Крымские корни — утраченные и обретенные

Post navigation

Крымские корни — утраченные и обретенные

Памяти моих родителей — Диляры Булгаковой и 

Ахтема Парпетова — посвящается

Так трудно в прошлом отыскать следы
Событий давних и людей ушедших,
Чтоб приоткрыть завесу дней прошедших
Средь лет минувших череды…

Ирина Шакарян

 

Вместо предисловия

Своего отца я, к сожалению, не помню совсем. А с мамой мне было отведено судьбой только девять лет моей жизни. С годами, наверное, каждый человек, пытаясь переосмыслить свой путь, чувствует острую необходимость вернуться к своим истокам, чтобы понять, плодом какого древа он является.

Диляра Булгакова (стоит) и Катидже КипчакскаяПо материнской линии я принадлежу к крымскотатарскому дворянскому роду Булгаковых.

В 2002 году был проведен телеконкурс «Старейшая симферопольская династия». Древнейший дворянский род Булгаковых-Муфтий-заде на основании архивных документов единогласно был признан старейшей династией Симферополя, ведет он свою историю в крымской столице с ХVIII века.

Известно, что родовое древо Булгаковых-Муфтий-заде содержит фамилии Кантакузиных, Балатуковых, Ширинских, Улановых, Кипчакских, Карамановых, Тайганских, Карашайских.

Мне хотелось бы рассказать о довольно известной личности — моей маме Диляре Булгаковой.

Она была одной из первых участниц движения мусульманок Крыма за права женщин. Рассказать, как судьба дважды свела ее с родом Кипчакских, о ее мужьях, детях и людях, которые сопровождали ее по жизни, о ее педагогической деятельности и о тех тяжелых условиях, в которых она провела свои последние дни.

Я давно намеревался обо всем этом рассказать, но каждый раз по разным причинам приходилось откладывать. Однако желание не оставляло меня. Побудительных мотивов было несколько.

Во-первых, с каждым годом понимание обстановки, в которой родилась и росла Диляра, становится все трудней. Исчезают многие «вещественные свидетельства» — фотографии, документы; уходят люди, живые свидетели, — их почти уже не осталось.

 

До недавнего времени, как мне известно, были всего два человека, которые встречались по жизни с Дилярой Булгаковой, с ее мужьями, детьми и внуками, — это уважаемая Хатидже-ханум Булгакова — дочь Ильяса Кипчакского, которая, к великому сожалению, скончалась 2 июня 2012 года, и я — младший сын Диляры Эльдар.

Во-вторых, желание отыскать людей, которые могли бы дополнить сведения о моем отце, его братьях и моих сестрах — Диляре и Мерьем Парпетовых.

В-третьих, появилась статья Айдына Шемьи-заде: «Женщины в крымскотатарской революции начала ХХ века».

 

Автор с сожалением отмечает, что сегодня о дальнейшей судьбе и жизненном пути многих выдающихся дочерей крымскотатарского народа — лидеров национального движения начала ХХ века — у нас нет информации. И справедливо полагает, что сведения о них, возможно, хранятся в семьях их детей, внуков и правнуков, и обнародование этих сведений позволит увековечить их память. Досадно, что мы не знаем ничего или знаем очень мало о судьбе наших славных соплеменниц!

 

Я полностью согласен с автором, что надо о них говорить в семьях и в школах, искать родственников и потомков национальных героинь.

Вот поэтому я решил обобщить и систематизировать все, что было уже написано, а также, воспользовавшись блестящей памятью уважаемой Хатидже-ханум Булгаковой, восстановить некоторые исторические факты из жизни и деятельности моей мамы и записать воспоминания о временах и событиях, которые оставили след в моей памяти. Представить вниманию общественности уникальные фотографии.

Мне захотелось также рассказать о моем отце Ахтеме Парпетове то, что мне удалось узнать за последнее время; а также о некоторых известных крымских татарах, проживавших в городе Баку, с которыми мне пришлось по жизни общаться и обсуждать проблемы этого многострадального народа.

В моем распоряжении нет достаточного количества документальных источников, позволяющих точно расставить события и факты на временной оси, однако достоверность их не ставится под сомнение. И неважно, были они годом раньше или годом позже.

На одной из фотографий, подаренных мне, была следующая надпись:

«Юный и милый сердцу моему брат мой Эдик! Близится час, когда, оставя отчий дом, начнешь ты нелегкий дальний путь… Не предрекаю поприща твоего, ибо не могу проникнуть в грядущее. Не пророчу тебе славы, ибо призрачна и своенравна слава человеческая. Но верю, что высоким умом и статностью в трудах ты сыщешь свой путь и пойдешь к желаемой цели. И свершая путь свой, вспомни о Нас — спутниках юности своей и помяни словом добрым, деянием похвальным».

Мустафа Чобан-заде, 1952 января 19 дня.

И я решил выполнить наказ старшего брата : вспомнить о спутниках юности моей и помянуть их словом добрым.

Моя мама Диляра Булгакова

Дом Булгаковых в ЯлтеДиляра Алиевна (Али кызы) Булгакова родилась в сентябре примерно 1895 года в деревне Дерекой на окраине Ялты в дворянской семье. Ее отец — помещик, коллежский асессор, крупный землевладелец Али Мурза Булгаков, 1849 года рождения, — был гласным Таврического губернского земского собрания по Евпаторийскому уезду, депутатом Таврического дворянского собрания от Ялтинского уезда.

 

Предводителем дворянства Таврической губернии в то время был коллежский секретарь Сергей Балтозарович Скадовский.

Али Мурза Булгаков был ярким представителем крымскотатарской интеллигенции, принимал активное участие в постановке и решении вопросов религиозного, нравственного, ритуального и просветительского характера. Активно занимался филантропической деятельностью на территории Ялтинского уезда.

 

В 1900 году членам основанного в Ялте благотворительного объединения удалось учредить в память о трехсотлетии царствования Дома Романовых в д. Дерекой профессиональную школу кройки и шитья для бедных татарских женщин, проживающих на Южном берегу Крыма. Здание школы было построено в мавританском стиле по проекту архитектора Н.Тарасова за счет средств Али Мурзы Булгакова, пожертвовавшего на это 12500 рублей. Али Мурза Булгаков был сподвижником Исмаила Гаспринского.

23 ноября 1905 года было создано крымское отделение «Иттифак эль муслимин». Председателем был избран Исмаил Гаспринский. Членами — Мустафа Кипчакский, Али Мурза Булгаков и др. Собрание рекомендовало мусульманам Крыма обращаться за политическими разъяснениями к членам организации: в Симферополе — к Амету Муфтий-заде и Мустафе Кипчакскому, в Евпатории — к Али Мурзе Булгакову. За другими членами организации были закреплены следующие города: Феодосия, Бахчисарай, Ялта и Карасубазар.

У Али Мурзы был двоюродный брат — действительный статский советник Саид-бей Булгаков — предводитель Евпаторийского уездного дворянства, известный меценат, почетный член губернского попечительства детских приютов. Известно, что 16 мая 1916 года, встречая семью императора Николая II в числе высших чиновников Таврической губернии, Саид-бей Булгаков приветствовал императора и преподнес ему хлеб-соль и роскошные букеты государыне и княжнам.

У Саид-бея Булгакова было пятеро детей — Эмине, Решиде, Зияде, Хуршид и Бегадин (будущий муж Хатидже-ханум Кипчакской).

У Али Мурзы Булгакова и его жены Зоре Султан-ханум было четверо детей — Диляра, Бахтияр, Кутлияр и Гульнар.
Все дети Али Мурзы Булгакова получили образование.

Диляра и Бахтияр окончили высшие педагогические курсы. Жизненный путь Диляры был тесно связан с событиями и процессами, происходящими в Крыму, где она жила.

Гульнар умерла до революции. Кутлияр утонул в море возле Судака в 1927 году.

Бахтияр проживал в городе Баку, преподавал в азербайджанской школе русский язык. Он был невоеннообязанный. Говорят, что умер примерно в 1942-1943 годах. Где его похоронили, мне не известно.

В конце ХIХ века Али Мурза Булгаков в Ялте по проекту известного архитектора Н.Краснова построил дом по ул. Екатерининской, 7. Этот дом и до сих пор стоит напротив музея Леси Украинки, открытого в 1991 году к 120-летию поэтессы.

Интересно, что в 1911 году владелицей земель и дома стала Зоре Султан-ханум Булгакова. Это говорит о том, что Али Мурза Булгаков скончался до 1911 года. К маю 1922 года у Зоре Султан-ханум Булгаковой были изъяты земли и этот дом общей площадью 401 квадратный метр.

На улице Екатерининской, 3 и 1 также по проекту архитектора Н. Краснова в 1901 году были построены дом композитора и общественного деятеля А. Спендиарова и гостиница «Санкт-Петербург» (сохранилась частично) С. Шахназарова.

Семья Булгаковых поддерживала прекрасные добрососедские отношения с Александром Афанасьевичем Спендиаровым и его женой Варварой Леонидовной.

Известен такой факт: А. Спендиаров при написании сочинения «Крымский этюд», посвященного Александру Львовичу Бертье-Делагарду, использовал обработку народного напева крымских татар из рукописного сборника крымскотатарских напевов (без текстов), представленного автору в Ялте Дилярой Булгаковой.

Диляра Булгакова, наряду с такими видными участницами национального движения, как Шефика Гаспринская, Зейнеб Амирхан, была одним из лидеров процесса социальной эмансипации крымскотатарских женщин, который начался в конце XIX века. Она принимала непосредственное участие в политической и культурной жизни своего народа. Вместе с Шефикой Гаспринской Диляра Булгакова участвовала в организации в Крыму женских обществ и школ.

Несмотря на молодость, Диляра сумела ощутить жизнь во всей ее широте, увидеть ее достоинства и недостатки, радости и несчастья, печали и раздумья своего народа.

Она стала воплощением идей реформирования народного образования и воспитания интеллигенции в Крыму.

 

Мироощущение Диляры — это прежде всего утверждение прав своего «я» как личности. Известно также, что в Ялте (дер. Дерекой) был создан женский комитет под названием «Ени аят» (Новая жизнь), руководителем которого была Диляра-ханум Булгакова. Комитетом были организованы специальные курсы, на которых, кроме обучения основам грамотности, женщинам объяснялись их права и возможности, читались различные лекции, проводились собрания.

 

Джафер Сейдамет писал в своих «Воспоминаниях»: «Частые и резкие выступления Диляры Булгаковой на собраниях настолько возмущали консервативную часть деревни, что она открыто выражала свое негодование».

 

«Диляра Булгакова отличалась радикальностью феминистических убеждений, она в 1917 г. была избрана членом Ялтинского женского комитета, вместе с Ильхамой Тохтар принимала участие в работе Всероссийского съезда мусульманок, состоявшемся в Казани с 24 по 27 апреля 1917 г. Этот съезд стал важным этапом консолидации и становления идейных основ женского движения».

 

Она также была членом Временного центрального организационного бюро мусульманок России, в которое вошли Гульсум Асфандиярова, Захида Бурнашева, Рауза Чанышева-Султангалиева, Салима Якубова. В начале мая 1917 года Диляра Булгакова была делегатом Всероссийского мусульманского съезда в г. Москве.

Хатидже-ханум Булгакова вспоминала: «В конце 1917 года Диляра вышла замуж за сына Мустафы Кипчакского — Исмаила». Исмаил Кипчакский родился в г.Симферополе в 1885 году.

Это был богатый род, а его глава Мустафа Кипчакский — очень образованный и интеллигентный человек. При советской власти он работал председателем Симферопольского госбанка. Кроме Исмаила у Мустафы Кипчакского был сын Ильяс и дочери Хатидже, Идае, Сафие.

Семья Кипчакских

23 февраля 1919 года у Диляры и Исмаила Кипчакского родился сын, которого в честь деда назвали Мустафой. Брак Диляры и Исмаила продлился недолго.

Вскоре после развода Диляра Булгакова познакомилась в театре с молодым профессором Бекиром Чобан-заде. Красота Диляры и ее интеллект покорили его, и он предложил ей руку и сердце. Они поженились, и она стала Дилярой Чобан-заде.

Бекир Чобан-заде усыновил Мустафу, дал ему свою фамилию и отчество. Эту фамилию и отчество Мустафа носил всю свою жизнь и очень гордился своим приемным отцом.

Диляра разделяла политические взгляды Бекира Чобан-заде. Он часто обсуждал с ней вопросы, связанные с его политической, общественной, научной и педагогической деятельностью, при этом восхищался стройностью ее мыслей и удивлялся не по возрасту приобретенной мудрости. Немалую роль сыграло и то, что Диляра в совершенстве владела, кроме родного, турецким и русским языками.

Весной 1925 года Чобан-заде вместе с Дилярой и Мустафой переезжают в город Баку, куда он был приглашен комиссариатом просвещения Азербайджанской советской республики на работу в качестве профессора кафедры филологии Азербайджанского государственного университета (в Баку они жили по адресу: ул. Кооперативная, дом №3/5).

После развода с Бекиром Чобан-заде (примерно в конце 1928 — начале 1929 года) Диляра носила фамилию Чобан-заде вплоть до середины 1937 года (Бекир Чобан-заде был арестован 27 января 1937 года).

Примерно в середине 1931 года Диляра Чобан-заде выходит замуж за Ахтема Аметовича Парпетова.

В связи с тем, что после освобождения из мест заключения в конце 1930 года Ахтему Парпетову было запрещено проживать в больших городах, они с Дилярой переехали в г.Закаталы Азербайджанской ССР. (Ахтем Парпетов был реабилитирован 17 апреля 1991 года в связи с отсутствием совокупности доказательств, подтверждающих обоснованность привлечения к уголовной ответственности.)

 

Мне ничего не известно о последних годах жизни моего отца. Я был слишком мал, а времена были тяжелые и смутные. Старшие никогда не говорили со мной об этом. Единственное, что сохранилось в памяти, — это фотография отца, всегда стоявшая на письменном столе мамы в нашей квартире. Увы, и она бесследно исчезла.

В начале 1934 года Диляра сняла квартиру на втором этаже частного дома по адресу: г. Баку, Замковский переулок, дом №34. Первое время в этой квартире жили глава семьи мама Диляра, бабушка Зоре, приехавшая из Крыма, и Мустафа, а с 22 мая 1934 года — и я, Эльдар, сын Диляры и Ахтема.

Дом располагался в старой части города, где многие улицы были настолько узки, что не только машинам проехать, людям пройти было трудно. На этих улочках был снят художественный фильм «Бриллиантовая рука».

 

Именно в этой части города находятся такие исторические сооружения, как дворец Ширван-шахов, Девичья башня (Кыз Галасы) и Караван Сарай. В доме, где поселилась Диляра, жили семь семей.

 

Наша квартира состояла из двух смежных комнат, одна из которых была со вторым светом. В маленькой светлой комнате было два больших стенных шкафа, один из которых был забит уникальными книгами. Фанерная перегородка отделяла комнату со вторым светом от соседей. За ней жила семья врача Мамеда Кулиева. Поэтому, наверное, в семье вошло в привычку говорить тихо, никогда не повышать голос.

 

На фанерной перегородке с нашей стороны висела большая политическая карта мира, благодаря которой я надолго запомнил названия столиц и расположение государств на карте. Мама гордилась моими познаниями и не упускала случая в присутствии гостей продемонстрировать мои способности.

В светлой маленькой комнате стояли две кровати, а в другой большой — обитый кожей диван, обеденный стол, очень красивый письменный стол, на котором всегда лежали две книги — Толковый словарь русского языка под редакцией Д.Ушакова и Словарь синонимов русского языка, а также большой мраморный чернильный набор.

 

Две керосинки, на которых готовили еду, стояли на застекленной веранде, а все удобства находились во дворе.

Наш дом всегда был полон гостей. Это были родственники или хорошие знакомые семьи Булгаковых, а также женщины, которые были так или иначе связаны с комитетом «Ени аят» и хорошо знали маму. Они либо приезжали, чтобы обосноваться в Баку, либо следовали на постоянное место жительства — в основном в Среднюю Азию через Каспий до Красноводска или к персидской границе, спасаясь от репрессий и большевистских преследований.

 

Как мне помнится, культура их общения говорила о том, что это были интеллигентные, образованные люди, очевидно, ранее принадлежавшие к богатому сословию. Практически все женщины, гостившие у нас, курили. Гости обычно спали на полу, уступая диван и одну кровать более старшим. Но поражало то, что они были очень благодарны за предоставленные им эти убогие условия проживания. Бабушка Зоре спала рядом с моей кроватью на стульях и толстом шерстяном матрасе. В матрас были зашиты документы на имение и землю, принадлежавшие семье Булгаковых. К сожалению, эти документы пропали в городе Агдаш.

Перед сном бабушка рассказывала мне о том, как они жили в Крыму, о своих детях Диляре, Бахтияре, Кутлияре и Гульнар. Бабушка очень тепло вспоминала о своем муже Али, рассказывала, как он любил ее и своих детей. Я очень сожалею, что в том возрасте не мог хотя бы вкратце записать ее рассказы. А восстановить наши беседы в полном объеме спустя почти семьдесят лет довольно проблематично. Повернуть колесо времени назад, увы, нельзя.

 

С позиции возраста мне представляется, что очень большая часть крымскотатарской интеллигенции отдавала предпочтение г. Баку по следующим причинам :

— это был мусульманский город со всеми знакомыми традициями и обрядами для крымских татар;

— это была столица Азербайджана с большим количеством высших учебных заведений, где в перспективе дети могли получить хорошее образование;

— это был город с развитой промышленной инфраструктурой, и найти здесь работу было гораздо легче, чем в городах Средней Азии.

Во дворе дома, где мы жили, было два больших нежилых подвала. После начала Великой Отечественной войны в г. Баку появились первые беженцы. Две семьи разместили в подвалах нашего дома. Провели свет, жильцы помогли кто чем мог: несли посуду, ведра, наша семья выделила керосинку и примус. Было больно смотреть, как жили эти семьи.

Вспоминая все это сейчас, мне все время кажется, что люди в то время в большинстве своем были куда благороднее и отзывчивее к чужому горю, чем в наше время.

Уже в самом начале войны ночью над небом Баку появились немецкие самолеты-разведчики. В это время по небу гуляли лучи прожекторов, а зенитные орудия вели непрерывный заградительный огонь. На всех улицах были организованы дежурства, и мама с противогазом на плече вместе с жильцами близлежащих домов всю ночь проводила на улице.

В 1934 году Диляра Чобан-заде делает первую робкую попытку начать педагогическую деятельность. Эта попытка оказалась очень успешной. Она начала свою карьеру педагога в средней школе №16 Джапаридзевского района города Баку.

 

Как это ни покажется парадоксальным, ее становление как педагога во многом очевидно определилось полученными навыками организации в Крыму политической и культурной жизни родного народа и это не осталось незамеченным. Она некоторое время проработала завучем в этой школе. В 1935-м ее направили преподавать русский язык и литературу в интернациональной неполной средней школе № 2 Октябрьского района города Баку, где она проработала до 1938 года.

 

Хорошо поставленная речь, прекрасное владение русским языком, большой словарный запас, культура общения, самоорганизованность и любовь к своей профессии позволили ей за короткий промежуток времени стать одним из уважаемых преподавателей г. Баку. Ее ведение уроков завораживало учеников, излагаемый материал сопровождался прекрасными примерами из русской и зарубежной литературы. Она обладала чрезвычайным обаянием: когда начинала говорить, в классе наступала гробовая тишина, глаза учеников были устремлены на нее.

Когда мама уходила из школы №2, директор на прощание сказал ей: «Вы прекрасный педагог и добьетесь больших успехов на этом поприще». Она была отмечена на съезде педагогов г. Баку в 1936 году. Многие ее ученики по завершении учебы еще долгое время приходили навестить маму.

В 1938 году она была переведена во вновь открывшуюся среднюю школу №176 в Октябрьском районе города Баку. Она преподавала русский язык и литературу в 9 и 10 классах.

В 1941 году после собеседования 1 сентября я пошел в школу где преподавала мама, сразу во второй класс. К этому времени я свободно читал, писал и неплохо владел арифметическими вычислениями. Однако в связи с отъездом в октябре 1941 года учебу пришлось прервать.

В первые дни войны в Баку на базе Каспийского высшего военно-морского училища, которое располагалось на Зыхе (район Баку), было открыто военно-морское подготовительное училище. В этом училище Диляра Парпетова преподавала русский язык и литературу.

Но с каждым днем жить становилось все труднее. Зарплаты мамы не хватало на оплату коммунальных услуг и чтобы прокормить семью. Диляра решила уехать из Баку и работать в сельской школе. Она добилась через республиканский отдел народного образования разрешения преподавать русский язык в азербайджанской сельской неполной средней школе в селе Моллакенд Кюрдамирского района. В начале октября 1941 года мама, бабушка и я поселились в Моллакенде в доме, владельцами которого были старые люди Мевсюм-даи и Беим-хала.

Дом состоял из одной прямоугольной комнаты, единственное окно которой выходило во двор. Входная дверь соединяла комнату и двор. В меньшую по ширине стену был встроен очаг, предназначенный для приготовления пищи и отопления. В комнате стояла двухспальная тахта и маленький стол. Туалет во дворе, а вода — в маленькой речушке недалеко от дома. На меня была возложена обязанность собирать хворост для приготовления еды, а зимой и для отопления. Бабушка Зоре готовила для нас еду из тех скудных продуктов, которые были в доме.

Магазинов и базара в селе не было. Мама на следующий день вышла на работу в школу, где уже год отсутствовал педагог русского языка. Всем педагогам правление колхоза начисляло трудодни, а на эти трудодни выдавали различные сельхозпродукты. Тех продуктов едва хватало, чтобы не умереть с голоду.

В школе Диляра сразу была хорошо принята другими преподавателями, этому во многом способствовало то, что она прекрасно владела азербайджанским языком, и многие знали ее как сильного педагога.

Педагогический состав в школе был слабый и, естественно, уровень подготовки учеников — низкий. По многим предметам из-за отсутствия педагогов занятия не проводились. Школу посещало менее 50% учащихся. Вызывать родителей в школу в селе было не принято. Это можно объяснить тем, что все мужское трудоспособное население было призвано в армию. Их места заняли женщины, а детям приходилось помогать по хозяйству.

Директор школы предложил Диляре вести дополнительные уроки азербайджанского языка и литературы в 7-х классах и взять на себя классное руководство в одном из классов.

Каждый день войны приносил новые сюрпризы. Правление колхоза уменьшило количество начисляемых трудодней. Дисциплина в школе с каждым днем ухудшалась. Педагоги из местных жителей зачастую пропускали занятия. По-человечески их можно было понять. Им надо было вести хозяйство, чтобы прокормить своих детей. В окрестностях села росла трава, название которой я подзабыл, ее собирали, варили и ели. Я тоже ее собирал, и бабушка готовила еду. Вареная трава была немного горьковатая, но зато на некоторое время утоляла голод. Местные говорили,что до войны ее никто не ел.

Бабушка так истощала, что еле передвигала ноги, стала невнятно говорить и плохо видеть. Так продолжалось недолго. В один прекрасный день она не проснулась. Это произошло зимой 1942 года. Ее похоронили по мусульманским обрядам на местном кладбище. В этот же день хоронили еще троих, двое из них были дети. Они погибли от голода. На всем кладбище не было ни одного памятника. У изголовья ставили деревянные столбики без всяких надписей.

Весной 1943 года школу закрыли — там разместили воинское подразделение.

Все солдаты были азербайджанцы, офицерский состав — русские. Командование войсковой части часто привлекало маму в качестве переводчика при решении вопросов в правлении колхоза. Председатель колхоза был пожилой угрюмый мужчина, который абсолютно не знал русского языка.

 

Однажды командир части пригласил маму в качестве переводчика при оглашении важного приказа. Командование, видя наше положение, иногда подбрасывало какие-то продукты. В эти дни у нас был праздник. Оставшись без работы, мама поехала на один день в город Кюрдамир и получила назначение в среднюю школу города Агдаш преподавателем русского языка.

В 1943-м мы к началу учебного года приехали в город Агдаш. В поезде познакомились с приятной женщиной, которая в прошлом была преподавателем географии в одной из школ Баку. Она ехала в Агдаш проведать свою дочь. Они подружились с мамой, она навещала нас и иногда подкармливала. Директор школы встретила Диляру очень хорошо. Она пошла нам навстречу и разрешила временно разместиться в одном из пустых классов, пока мама не найдет квартиру.

 

Все эти переезды и скудное питание, очевидно, сказались на состоянии мамы. Ее как будто надломили, глаза ее потухли. Когда перед самым началом учебного года директор сказала маме, что количество классов сократилось, и она не может выделить ей часы, мама расплакалась. Директор, понимая безвыходность нашего положения (денег у нас не было), выделила нам подсобку для жилья, где хранились тряпки, ведра, веники и всякая дребедень.

Полуголодная, она целыми днями лежала в постели на полу, мало разговаривала. К нам пришла попрощаться наша новая знакомая и сказала, что едет обратно в Баку. Мама попросила ее взять меня с собой в Баку и отдать на время Алие, а она, поправившись, приедет за мной. Тогда она, конечно, понимала, что мы никогда уже больше не увидимся.

 

Я помню, когда за мной пришла наша знакомая, у мамы не было сил подняться и попрощаться со мной. Она закрыла глаза и расплакалась. Поезд, на котором мы ехали, прибыл в Баку с большим опозданием. С вокзала всех направили на санобработку, и только после этого мы попали в город.

 

Наша знакомая привела меня прямо в здание Президиума Верховного Совета Азербайджанской ССР. Здесь работала Алие. Было это 23 октября 1943 года. А дней через 10-15 дочь нашей знакомой сообщила своей матери (а она Алие), что моя мама умерла. Ее из школы забрали в морг. Маме не было и пятидесяти лет.

 

Судьба была несправедлива к ней. Она на всю жизнь останется в моей памяти.

 

Эльдар ШАКАРЯН,

г.Полтава

 

Газета «Голос Крыма»
№ 34 (972) от 24.08.12 г.

 

Похожие материалы

Ретроспектива дня