Языковой суверенитет чувашской нации

Post navigation

Языковой суверенитет чувашской нации

Понятие «языкового суверенитета» является принятым в терминологии современной социолингвистики, также его можно встретить в публицистическом дискурсе, в дискуссиях относительно языковых проблем ведущихся в СМИ. У того или иного государственного образования (субъекта) может не быть экономического суверенитета (нынешний кризис ярко продемонстрировал это), политического, но культурный и языковой суверенитет должен быть — иначе нет народа, нет нации.

Приведем определение: «Языковой суверенитет нации/личности совокупность прав народов и личности на сохранение и всестороннее развитие родного языка, свободу выбора и использование языка общения». Системно это понятие-термин связано с такими терминами как «языковые права личности, языковые права народа, языковая политика».

Если исходить из понимания национального суверенитета в международном праве («национальный суверенитет есть политико-правовое свойство нации (народа), в силу которого она путем свободного волеизъявления самостоятельно определяет свой политический статус и осуществляет свое экономическое, социальное и культурное развитие на основе неотъемлемого права на самоопределение…»), то языковой суверенитет является частью этого более широкого понятия, а более точно «объектом национального суверенитета , определенным социальным благом, имеющим общенациональную значимость и ценность». Базовыми документами здесь являются Международный Пакт ООН о гражданских и политических правах и Международный Пакт ООН об экономических, социальных и культурных правах, принятых 16 декабря 1966 г., которые провозглашают, что «Все народы имеют право на самоопределение. В силу этого права они свободно устанавливают свой политический статус и свободно обеспечивают свое экономическое, социальное и культурное развитие» (статья 1, п.1). Позднее это было подтверждено в резолюции 41/128 Генеральной Ассамблеи ООН относительно Декларации о праве на развитие (от 4 декабря 1986 г.): «…напоминая далее о праве народов осуществлять согласно соответствующим положениям обоих Международных Пактов о правах человека, свой полный и всецелый суверенитет над всеми своими природными богатствами и ресурсами». Можно возразить, что язык это не природное богатство, но он нам дан от Бога и потому на него также распространяется национальный суверенитет чувашского народа.

В Законе Чувашской Республики «О языках в Чувашской Республике», как в первой редакции от 27 октября 1990 г., так и в последней по времени (от 25 ноября 2003 г.), к сожаленью, нет такого понятия как языковой суверенитет. Между тем, «Декларация о языках народов России», принятая Верховным Советом РСФСР 25 октября 1991 г., «признает языковой суверенитет каждого народа и личности» и заявляет «высокое предназначение языка в исторических судьбах каждого народа, определяя его как неповторимое явление общечеловеческой культуры». Статья 2 Закона РСФСР «О языках народов РСФСР» называлась «Государственные гарантии языкового суверенитета народов и личности» и в пункте 1 определяла языковой суверенитет также как в Словаре социолингвистических терминов. Далее в пункте 2 было записано: «На территории РСФСР государством гарантируется языковой суверенитет каждого народа независимо от его численности и правового положения и языковой суверенитет личности независимо от происхождения человека, его социального и имущественного положения, расовой и национальной принадлежности, пола, образования, отношения к религии и места проживания». То есть, этим самым государство (федеральная власть) гарантировало права и свободы народов и личности, что было вполне демократично. Пункт 3 закреплял: «Языковой суверенитет народов и личности охраняется законом». Правда, позднее некоторые, в том числе и из числа разработчиков первого варианта Закона, стали видеть в нем «воздействие социолингвистического романтизма». Отступление от романтических устремлений и по сути дела от по началу заявленных демократических принципов, охранительно-консервативную ревизию мы видим в редакции Закона о языках народов Российской Федерации от 24.07.1998 №126-ФЗ, от11.12.2002 №165-ФЗ. Языковой суверенитет здесь заменен на принцип «равноправия языков народов», а для личности гарантируется «свободный выбор языка общения, воспитания, обучения и творчества». Понятно, что такого рода замены и коррективы меняют и суть закона, а не только его букву.

Тем не менее, статья 4 (в обеих редакциях) гласит, что «органы законодательной, исполнительной и судебной власти Российской Федерации гарантируют и обеспечивают социальную, экономическую и юридическую защиту всех языков народов Российской Федерации» (пункт 1).

В свое время понятие «суверенитет» стало красной тряпкой для власть предержащих и они в своих публичных выступлениях, через СМИ приложили немало усилий, чтобы его дискредитировать. В то же время оно вполне законно с политически-правовой точки зрения, подкреплено формулировками в международных актах разного уровня. Литовский философ и политик времени перестройки Арвидас Юозайтис определял его так: «Суверенитет является как бы синтезирующей силой во всей политической культуре. Он объединяет в одно целое рациональное самосознание и здравый смысл и определяет пространство, в котором и во имя которого человеку стоит жить. Это пространство — воля народа, всей нации (…) Суверенитет — высшие права всей нации, а не отдельного ее класса или группы правителей». И одним из приоритетных, священных прав является право на язык. Вильгельм фон Гумбольдт (1767-1835), великий философ языка, основоположник современного теоретического языкознания , считая язык «мыслящей и в мышлении творящей силой», а также «созданием народного языкового сознания (nationeller Sprachsinn)» писал так: «…Язык не является произвольным творением отдельного человека, а принадлежит всегда целому народу; позднейшие поколения получают его от поколений минувших (…) Духовное своеобразие языка и строение языка народа настолько глубоко проникают друг в друга, что, коль скоро существует одно, другое можно вывести из него. Умственная деятельность и язык способствуют созданию только таких форм, которые могут удовлетворить их обоих. Язык есть как бы внешнее проявление духа народа; язык народа есть его дух, и дух народа есть его язык — трудно себе представить что-либо более тождественное».

На конституционном уровне всем народам Российской Федерации также гарантировано «право на сохранение родного языка, создание условий для его изучения и развития» (статья 68, ч. 3). В статье 26 (ч. 2) подтверждается: «Каждый имеет право на пользование родным языком, на свободный выбор языка общения, воспитания, обучения и творчества».

Зададимся все же вопросом, может ли быть достигнуто заявленное равноправие языков? Сам принцип равноправия языков представляется нам нереалистичным, потому как каждый язык имеет свою историю, представляет свою этнокультурную и письменную традицию. Языки России гетерогенны, имеют разную типологию, неравны в функциональном отношении (обслуживают разные коммуникативные сферы и даже в пределах одной, скажем, сферы СМИ, их «вес» и мощность будут неравноценны). Языковые ситуации регионов или в отдельных субъектах Российской Федерации также явно неодинаковы.

Л.Н. Васильева пишет: «…реального правового равноправия языков вряд ли можно достичь» и предлагает рассматривать «равноправие языков скорее как принцип национальной политики… «принцип равных возможностей» — такую правовую ситуацию, при которой созданы условия (в том числе и законодательного характера) для функционирования разных национальных языков в государстве без ущерба для пользования ими носителями других национальных (родных) языков».

«Равные возможности» звучит заманчиво и, действительно, мы имеем законодательную базу как на федеральном, так и республиканском уровнях (Закон Чувашской Республики «О языках в Чувашской Республике»). Но ввиду низкого уровня правового сознания и политической культуры в целом, да и национального самосознания, как раз у с л о в и я для объемлющей и всесторонней реализации законов о языках не возникают. То есть, никаких равных возможностей нет тоже. Поэтому мы полагаем, что «я з ы к о в о й с у в е р е н и т е т чувашской нации» должен оставаться нашим ориентиром как в метафизике нашего научно-теоретического размышления о будущем чувашского языка, так и в конкретной общественно-языковой практике.

Языковой суверенитет, также как и любой вид суверенитета — политический ,экономический, культурный — обеспечивается проведением четко выверенной политики языковой в данном случае), то есть применением мер сознательного воздействия власти — всех трех ее ветвей и гражданского общества на языковую ситуацию и ее составляющие (чувашский литературный язык и его функциональные стили, территориальные и социальные диалекты) расширение общественных функций и, соответственно, коммуникативных сфер чувашского языка, внедрение языка в новую среду (Internet, реклама, кино — , видео — и аудиопродукция). Собственно говоря, именно это имеется в виду, когда в законе говорится о социальной защите языка (ов): «Социальная защита языков предусматривает проведение научно обоснованной политики, направленной на сохранение, развитие и изучение всех языков народов Российской Федерации на территории Российской Федерации» (Закон ЧР, статья 3,п.4, Закон РФ, статья 4, п.2).

При этом возникает ряд проблем, без выработки отношения к которым проведение языковой политики представляется нам малоэффективным предприятием.

Как соотносятся между собой языковой суверенитет чувашской нации и территория, на которой проживают чуваши в России и отчасти в СНГ? Охватывает ли языковой суверенитет всю территорию проживания чувашей, более или менее компактно расселившихся в Урало-Поволжье — Чувашская Республика (в аспекте новой истории ХХ века «ядро» нации, чувашская метрополия) и чувашская диаспора (Республики Башкортостан, Татарстан, Ульяновская, Самарская, Пензенская, Оренбургская области плюс дисперсно проживающие чувашские этнические группы чуть ли не в каждом субъекте федерации, а также в двух мегаполисах — Москве и Санкт-Петербурге) ? Можно ли считать н а ц и о н а л ь н о й т е р р и т о р и е й чувашей в качестве объекта национального суверенитета Урало-Поволжье, не взирая на административные границы, с учетом того, что это в прошлом исконные (булгарские) исторические земли? Национальное самосознание и духовное единство народа на этой территории пока не утрачены и существование чувашского языка продолжается, хотя язык и несет значительные потери. В 20-30-е годы Казань, Уфа, Симбирск, Самара были центрами культурно-просветительского притяжения чувашского населения.

Такая точка зрения находит поддержку в Европейской Хартии о региональных языках и языках меньшинств, в которой дается такое определение: «… под термином «территория , на которой используется региональный язык или язык меньшинства» понимается географическое пространство, на котором этот язык служит средством общения достаточного количества лиц, чтобы оправдать принятие различных мер по защите и развитию языка, предусмотренных настоящей Хартией» (статья 1, пункт б)). Хартия требует, чтобы государство строило свою политику, свое законодательство и свою практическую деятельность, исходя из признания этих языков «средством выражения культурного достояния» и на основе принципа «соблюдения географического пространства каждого регионального языка или языка меньшинства, следя за тем, чтобы уже существующее или возможное в будущем административное деление не создавало препятствий для развития этого регионального языка или языка меньшинства» (Статья 7, пункт б)).

Если мы говорим о языковом существовании, понимая его как целенаправленную человеческую деятельность, одну из форм общечеловеческой экзистенции, то термин «географическое пространство» из вышеприведенных дефиниций мы бы предпочли заменить на «жизненное пространство (Lebensraum) языка», в котором и только в котором могут реализовываться языковые права народа и личности, то есть языковой суверенитет.

При этом, естественно, наши возможности и полномочия ограничены территорией Чувашской Республики, национально-государственного образования. В рамках действия Закона ЧР «О языках в чувашской Республике» и исполнения Республиканской прораммы по реализации Закона Чувашской Республики «О языках в Чувашской Республике» на 2003-2007 годы и на период до 2012 года (от 6 декабря 2002 г. № 314, с изменениями от 28 марта 2003 г.). Следовательно, возникает проблема вторая (вытекающая из первой). Чтобы распространить языковой суверенитет на все жизненное пространство чувашского языка нужно выходить с инициативами на федеральные органы власти, правительство Российской Федерации, потому как именно последнее согласно статье 7, п.1 федерального закона о языках «разрабатывает федеральные целевые программы сохранения, изучения и развития языков народов Российской Федерации и осуществляет меры по реализации таких программ». Но таких программ до сих пор пока не было видно. Припоминаю, что где-то в году 93-м был разослан проект концепции Государственной программы по сохранению и развитию языков народов Российской Федерации, но он, очевидно, так и остался пылиться в ящиках чиновничьих столов. В этой концепции содержалось много здравых и рациональных идей, в частности, было прописано: «Формирование политики в сфере образования является неотъемлемой частью общей национально-языковой политики государства. В Российской Федерации основной задачей в области образования с точки зрения сохранения и развития языков является формирование национальных систем образования». Вместо этого принимается Закон № 309-ФЗ «О внесении изменений в некоторые законодательные акты Российской Федерации в части изменения понятия и структуры государственного образовательного стандарта», которым по сути уничтожаются даже те зачатки национальных систем образования, которые худо-бедно начали формироваться в последние 10-15 лет. Между тем статья 7 федерального закона обещала и обещает (ведь закон действует!?) очень многое: «В программах сохранения, изучения и развития языков народов Российской Федерации предусматриваются обеспечение функционирования русского языка как государственного языка Российской Федерации, государственных языков республик и иных языков народов Российской Федерации, содействие изданию литературы на языках народов Российской Федерации, финансирование научных исследований в области сохранения, изучения и развития языков народов Российской Федерации, создание условий для распространения через средства массовой информации сообщений и материалов на языках народов Российской Федерации, подготовка специалистов в указанной области, совершенствование системы образования в целях развития языков народов Российской Федерации и иные меры». Финансирование на исполнение подобных программ поступает из федерального сюжета, региональных из бюджетов субъектов Российской Федерации (статья 7, п. 2). И опять же буква закона остается лишь благим намерением: нет программ, нет содействия, нет финансирования, нет деятельности по созданию условий, нет подготовки… О совершенствовании системы образования после принятия закона № 309-ФЗ не приходится и говорить. Министерству образования РФ и аналогичным ведомствам республик вместо бессмысленной унификации и упрощения системы следовало бы подумать о многоуровневой с тем, чтобы на каждом уровне образования — начальном, неполном среднем, полном общеобразовательном, среднем специальном (музыка, танец, изобразительное и декоративно-прикладные искусства, дизайн и др.), частично высшем — полноценно функционировали национальные (родные) языки и преподавались национальные виды искусств, история народа, что способствовало бы освоению и развитию этнолингвокультурных традиций. Почему-то это уже осознали в Европе, где полиэтничность, многоязычие, мультикультурность это почти норма, а в России хотят вернуться к, казалось бы, забытому имперскому и тоталитарному прошлому. В полной мере это понимание значимости национально-этнической проблематики отражено в документах Совета Европы: Рамочная Конвенция о защите национальных меньшинств, в преамбуле которой четко сказано, «что плюралистическое и подлинно демократическое общество должно не только уважать этническую, культурную, языковую и религиозную самобытность каждого из людей, принадлежащих к национальному меньшинству, но и создавать соответствующие условия, позволяющие им проявлять, сохранять и развивать эту самобытность»; Европейская Хартия о региональных языках и языках меньшинств, где те же принципы и цели сформулированы относительно языков:

«защита исторических региональных языков и языков меньшинств Европы, некоторые из которых могут со временем исчезнуть, способствует сохранению и развитию культурных традиций и культурного достояния Европы»;

«защита и развитие региональных языков меньшинств в различных странах и регионах Европы являются важным вкладом в строительство новой Европы, основанной на принципах демократии и разнообразии культур в рамках национального суверенитета и территориальной целостности».

Так как Европейская Хартия предусматривает обеспечение возможностей для сохранения, функционирования, распространения и развития национальных языков независимо от численности их носителей в значительно большем объеме, чем российский Закон о языках народов Российской Федерации, то среди социолингвистов все шире распространяется мнение о приоритете этого документа Совета Европы.

При переходе на европейские нормы языковой суверенитет из чисто правового и теоретического понятия, станет плоскостью конкретных дел и решений на пользу национальных языков России.

А.П. ХУЗАНГАЙ,

Чувашский государственный институт гуманитарных наук

Похожие материалы

Ретроспектива дня