привез три экземпляра машинописного варианта словаря в Ташкент. Министерство образования, в свою очередь, направило словарь на рецензию на кафедру крымскотатарского языка Ташкентского педагогического института.
Благодаря последующему «содействию» руководства кафедры альма-матер словарь в Ташкенте так и не был издан. После развала СССР Министерство образования Узбекистана приняло следующее решение: «В связи с возвращением крымских татар в Крым, издание словаря считать нецелесообразным».
С 1986 года я начал заниматься антропонимикой — наукой о личных именах, прозвищах, фамилиях. С 1988 года начал выступать на научных конференциях в Самарканде, Казани, Бишкеке и т.д. с сообщениями и докладами по проблемам крымскотатарского языка.
Параллельно участвовал в национальном движении.
— Когда и как вы вернулись на Родину?
— В 1988 году я приехал в Крым и начал искать дом в Симферополе. Вскоре, в первых числах августа, мне удалось найти подходящий дом. Я занял деньги у родственников, заплатил хозяйке, взял документы на дом и вернулся в Самарканд, чтобы уволиться с работы.
11 сентября 1988 года мы вместе с 81-летним отцом вернулись в Крым и поселились в купленном доме. На третий день к нам явился участковый милиционер с двумя понятыми и заявил, что дом куплен незаконно, с нарушением постановления Председателя Совета министров СССР Рыжкова, и потребовал в течение трех суток освободить домовладение. В случае отказа пригрозил возбуждением уголовного дела за нарушение паспортного режима. Я отказался подписывать акт.
Вскоре на меня завели уголовное дело. Я начал заниматься ремонтом и оформлением дома. Меня трижды вызывали в суд Киевского района, но решение так и не выносили. Судебное преследование затянулось и лишь через одиннадцать месяцев мне все же удалось прописаться. Отцу же посчастливилось прожить на родной земле лишь полгода.
В июне 1989 года начала издаваться газета «Достлукъ». Редактор Ш. Рамазанов пригласил меня на работу. Так я стал четвертым сотрудником редакции. Третий номер газеты «Достлукъ» был издан при моем участии. Я предложил Рамазанову публиковать в газете «Русско-крымскотатарский разговорник». С четвертого номера он стал публиковаться и это резко повысило популярность газеты. Спустя два месяца тираж газеты с 3 тысяч поднялся до 19-ти тысяч экземпляров, так как «Достлукъ» покупали представители разных национальностей и по разговорнику изучали наш язык. Однако во время работы в редакции у меня произошло несколько конфликтов с редактором газеты.
С целью увеличения тиража газеты я предлагал часть злободневных, актуальных материалов, касающихся нашей истории и восстановления национальной государственности, публиковать на русском языке, но не нашел поддержки и понимания. Реакция редактора на мои предложения была резко негативной. Вскоре я перевелся на работу внештатным корреспондентом, а тираж газеты «Достлукъ» постепенно упал до 4 тысяч экземпляров.
Запомнилась также работа в Координационном центре по возрождению крымскотатарской культуры, которым руководил Исмет Заатов. Члены Координационного центра несколько раз ездили в Москву в Библиотеку им. Ленина, где нам выделяли дубликаты книг, изданных до войны на родном языке. Также, для комплектования нашей национальной библиотеки, мы ездили в Дагестан и Азербайджан. Следующий, 1991, год также был насыщен событиями: я участвовал в конференции, посвященной проблеме возрождения крымской топонимии, международных конференциях — посвященной 140-летию И. Гаспринского (г. Симферополь), затем в Гагаузии и тюркологической конференции в городе Кайсери (Турция).
В 1992 году в г. Симферополе был издан мой первый словарь — «Къырымтатар адлары. Крымскотатарские имена» тиражом 20 тысяч экземпляров. На сегодняшний день мной издано около 20 книг, словарей, сборников по крымской тематике.
На протяжении 30 с лишним лет я собрал много материалов по нашей истории, фольклору, этнографии, и надеюсь, мне удастся их обработать и опубликовать.
Ибраим АБДУЛЛАЕВ,
Газета «Голос Крыма»
№ 34 (1024) от 23.08.2013 г.