15 ноября 2016 Генассамблея ООН одобрила резолюцию по Крыму, предложенную Украиной. В документе действия России определяются, как аннексия, сама РФ названа страной-оккупантом. Резолюция также осуждает «ущемление прав человека, дискриминационные меры и практику в отношении жителей Крыма» и содержит призыв к российским властям отменить решение Верховного суда от 26 апреля нынешнего года о признании «Меджлиса крымскотатарского народа» экстремистским объединением.
Предложенный проект поддержали 73 государства, 23 — высказались против украинской инициативы, а 76 воздержались. И хотя резолюции Генеральной Ассамблеи (ГА) ООН в отличие от аналогичных документов Совета безопасности имеют рекомендательный, а не обязательный для исполнения характер, их символическое значение не следует преуменьшать. Они фиксируют основные болевые точки сегодняшней международной повестки дня и основные подходы к их «лечению».
Более того, голосования за резолюции по урегулированию территориальных, этнополитических и гражданских конфликтов становятся своеобразными социологическими опросами. Они определяют, какой из имеющихся подходов набирает поддержку большинства стран-членов ООН. Сравнительный же анализ голосований по одной и той же теме (а вопрос о Крыме уже выносился на обсуждение ГА) прекрасно показывает динамику изменений в подходах различных государств.
В данном контексте крайне важно не только зафиксировать «арифметику» на ооновском табло, но и глубже разобраться с мотивацией отдельных стран. Еще более интересной задачей является анализ политических предпочтений в различных региональных контекстах. Такой анализ даст дополнительные штрихи для лучшего понимания не только отношения стран отдельно взятого региона к внешней для него проблеме (в нашем случае Украины), но ее преломления через призму их национальных интересов.
Закавказье в этом плане представляет значительный интерес, прежде всего, как регион, перегруженный этнополитическими конфликтами и конкуренцией различных внешних игроков за влияние в нем. Для Грузии, Армении и Азербайджана события на Украине — это не простое наблюдение за событиями в отдельно взятом государстве. Демонстрационный эффект Крыма и Донбасса оказывал и продолжает оказывать большое влияние на выработку и корректировку внешнеполитических решений в Тбилиси, Ереване и Баку.
Во время ноябрьского голосования три закавказские республики выдали три разные реакции. Если Грузия поддержала украинский проект резолюции, то Армения голосовала против него, а Азербайджан участия в голосовании не принимал. «Особенно болезненно Украина восприняла три голоса — Армения, Казахстан и Белоруссия», — заявила Ирина Геращенко, первый вице-спикер Верховной рады Украины, а также представитель Киева в гуманитарной переговорной подгруппе по урегулированию конфликта в Донбассе.
Но насколько эволюционировала позиция закавказских государств с момента начала украинского кризиса (если за точку отсчета брать «второй Майдан» и изменение статуса Крыма в феврале-марте 2014 года)? Для ответа на этот вопрос необходимо обратиться к итогам голосования за резолюцию 68/262 «Территориальная целостность Украины», принятой 27 марта 2014 года по горячим следам крымского референдума на 80-м пленарном заседании 68-й сессии ГА ООН. Два с половиной года назад документ, осуждающий действия России в Крыму поддержало 100 стран, 58 воздержались и только 11 выступили против предложенного проекта.
Последовательную позицию поддержки линии официального Киева заняла Грузия. И в 2014, и в 2016 году представители Тбилиси проголосовали в поддержку территориальной целостности Украины. Грузия стала одной из первых постсоветских республик, подписавших с украинским государством «Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи» (апрель 1993 года).
С этого момента многое изменилось. Менялись отношения Киева и Тбилиси с Москвой и Западом, приходили и уходили президенты и главы правительств двух стран. Однако неизменным оставался настрой на грузино-украинскую стратегическую кооперацию. Политический класс рассматривал Украину, как потенциально мощного партнера, способного стать противовесом России. В 2014 же году грузинские политики увидели в Крыме своеобразное продолжение историй с Абхазией и Южной Осетией.
Более того, события 2008 года стали ими интерпретироваться, как своеобразная прелюдия или генеральная репетиция того, что произошло впоследствии с Крымом и Донбассом. Эта точка зрения получила значительную поддержку и популярность в США и странах ЕС.
Так, по словам Кори Вэлта, американского эксперта по Кавказу, «если мы рассматриваем войну 2008 года в качестве прелюдии к аннексии Крыма и к гораздо более разрушительному конфликту на Украине, мы будем вынуждены признать, что та война принесла большие геополитические издержки, чем официальные лица США определили в свое время. Издержки, недооцененные на протяжении многих лет».
Не стоит забывать и о внутриполитических факторах. Любой политик в Грузии вне зависимости от партийной принадлежности не сможет воздержаться от высказывания по такой приоритетной для Тбилиси теме, как сепаратизм и территориальная целостность. Такое молчание было бы воспринято, как согласие на утрату Абхазии и Южной Осетии и было бы использовано оппонентами, что называется, «на всю катушку».
Вместе с тем украинский кризис не помешал процессу нормализации (скорее даже, прагматизации) российско-грузинских отношений, пускай и в крайне ограниченном формате. Как бы то ни было, получили продолжение диалог в формате Карасин — Абашидзе (заместитель министра иностранных дел России — специальный представитель премьер- министра Грузии по вопросам взаимоотношений с Россией) и совместное участие сторон в консультациях в Женеве по проблемам безопасности.
Последовательность (правда, с обратным знаком) была продемонстрирована и Арменией. 19 марта 2014 года состоялся телефонный разговор Владимира Путина и Сержа Саргсяна, в ходе которого «собеседники коснулись ситуации, сложившейся после проведения референдума в Крыму, и констатировали, что это является очередным примером реализации права народов на самоопределение путем свободного волеизъявления».
Через два дня, 21 марта в беседе с украинским послом в Ереване эту позицию подтвердил Шаварш Кочарян, заместитель главы МИД Армении, а 27 марта представитель Еревана в ООН проголосовал против резолюции «Территориальная целостность» Украины. Для Армении Крым был воспринят, как возможный паттерн для будущего признания независимости и самоопределения НКР (Нагорно-Карабахской республики). Естественно, было принято во внимание и многолетнее стратегическое взаимодействие Еревана и Москвы.
На армянскую позицию свое влияние оказывала и многолетняя кооперация между Киевом и Баку. Впрочем, этот подход, среди прочего, обеспечил жесткую и однозначную позицию Украины во время апрельской эскалации нынешнего года в Нагорном Карабахе. В те дни только Анкара и Киев четко и недвусмысленно поддержали Азербайджан. Думается, это укрепило Ереван во мнении повторно проголосовать против украинского проекта в ООН.
Что же касается азербайджанской позиции, то здесь мы видим определенную корректировку. Речь, конечно, не о повороте на 180 градусов, но о значительном смягчении изначального подхода. В марте 2014 года во время выступления в связи с принятием в Генассамблее ООН «украинской» резолюции, азербайджанский дипломат Тофик Мусаев заявил о приверженности его страны «основополагающим принципам суверенитета, территориальной целостности и нерушимости международно-признанных границ».
В Баку, как и в Тбилиси, крайне щепетильно относились к проблемам нарушения принципов территориальной целостности. Отсюда и последовательная позиция по непризнанию не только постсоветских де-факто образований, но и Косова. Добавим к этому многолетнее азербайджано-украинское военно-техническое и энергетическое партнерство. И, тем не менее, в Баку теперь уже в отличие от Тбилиси не делали и не делают однозначной ставки на Запад и НАТО, как альтернативы России, предпочитая аккуратное и выверенное балансирование. Баку также не стремится использовать противостояние между РФ и Западом для решения своих проблем.
Опыт Грузии и той же Украины показывает непомерно высокие издержки такого выбора. Кроме того, Азербайджан не хотел бы открытой конфронтации со странами — сопредседателями Минской группы ОБСЕ по нагорно-карабахскому урегулированию, одной из которых является РФ. Это помогает нам объяснить, почему в январе 2015 года на пленарной сессии ПАСЕ (Парламентской Ассамблеи Совета Европы) представители Баку выступили против лишения России права голоса.
Между прочим, Ереван тогда воздержался. В ноябре 2016 года во время нового голосования за проект резолюции по Крыму Азербайджан не голосовал. Таким образом, от своих прежних подходов прикаспийская республика не отказалась, но открыто солидаризироваться с позицией Киева она не захотела. Впрочем, по сравнению с голосованием марта 2014 года Москва получила гораздо лучший результат среди государств постсоветского пространства.
Таким образом, страны Закавказья в очередной раз показали, что между их внешнеполитическими курсами куда больше различий, чем общих черт. И касается это не только вопросов региональной безопасности (и прежде всего, конфликтов), но и отношения к сравнительно «удаленным» сюжетам. Приоритет своих интересов и, если угодно, национальный эгоизм по-прежнему превалирует в их повестке.
Сергей Маркедонов,
доцент кафедры зарубежного регионоведения
и внешней политики
Российского государственного гуманитарного университета