Близится время перезагрузки или конца игры?

Post navigation

Близится время перезагрузки или конца игры?

Современное российское общество, несмотря на изменения, произошедшие после распада СССР, обнаруживает признаки советского имперского строя. Критико-позитивное осмысление пережитого было поверхностным. Матрица сохраняется.

 

К месту констатация Морфеуса:

 

«Ты увяз в матрице, Нео. Матрица повсюду. Она окружает нас. Даже сейчас она с нами рядом. Ты видишь ее, когда смотришь в окно или включаешь телевизор, ты ощущаешь ее, когда работаешь, идешь в церковь, когда платишь налоги. Целый мирок, надвинутый на глаза, чтобы спрятать правду.

 

— Какую?

 

— Что ты только раб. Как и все, ты с рождения в цепях. С рождения в тюрьме, которую не почуешь и не коснешься, в темнице для разума. Увы, невозможно объяснить, что такое матрица».

Близится время перезагрузки или конца игры?

Пусть не поют мне о народе

 

Новое вырастает из усилий по изменению старого. И прежде всего важны попытки изменений, а еще лучше — живые их носители. В этом случае сохраняется возможность не повторить прошлое и не разорвать связь времен. В противном случае — начинать нужно заново.

 

К сожалению, в искажении истории и дискредитации носителей опыта перемен состоит одна из печальных российских традиций, сохраняющая матрицу (о природе матрицы и неудачной попытке ее изменения в революцию 1917 года я писал в статьях «Русская матрица: начало», «НГ», 13.01.17, и «Русская матрица: Октябрь», «НГ», 17.03.17).

 

Что в попытках ее изменения оставил СССР?

 

Что касается части матрицы — «собственности-власти», то запущенное последними Романовыми ее распространение на активную часть крестьянства было хотя и не последовательно, но все же продолжено в НЭП. Негативный тренд 1920-1930-х годов — уничтожения «эксплоататоров» и «господ и стюдентов», меченых непролетарским происхождением, частично компенсировался народными «самородками» на волне созидания «мира сначала» (О. Мандельштам). С 1930-х годов замещение частной собственности собственностью государственной стало занимать существенное место, хотя вкус «власти-собственности» — частного собственничества под видом государственного — коммунистическая элита начала обретать много позднее.

 

Еще менее позитивный опыт преодоления матрицы обнаруживает ее «самодержавная» часть. Предпринятое Николаем II ее свертывание сменилось противоположным процессом — новым, прежде невиданным укреплением. Самодержавие обнаружило себя незаменимым и эффективным инструментом укрепления советской власти.

 

Что до третьей части матрицы — «империи», то в СССР она не только не предполагалась к замене, но еще более развилась посредством своего территориального расширения накануне и после Второй мировой войны. При этом, наряду с теоретиками, материальной силой, способствовавшей ее росту, стала низовая часть населения страны, в своем сознании генерировавшая энтузиазм преобразований в диапазоне от «землю в Гренаде крестьянам отдать» и до Марса, на котором «будут яблони цвести». При этом размышлениями — идет ли речь об испанских колхозах или о марсианских совхозных садах — никто себя не утруждал.

Распад советской империи произошел в силу разрушения двух базовых элементов матрицы — «самодержавия» и «собственности-власти». Однако уроки из этого катаклизма, к сожалению, так и не были извлечены, а радикальной коррекции и замены этих элементов не последовало.

 

Думаю, что сохранение стабильности в этом случае тем более плохо, что Россия в своих составных частях — с разными уровнями экономики, политики, общественной жизни и культуры, а равно и качеством человека еще долго обречена быть империей. Однако в будущей (желаемой) империи базовые части матрицы «самодержавие» и «власть-собственность» должны быть заменены на «право» и «личную собственность человека на предметы и самого себя».

 

В советское время матрица укрепилась в общественном сознании, чему способствовало обусловленное «чистками» качественное изменение отечественного социума. Сегодняшняя позиция власти — не замечать матрицу в головах — есть наивность, боязливый или недальновидный расчет. Трагедия миллионов уничтоженных требует осознания и памяти. Нам никуда не деться от сформулированного Варламом Шаламовым императива: «Помнить все хорошее — сто лет, а все плохое — двести».

 

Что же до понимания того, как стал возможным смертельный разгул, то ответственность за него лежит не столько, как обычно полагают, на идеологии или на личностях, совершавших «перегибы». Глубинные корни трагедии в том, что ее творцом стали массы. Сталинизм — трагедия народная, опробованная худшей частью русского социума форма его освобождения от привычного (ордынского и крепостного) рабства посредством учреждения рабства нового — превращения в рабов той части народа, которая посмела попытаться или только помыслила стать свободной.

 

Давно известно, что мечта раба — самому стать господином и владеть рабами. Поэтому попытки иметь собственность, быть образованным, свободно верить, думать и говорить — все эти способы выйти из рабского состояния лишают народную власть (общины, соседства, коллектива) всевластия, не дают, как говорил Столыпин, «пьяным и слабым» гнобить и паразитировать на «трезвых и сильных». В этом — в отъеме собственности, в превращении человека в ресурс для решения народно-государственных задач — опыт миллионов.

 

«И пусть мне не поют о «народе». Не поют о «крестьянстве». Я знаю, что это такое. Пусть аферисты и дельцы не поют, что интеллигенция перед кем-то виновата. Интеллигенция ни перед кем не виновата. Дело обстоит как раз наоборот. Народ, если такое понятие существует, в неоплатном долгу перед своей интеллигенцией» (В. Шаламов).

 

В случае, если мы все же обретем решимость получить ответ на первый философский вопрос — «Что мы можем знать?», нам придется идти дальше и искать ответы на другие: «Что мы должны делать?» и «На что мы можем надеяться?»

 

Кадровый резерв

 

Предложенное размышление в рамках заданных частей матрицы представляется важным, поскольку предполагает анализ фундаментальных оснований российского бытия. (Характерная для России в дооктябрьское время еще одна часть матрицы — православие — сейчас свое фундаментальное значение утратила.) Рассуждения о демократии, гражданском обществе, разделении властей, правах и свободах человека вторичны. Начинать преобразования следует с матрицы.

 

Пережитые страной в ХХ веке катаклизмы показали, что перспективная работа с матричной константой «власть-собственность» — процесс длительный и многотрудный. Он затрагивает каждого индивида, все социальные слои, глубоко связан с культурным развитием, с фундаментом права — договором, доверием и справедливостью, требует укоренения в сознании, в привычках и стереотипах, в образе жизни.

 

Три года назад вышла вызвавшая много шума статья Валерия Зорькина «Суд скорый, правый и равный для всех». Автор верно отмечал, что для модернизации стране необходимо, чтобы нормы законов, качество законоисполнения и вся государственная политика находились в согласии с представлениями широких масс о благом и справедливом. Не изменятся народные представления — стороной пройдут и законы.

 

Но как подвинуть народ к перемене его представлений, согласно которым в немалой его части сталинизм — желаемый порядок, обеспечивающий справедливость и благо? Вряд ли есть другой способ, чтобы вывести человека из состояния «несовершеннолетия» (Кант), кроме как поставить его в условия свободы и ответственности, сделать собственником самого себя, своего дела и самой жизни.

 

Оправданно ли в этой ситуации упование на какой-то особый социальный слой, о чем опять же несколько лет назад заявлял Виктор Черкесов в статье «Нельзя допустить, чтобы воины превратились в торговцев»? Обсуждая наиболее приемлемый сценарий будущего, он призывал «достроить чекистскую корпорацию» и с ее помощью «обеспечить долговременную стабильность и постепенный выход из глубокой социокультурной депрессии».

 

Ставка на то, чтобы исключительно «люди в погонах» выступили главным актором преобразований, на мой взгляд, была изначально ошибочным управленческим решением уже в силу его кажущейся «простоты». Но почему было сделано именно так? Ведь было известно, что даже в такой сильной бюрократической системе, какой была Компартия, демократическая работа по подготовке кадрового резерва велась во всех слоях общества.

 

Что же касается работы по преобразованию константы «империя», то она самая сложная. Во-первых, за 500 лет эта константа глубоко проникла в индивидуальное и общественное сознание. Во-вторых, она императивна: ради нее легко идут на сохранение в неизменном («скреповом») состоянии и самодержавной формы правления, и привычного механизма «власти-собственности». Неприкосновенность константы «империи» в ее нынешнем виде объясняется и тем, что за это индивиду гарантирована компенсация.

 

Отказавшись от «больших», в пределах страны, изменений «самодержавия» и «власти-собственности», он в своих собственных границах учреждает свое, встроенное в местную иерархию, маленькое личное «самодержавие» и свою «власть-собственность». Гарантия их сохранения — его личная преданность центральным персонам и идее большой империи с большим «самодержавием» и большой «властью-собственностью» (феномен «поместной федерации» С. Кордонского). Что же, исходя из современных реалий, в этой ситуации возможно предпринять?


Осознание очевидных вещей

 

Ответ на вопрос «Что мы должны делать?» отчасти заключается в ключевом слове «делать», и дело должно быть всеобщим и «искренним» делом миллионов. Однако у нашего «дела», как и у всего на свете, есть история. А в истории страны ее главное дело почти всегда направлялось на внешний предмет — территории, другие социумы, ресурсы. Очень редко предметом общего дела становился сам призываемый для дела человек.

 

Так вот, сегодня (и тут я погружаюсь в фантазии), когда ни общей идеи, ни новых территорий или сообществ для своего порыва вовне у отечественной империи не предвидится, населяющие ее народы должны направить свою активность на самих себя. Впрочем, тут же нужно отметить, что пока мы не очень хотим это делать: сопоставим объем наших усилий внутри страны и в международной политике.

 

Не исключаю, что под другим «политическим соусом» мы повторяем старый отечественный опыт: «Россия тратилась на освещение пути всем народам, а для себя в хатах света не держала» (А. Платонов).

 

Общее дело сегодня — развитие человека. На смену марксистскому homo laborans, человеку работающему, должна прийти установка не просто на «сбережение народа» (А. Солженицын), а на его общественное, экономическое, правовое, моральное окультуривание, подчас выведение из варварского состояния.

 

В случае перезагрузки матрицы формирование homo culturae — человека культуры — должно стать главной заботой общества и государства. В какой мере при этом мы будем обращаться к западному, восточному или собственному опыту и источникам — вопрос второй. Главное — договоренность о цели и формулирование конкретных задач в рамках «общего дела».

 

Формулировать эту цель как главную для общества вне контекста созданных в последние два десятилетия политических реалий бессмысленно. Цель может быть поставлена лишь президентом. При этом очевидно, что она вряд ли пойдет вразрез с интересами кого-то в его «ближнем круге», безмерно обогащающемся в матричной части «самодержавия» и «власти-собственности».

 

Надеяться, что при таком политическом повороте и волки будут сыты, и овцы целы, — не приходится. Но и позиция платоновского героя: «Мое дело — устранять враждебные силы. Когда все устраню — тогда оно само получится, что надо», — не для теперешней ситуации. Без неприемлемого критического ущерба для социума «само» не осуществится. Время, когда будет ясно, что терпение людей, лишенных собственности, задавленных центральным и местным самодержавием, иссякло, одновременно будет временем, когда разумно и эволюционно уже ничего сделать нельзя.

 

«Общее дело», далее, невозможно без предваряющей работы с кругом сложившихся элит, значительная часть которых нуждается в окультуривании раньше и в не меньшей степени, чем народ. В какой мере мы еще обладаем потенциалом «элиты элит», которая бы взялась за дело окультуривания сложившихся элит, сказать сложно. Ясно, что с течением времени слой «элиты элит» становится все более тонким и в обозримые сроки исчезнет. Чтобы в этом убедиться, достаточно, например, сравнить состояние научно-образовательной сферы сегодня и в последние годы СССР. Ну а если совсем уж наглядно — то нажать на кнопку любого из федеральных каналов и оценить уровень дикости политических и развлекательных телевизионных программ.

 

Пять веков империи, если отставить в сторону те бледные в сравнении с действительностью картины, которые нам нарисовали просвещенные дворяне-писатели XIX столетия, для 90% населения страны были веками страха и борьбы за выживание. И много ли позитива добавили к нашей истории советский строй и новейшее время? Но сегодня отечественная гуманитарная машина занята тем, что во имя якобы народно-государственных интересов проводит модернизацию «под себя» российской истории и культуры, выступает за возврат к домостроевским «ценностям», к ориентированному на политическую потребу «православию», к консерватизму самого кондового толка.

 

Странно, но у власти нет осознания очевидных вещей: без свободы нет творчества; без творчества нет нового; без нового нет прогресса; нет сознания, что страна становится мировой провинцией; нет понимания, что новое и прогресс сегодня — результат усилий не одиночек, но большой части социума.

 

Конечно, явных сигналов для беспокойства вроде бы нет: и спрос на сырье есть, и пока еще слабы исходящие от народа импульсы недовольства. А что из страны «бегут мозги» и среди населения доля homo trioboli (ни на что не годных) катастрофически множится, — этого велено не замечать.

 

В подобной ситуации власть, кажется, могла бы праздновать победу. Вот только последний философский вопрос — «На что мы можем надеяться?» — неотменим. И его конкретизация выльется в форму: «В какой стране нынешняя власть может оказаться властью в недалеком будущем»?

*  *  *

Понимаю: многие из поднятых вопросов по-разному были заданы уже не однажды. И то, что реакции на них не последовало, тоже есть ответ. Поэтому ограничусь констатацией: для русской матрицы близится время перезагрузки или конца игры.

 

Сергей Анатольевич Никольский,

доктор философских наук,

главный научный сотрудник — руководитель сектора философии культуры

Института философии РАН

Источник: http://www.ng.ru

 

Похожие материалы

Ретроспектива дня