Экономика России постепенно оживает после кризиса, девальвационного шока и падения цен на нефть. Но даже по официальным прогнозам темпы роста будут низкими. О причинах вялого выхода из рецессии, изменении курса рубля, а также об угрозе новых финансовых катаклизмов «Лента.ру» побеседовала с главным экономистом по России Bank of America Merrill Lynch Владимиром Осаковским.
О новом глобальном кризисе
— На днях сошлось два заявления. Глава Федеральной резервной системы (ФРС) США Джанет Йеллен сказала, что на нашем веку кризисов больше не будет. А владелец Rogers Holdings Джим Роджерс считает, что очередной кризис грянет уже в 2018 году. Кто из них прав?
— Ответ на этот вопрос примерно такой же, как на вопрос о том, будет ли дождь? Дождь будет. Вопрос — когда? На нашем веку еще будут кризисы. Если кризис — это то, что было в 2008 году, то, наверное, для такого кризиса все предпосылки есть.
Активы, акции и облигации сейчас дико дорогие, они находятся на исторически высоких значениях. И возможна их масштабная коррекция, влияющая на реальную экономику. Вопрос — когда она случится? Правда здесь посередине. То есть кризис будет, но, наверное, это все-таки не перспектива следующего года, скорее — нескольких лет.
— И по вашему мнению он будет связан с долгами государств?
— Необязательно. Это может быть кризис и в реальной экономике. Как говорится, мы всегда готовимся к войне, которая была в прошлом. Последний кризис был вызван большими долгами. И действительно, долгов в мире очень много. И предположить, что следующий кризис тоже будет вызван долгами, конечно, можно. Это вполне вероятно.
— Это будет глобальный кризис или он коснется только нас?
— Россия — часть мировой экономики. И речь идет о глобальном кризисе. Есть много потенциальных угроз. Например, Китай. Непонятно, что там происходит. Возможно, там будут какие-то потрясения экономического плана. Может быть, триггером станет стандартный госдолг в какой-то стране, и все начнется с него. Должен быть хороший триггер, как в 1998 году. Тогда все началось с девальвации в Таиланде. А в 2007 году это был кризис на subprime в США (ипотечный кризис — прим. «Ленты.ру»).
О курсе рубля
— Я знаю, что экономисты очень не любят предсказывать будущее. Но тем не менее мы переваливаем во вторую половину года. Чего нам ожидать по части курса рубля к концу года? Вырастет, упадет, останется таким же? И насколько, на ваш взгляд, справедлив нынешний курс?
— По нашим оценкам, доллар должен быть в районе 60 рублей. Это прогноз на конец 2017 года, он был сделан в конце прошлого года, и мы его не меняли. С этим прогнозом мы были и оптимистами, и пессимистами. Некая тенденция к ослаблению рубля есть, но в рамках приличий.
— А что с другими валютами?
— Рубль действительно очень волатильная валюта, поэтому все остальные валюты меняются относительно друг друга не так значимо, как они меняются относительно рубля. Мы ждем некоторого укрепления доллара к евро. С нынешних уровней до 1,08 — 1,10 евро за доллар. Если считать к рублю, то это в районе 65 рублей за евро.
О госдолге США и прощании с долларом
— В России очень популярна такая точка зрения, что у США огромный внешний долг, доллар ничем не обеспечен и вот-вот он упадет и рассыпется. Откуда растут ноги у такого утверждения?
— Они растут из фактов. Долг действительно большой в абсолютном значении — 16-18 триллионов долларов. Это очень большая сумма. Но, например, у каждого человека его задолженность зависит от уровня дохода. Если он получает 20 тысяч рублей в месяц, то долг в 30 тысяч — это уже очень много. Если у него доход миллион, а долг — 100 тысяч, то в принципе это не так уж и много.
Такая же логика и в отношении США. Долг большой, но есть страны, где он гораздо выше. Например, та же Япония. Там долг в относительном выражении раза в 2 больше, чем в Соединенных Штатах. И ничего, живут.
Еще один важный момент. Долг США, он не внешний, он долларовый, поскольку номинирован в той валюте, которую они в крайнем случае могут напечатать. И значительная часть, больше половины, держится внутри США.
— А вообще эти попытки вытеснять доллар из международных расчетов, они вряд ли могут повлиять на общую картину?
— Если посмотреть исторически, то раньше глобальной валютой был фунт стерлингов. Его вытеснили. То же самое, наверное, когда-то произойдет с долларом. По любым причинам. Например, вырастет экономика всего остального мира. Доля США в мировой экономике естественным образом сократится. Вес доллара уменьшится. Будет ли это катастрофой? Не факт. Но когда-то это произойдет.
О плохой погоде в российской экономике
— Принято считать, что погода не имеет отношения к экономике. Но в мае в России был зафиксирован рекордный прирост промпроизводства. Был очень высокий уровень потребления электроэнергии, газа и тепла из-за холодов.
Говорят, что плохая погода может повлиять на урожай в России и подстегнуть инфляцию. Вообще это все серьезно? Принимать в расчет еще и погоду?
— Погоду надо принимать в расчет в любом случае. Это очень важный фактор, в первую очередь — для инфляции. В индексе потребительских цен в России больше трети — еда. Половина от этой доли выращивается на грядках, в огородах, на полях. Если случается неурожай, то, соответственно, цены растут, инфляция ускоряется. И наоборот.
Последние несколько лет урожаи были очень хорошие, что очень помогало ЦБ тормозить инфляцию. В продовольственных товарах она уже пробила все таргеты регулятора, она уже ниже 4 процентов. Неурожай повысит инфляцию со всеми вытекающими негативными последствиями. Так что это очень важный фактор.
В России это менее заметно, но в некоторых странах, более зависимых от сельскохозяйственного сектора, это заметно сильно.
— То есть треть расходов на еду — это еще не предел, бывает и больше?
В той же России лет 15 назад эта доля превышала 50 процентов. Все зависит от уровня доходов. Чем богаче страна, тем больше тратится на еду.
О медленном восстановлении России
— Официальный прогноз роста ВВП РФ на 2017 год — 2 процента. Не маловато ли? И достижимо ли?
— По нашим прогнозам будет меньше. 1,1 процента — наш базовый прогноз. Конечно, хорошо бы иметь больший рост экономики. Но, с другой стороны, есть такое понятие, как потенциальный рост экономики. То есть тот темп, при котором можно расти, не вызывая инфляционных явлений, перекосов. Расти естественным образом.
По нашим оценкам, которые близки ко всем остальным, потенциальный уровень роста для России — он в пределах 1 процента. Одна из ключевых причин — демография. Работоспособное население сокращается. В таких условиях экономике расти очень сложно.
— Вы поставили на первое место в списке российских проблем демографию?
— Это один из важных факторов.
— А какие-то структурные препятствия или социально-политические?
— Структурные проблемы, связанные с темпами роста производительности труда, — вторая важная проблема. Но демография — тоже очень важный момент. Я привожу их без градации.
— Как можно расти быстрее?
— И министерство экономики, и правительство в целом довольно открыто об этом говорят: нужны структурные изменения, повышение производительности труда. Какие-то шаги предпринимаются… но тут, конечно, есть над чем работать.
— Кому завидовать по цифрам роста? Европе или, может быть, Азии?
— Мы все-таки не Азия. Мы довольно богатая и большая страна. У нас ВВП на душу населения 14-15 тысяч долларов. Относительно других, в целом по миру, мы богатая страна. Поэтому нужно сравнивать с такими государствами, как, скажем, Португалия или Бразилия. 2-3 процента — реалистичная цель по темпам роста. Ее можно было бы достичь путем реалистичных изменений экономической политики.
О слиянии Резервного фонда и ФНБ
— В чем логика объединения Резервного фонда и Фонда национального благосостояния (ФНБ)? Как это скажется, например, на пенсионерах?
— Вспомним, для чего фонды создавались. Сначала это был один фонд, стабилизационный. Из него вычленили ФНБ, который, по идее, должен финансировать стратегические проекты, финансировать пенсионную реформу. Функции стабфонда сейчас выполняет Резервный фонд. Он потихоньку кончается, и Минфину с правительством нужно иметь возможность воспользоваться деньгами, оставшимися в ФНБ.
— Но выглядит это так, будто берут из кармана пенсионеров и тратят их на другие цели. Или нет?
— Это могло бы выглядеть так, но по сути, деньги из ФНБ на пенсионную реформу так и не тратились. Они расходовались на инвестиционные проекты. Например, на Олимпиаду в Сочи. Подобные проекты были завершены и оставшимися деньгами, наверное, можно воспользоваться. Особенно с учетом того, что в этом есть необходимость.
Если смотреть на пенсионную реформу с точки зрения МВФ, то Россия делает правильные вещи. То есть создает фискальные стимулы для того, чтобы люди дольше работали, повышая эффективный возраст выхода на пенсию. В принципе, шаги правильные и во многом вынужденные.
О санкциях
— Недавно ЕС продлил санкции против России, Россия ответила тем же, продлив контрсанкции до конца 2018 года. Согласны ли вы с официальной точкой зрения, которая говорит, что нам и под санкциями хорошо? Сыроделы, например, благодарят президента за санкции. Ткачев, министр сельского хозяйства, тоже радуется. Хорошо ли нам под санкциями? И что должно случиться, чтобы этот процесс повернулся вспять, или это не нужно?
— Прелесть рыночной экономики в том, что она может приспособиться к любым условиям. Например, закроем страну. Всегда будет какая-то часть экономики, которая от этого выиграет, и часть, которая проиграет. Причем выиграть можно много. Вот сельское хозяйство в данных условиях действительно в выигрыше.
Но с точки зрения экономической теории уход от открытости — это в целом негативное явление. Если взять все «за» и «против», то экономика, конечно, страдает.
Есть много пострадавших. Страдает благосостояние народа, качество потребления. Этот аспект нельзя полностью упускать из внимания.
— А все-таки наличие санкций сказывается на качестве жизни?
— Цены на продовольственные товары выросли довольно существенно. Санкции создают перекосы в структуре потребления. Бенефиты от сельского хозяйства не из воздуха же берутся, а за счет кого-то.
О движениях капитала
— Средства массовой информации пестрят заголовками о бегстве капитала из России. Это действительно проблема?
— Это не связано собственно с Россией. Да, с начала года мы потеряли, но в конце прошлого года деньги в Россию шли. Я бы не стал говорить, что это какое-то критическое явление для экономики. Помимо того что ушло такое-то количество денег из акций, довольно большие объемы средств пришли на долговой рынок, в облигации федерального займа (ОФЗ) правительства. Те же нерезиденты купили довольно много ОФЗ.
— Вы звучите очень оптимистично…
— Оптимизм во многом за счет того, что в мире очень много денег. С 2007-2008 годов ФРС, ЕЦБ, Банк Японии, Банк Англии — все напечатали громадное количество денег. При таком количестве денег очень сложно представить какой-то сценарий, при котором они исчезнут. В условиях крайне мягкой монетарной политики по всему миру очень сложно быть пессимистом.
Подготовил Марат Селезнев
https://lenta.ru