Разночтения в терминологии при обсуждении проблемы этнических земель вызвали наиболее оживленную дискуссию в ходе «круглого стола» «Северный Кавказ: слабое звено или точка опоры», прошедшего в Общественной палате РФ 13 марта 2020.
Известный журналист Максим Шевченко считает, что с правовой точки зрения сам термин «этнические территории» недопустим. Представители «Российского конгресса народов Кавказа» (РКНК) в ответ подчеркивают, что речь идет не о пересмотре административных границ, а о сохранении культурного и языкового пространства того или иного этноса.
Давний и острый вопрос не мог быть решен в формате «круглого стола», однако во время дискуссии обозначились некоторые болезненные точки, которые зачастую обходят вниманием политики. О сохранении этнических территорий в контексте языковой проблемы малых народов BigCaucasus поговорил с одним из участников спора — заместителем председателя исполкома РКНК, экспертом департамента истории и социологии Института изучения Кавказа, татаристики и тюркологии (Берлин/Магдебург, ФРГ) Рамазаном Алпаутом.
– Рамазан, возражая на «круглом столе» Максиму Шевченко, вы сослались на «Европейскую хартию региональных языков и языков меньшинств» и употребили понятие «территориальные языки». Что оно подразумевает? Хартия делает какой-то акцент на привязке языка к территории?
– Вначале хочу пояснить, почему я упомянул хартию. По мнению Шевченко, этнические территории — это некий архаизм. Я же хотел доказать, что в современной Европе привязка этноса к территории становится общей тенденцией, новым трендом. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что хартию ратифицировали уже более 20 европейских стран, в том числе Швеция, Испания, Германия. Что касается терминологии — согласно хартии, языки могут быть «территориальными» и «нетерриториальными». Если этническая группа проживает в стране дисперсно, то есть раздроблено, защиту ее языка обеспечить сложнее, нежели в условиях компактного проживания. Как правило, защита нетерриториальных языков обеспечивается положениями части 2 хартии — по сути, там все сводится к приверженности определенным принципам. А на территориальные языки, помимо части 2, распространяется действие части 3, предлагающей выбор конкретных мер в определенных сферах.
– Почему Россия не ратифицирует хартию, чем это объясняется?
– Да, к сожалению, на территории РФ хартия не действует, хотя наша страна обязалась стать участницей этой конвенции при вступлении в Совет Европы. Позже Россия подписала этот документ, но вот уже больше десяти лет не ратифицирует его. Чиновники придумывают разные аргументы, называя порой довольно странные причины. Например, их не устраивает дифференцированный подход к защите языков. Они утверждают, что если, допустим, государство введет в вузах обучение на некоторых факультетах на кумыкском языке, а, защищая андийский, ограничится воспитанием в детских садах, это станет поводом для судебных исков. Хотя и без хартии существующий подход такой же — дифференцированный. Одно дело защита татарского языка и совсем другое — кумандинского. Но это ведь не становится поводом для судебных разбирательств!
– Взамен Россия предлагает какие-то меры?
– По сути, нет. Чиновники считают, что у нас и без хартии довольно высокий уровень защиты языков. Видимо, поэтому в Калмыкии родным языком владеют, мягко говоря, не все. А в Дагестане уровень лингвистической ассимиляции уже зашкаливает.
– Много ли языков в Дагестане сейчас находится на грани вымирания?
– Языки в этой республике действительно под угрозой — вопрос лишь, в какой степени. Допустим, ситуация с кумыкским и ногайским языками значительно сложнее, чем в практически моноэтничных муниципальных образованиях горских районов. Но в Дагестане есть еще языковая проблема малых народов, которых поглощают их «старшие братья». Скажем, представители андо-цезских народов в школе в качестве родного вынуждены учить аварский. Хотя их языки и относятся к одной, нахско-дагестанской, языковой группе, это объединение очень условное: если представитель андо-цезского народа будет говорить с аварцем на своем языке, тот его не поймет. Из-за бездействия государства этот, по сути, лингвистический конфликт превращается в политический.
– Окружение родственных языков создает какую-то дополнительную угрозу для сохранения вымирающего языка?
– Важно избежать чрезмерного доминирования более сильного языка. Хартия в таких случаях предлагает реализацию определенных мер для конкретного языка, в соответствии с его потребностями и функциональной готовностью. Предположим, закрепить андийский язык в андийских аулах как язык обучения в начальной школе, а аварский язык ограничить территорией расселения аварцев. Здесь можно привести в пример Испанию, где на определенных территориях испанский язык не доминирует над каталонским, хотя они и родственные.
– Предусматривает ли хартия возможность пересмотра административных границ для сохранения ареала носителей вымирающего языка?
– Пересматривать административные границы совсем необязательно, и хартия не предусматривает таких мер. Чеченский язык в Чечне и Ауховском районе Дагестана могут быть защищены на одинаковом уровне.
– Много ли шансов на возвращение у практически уже мертвых языков? Оправдывает ли себя борьба за их сохранение?
– Почти во всех странах, ратифицировавших хартию, наблюдается рост количества носителей исчезающих языков. Кроме того, происходит развитие этих языков, так как они начинают осваивать новые сферы, а значит, и развиваться лексически.
Источник: https://mail.google.com/mail/u/0/#inbox/FMfcgxwHMGBFrjXwzZSBGDvGZSWNdgSK