400 лет назад Москву и Россию, по сути, спасли два человека — Кузьма Минин и Дмитрий Пожарский. Подвиг их велик тем, что при полном разложении и предательстве центральной власти они смогли не только организовать народ на борьбу с интервентами, но и вообще решить судьбу страны на 300 лет вперед. Как же все это было и почему в Москве даже памятник народным героям не реставрируют?

Сбор денег на памятник Минину и Пожарскому, героям 1612 года — переломного года Великой смуты, едва не уничтожившей русскую цивилизацию, активизировался в 1814 году, когда наши предки изгнали вон Наполеона и его посрамленную армию.

В будущем монументе народ видел символ главной своей победы — очередной победы над Западом. Потомки героев 1612 года хотели в бронзе увековечить память о спасителях Руси от польско-литовских захватчиков и заодно напомнить императору Александру I и аристократической элите, кто уберег Отечество в «дни Бородина».

Но когда памятник наконец установили, сам Александр Пушкин резко раскритиковал надпись: «Гражданину Минину и князю Пожарскому, благодарная Россия, лета 1818 г.».

«Надпись гражданину Минину, конечно, не удовлетворительна: он для нас или мещанин Косма Минин по прозванию Сухорукой, или, наконец, Кузьма Минин, выборный человек от всего Московского государства, как назван он в грамоте об избрании Михаила Федоровича Романова. Все это не худо было бы знать, так же как имя и отчество князя Пожарского», — писал гений. По воле провидения гражданин и князь в крещении носили одно имя — Косма, данное им в честь святого бессребреника и чудотворца. В православной традиции оно считается главным.

Но составителей подписи именно то и смущало, что Минин — простолюдин и был до подвига обычным торговцем мясом.

Почему же Минин и Пожарский стали опасны для властей предержащих на все времена? Главный их подвиг — действуя заодно, они восстановили на Руси легитимную власть. А в истории русской цивилизации этот болезненный для большевиков и нынешних либералов вопрос был и остается первостепенным. Что хорошо иллюстрируют численность несогласных с итогами выборов в Госдуму и готовность отнюдь неголодных масс выйти на улицу даже по зову удальцовых с навальными.

Ситуация по отношению к героям могла смениться в 1937 году. К очередному юбилею была написана опера «Минин и Пожарский». Сталин благосклонно отнесся к этому труду Михаила Булгакова, который мог честно и ярко рассказать и о подвиге народа, и о размахе предательства бояр, и о зверствах продавшихся самозванцам лихих казаков и крестьян, азартно громивших дворянские усадьбы. Но опера так и не увидела сцены. Пустили слух, дескать, музыка плоха.

Причина же в том, что Минин и Пожарский — люди из противоборствующих классов. Это подрывало идею о ведущей роли пролетариата. Тем более, события того времени четко указывали на сходство с революцией 1917 года, которую философы называют «второй смутой». А третью смуту — переворот 1991 — 1993 годов — Россия изживает более 20 лет.

Удачливый самозванец

Историки называют началом смуты время правления первого избранного Земским собором царя Бориса Годунова — бывшего постельничего Ивана Грозного и зятя главного опричника — палача и садиста Малюты Скуратова. Благодаря Борису на Руси впервые появился свой патриарх, и Московское царство получило статус «правопреемницы Византии», но бояре двух знатнейших родов — Шуйских и Романовых — попали в опалу. Они- то и начали мутить народ, называя, кстати, справедливо, правителя коварным отравителем благодетеля Ивана Грозного и сына его — царя Федора Иоанновича, и безжалостным детоубийцей царевича Дмитрия.

На фоне нарождающегося народного недовольства какая-то умная голова и запустила проект внезапного «возрождения» прирожденного государя — царевича Дмитрия.

Фигура Лжедмитрия поистине загадочная. Осведомленность его и образование поражают. Нет никаких сомнений, что вырос он в окружении царской семьи, но родословная Лжедмитрия — до сих пор тайна.

Известно, что по пути из Москвы в Речь Посполитую он некоторое время прожил у запорожских казаков-разбойников, а затем напросился на службу к польскому князю Адаму Вишневецкому. Ему он и выдал легенду, будто является сыном Грозного, тем самым царевичем Дмитрием. Вишневецкий решил спрятать Дмитрия у воеводы Мнишека, где Лжедмитрий влюбился в его дочку Марину Мнишек. Самозванец был настолько убедителен, а ситуация подходящей, что отец и дочь Мнишеки поставили на него свою судьбу и убедили короля Польши Сигизмунда доверить Лжедмитрию войско.

Всего за месяц ему, как царевичу, с радостью покорились жители 11 городов. Русские люди отказывались сражаться с «истинным наследником престола».

Лишь в Новгороде-Северском сын некогда любовника Ивана Грозного — опричника Федора Басманова, воевода Петр Басманов, оказал сопротивление полякам. Но уже через год тот же Басманов изменил присяге и склонил рать присягнуть Лжедмитрию. Этот поступок воеводы-героя окончательно убедил народ в том, что поляков ведет не самозванец, а законный государь Дмитрий Иоаннович.

Тем временем в Москве бояре принялись расчищать место Лжедмитрию на престоле, а себе — около него. В 1605 году от неизвестной болезни внезапно умирает Борис Годунов. Через несколько месяцев бояре убивают и следующего царя, его сына Федора Годунова. Смерть была ужасной. Ему еще живому вырвали половые органы, а потом раздробили голову. Лишь дочь Бориса Годунова, красавицу Ксению, пощадили убийцы — нетронутой оставили в качестве сексуального подарка Лжедмитрию.

Но вскоре московское боярство поняло, что поставило не на того. Убийства царей и измена присяге оказались напрасными. Все хлебные должности достались пришедшим с Лжедмитрием и Мнишеками полякам. Мало того, новый государь захотел освободить от рабства крестьян. Такого ему бояре позволить не могли.

Вскоре монахи «узнали» в царевиче Дмитрии Гришку Отрепьева. А князь Василий Шуйский, который, расследовав пятнадцать лет назад гибель Дмитрия, признал ее самоубийством, а затем, клянясь на иконах, узнал в Лжедмитрии I истинного сына Ивана Грозного, теперь сообщил, что все-таки его первое слово о самоубийстве дороже второго.

Шуйские призвали в Москву 20 тысяч надежных людей, чтобы истребить самозванца. Чернь выволокла из Кремля изуродованное до неузнаваемости тело Лжедмитрия и положила на Лобное место в маскарадной маске и с дудкой во рту, а рядом — волынку, символ Европы в XVI — XVII веках.

В поисках скрывшейся Марины ожесточившийся народ семь часов кряду убивал поляков уже всюду, где находил. Но своекорыстные московские бояре умолили оставить ее в живых. И назначили царем клятвопреступника Василия Шуйского.

Насильственный постриг

Народ Руси не принял запятнавшего себя многочисленными лжесвидетельствами Василия. В провинциях считали нового царя недостойным престола. Поляки и литовцы тут же этим воспользовались. Пустили слух, что на Лобное место чернь вынесла тело не «государя Дмитрия», а какого-то холопа. Внутренние враги Шуйского эту ложь грамотно распространили.

В итоге при Шуйском — четвертом царе за год — самозванцы на Руси стали появляться один за другим. Под их знамена становились целые города, князья, стрельцы и бояре. Все они бессовестно грабили, насиловали и убивали русских людей. Часто своих же родных и соседей. Но самым опасным самозванцем был казак Лжедмитрий II, прозванный «тушинским вором», чьи отряды заблокировали Москву и вырезали все окрестные деревни. В 12 верстах от Москвы в селе Тушино он построил вторую столицу, куда каждодневная гульба привлекла почти 100 тысяч людей, живших праздно развратом и разбоем. Слухи о вновь якобы «чудом спасшемся» щедром царевиче Дмитрии сотрясали страну.

Смута почти достигла своего апогея. И тут на защиту Отчизны встали монахи Троице-Сергиевой лавры: обитель-крепость стояла у дороги, соединявшей Москву с севером и востоком России, и уже год терпела осаду. Решив пристыдить царя, войско, московскую знать, монахи надели на рясы оружие и вступили в неравный бой. Они предпочли погибнуть, но дать неоспоримый знак народу, что он обманут поляками, которые финансируют тушинского вора, чтобы завладеть нашей землей.

И тут Шуйский решился обратиться за помощью к шведам. Пообещал подарить им Новгород в обмен на подавление мятежников. Командование русско-шведской армией принял на себя племянник царя — молодой князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский. Благодарный народ воспрянул духом и освободил от разношерстных банд несколько городов и осажденную Троицкую лавру.

Еще немного, и русская земля была бы очищена от самозванцев, но в Россию вторгся польско-литовский король Сигизмунд III. Он уже осаждал Смоленск, когда Скопин-Шуйский со своим другом-шведом генералом Делагарди помчался в Москву — просить у государя помощи измученному городу. Царь медлит. Предлагает Скопину посоветоваться с его братом, главным московским воеводой Дмитрием Шуйским. На званом обеде в доме Дмитрия князь-герой Михаил выпивает кубок вина и умирает.

Шуйские устранили своего же родственника — ближайшего претендента на власть, а русская армия осталась без признанного лидера. Москва была в ужасе. Воспользовавшись ситуацией, бояре свергают Василия Шуйского и насильственно постригают его в монахи. Тот настолько сильно не хотел идти в священнослужители, что на коленях умолял оставить его «в миру». Не желая брать грех на душу и убивать очередного царя, бояре выдают Шуйского с братьями и семьями королю Сигизмунду. В Варшаве Шуйские приносят присягу королю и доживают свой недолгий век под домашним арестом.

В Москве тем временем образовали временное правительство, получившее название «Семибоярщина». Одной из его задач стала подготовка выборов нового царя. В результате было решено пригласить на престол сына Сигизмунда — королевича Владислава. В доказательство своих намерений бояре впускают польских интервентов в Кремль. С этого момента представители Семибоярщины становятся заложниками. Они выйдут на свободу только через пару лет, когда их — предателей — освободит народное ополчение Минина и Пожарского.

Царские слезы

Но народ-то ничего этого не знал. Он жил жуткими слухами. И видел одно: Россия осталась без царя. Народом никто не управляет, никто о нем не заботится. В это время крымские татары набегами разоряли наш юг. Бывший союзник — шведский генерал Делагарди теперь силой принуждал Новгород выбрать в цари шведского принца Филиппа. Знать и простой люд присягают кто шведам, кто Сигизмунду, кто самозванке Марине Мнишек — коронованной в Кремле патриархом Игнатием, кто атаманам.

Помощь стране пришла из Троице-Сергиевой лавры. Архимандрит Дионисий и Авраамий Палицын составили грамоты с призывом к жителям объединиться против захватчиков и уговорили 200 стрельцов и 50 монастырских слуг «идти на избавление Москвы». Казалось бы, что мог сделать этот крошечный отряд, с которым пошел воевать и Авраамий? Но грамоты написаны были так, что не могли не затронуть сердце русского человека. От деревни к деревне, от церквушки к церквушке, рискуя жизнью, передавали грамоты в дальние города. Так и услышал призыв священников в Нижнем Новгороде Кузьма Минин. Его обращение к землякам история сохранила: «Вера и Отечество наше погибают, но мы можем спасти их. Не пощадим жизни и имущества для избавления Москвы, продадим свои дома, заложим жен и детей своих и выкупим из беды Отечество! Бог благословит наше предприятие».

Это, казалось бы, немыслимое предложение, подкрепленное взносом самого Минина, отдавшего в общественную казну треть своего имущества, первыми поддержали женщины. Из сундуков доставали все, что имело хоть какую-то цену. Знатные дамы несли драгоценности, столовое серебро, золото. Распоряжаться казной доверили Кузьме.

Он был немолод, служил в царских полках и не понаслышке судил о достоинствах многих полководцев. Среди них он выделял князя Дмитрия Пожарского, который год назад был тяжело ранен в боях с польскими захватчиками и теперь залечивал раны в своей деревне в 120 верстах от Нижнего. Ко всему прочему, бояре отлучили его от командования войсками за то, что он не принес присягу польскому королю. К нему-то и отправился Минин с просьбой возглавить ополчение. И уговорил.

Ополчение, чьим лозунгом был «За старую веру, нового царя и свободное Отечество», молниеносно расчистило от разной дряни подступы к Москве и взяло Белокаменную в осаду. 5 ноября 1612 года поляки сдались и покинули Кремль.

Ополченцы хотели выдвинуть на царство князя Пожарского. Но он не прельстился предложением, а одним из первых напомнил боярам-избирателям о человеке, чью власть народ бы счел легитимной. Пожарский предложил Собору избрать царя, имеющего царское происхождение. В плену у Сигизмунда был митрополит Филарет — Федор Никитич Романов, племянник царицы Анастасии, первой жены Ивана Грозного. Он имел полное право на корону, но, как монах, уже не мог им воспользоваться. Зато у него был 16-летний сын.

— Вот кто должен быть царем нашим и по праву рождения, и по праву заслуг его предков, — говорил князь Пожарский. — Пусть будет царем нашим Михаил Романов!

Весть буквально шокировала юного Романова. Князь долго плакал и отказывался надевать шапку Мономаха. Был уверен — не пройдет и месяца, его отравят. Но все обошлось. Династия Романовых правила Россией более трехсот лет.

Максим САМОХИН

Источник: http://www.eg.ru