Как возникают страны и государства

Post navigation

Как возникают страны и государства

Вопросы, связанные с сепаратизмом, волнуют не только Россию. На 2014 год запланированы референдумы о независимости Каталонии от Испании и Шотландии от Великобритании. При этом и Каталония, и Шотландия стремятся получить суверенитет, минуя статус так называемых «непризнанных государств», проблема которых была актуальна на протяжении всего XX века, однако широкой огласки так и не получила.

О том, что такое непризнанные государства (то есть, по сути, «сепаратистские режимы»), каковы причины их возникновения и возможные пути развития, рассказал профессор научный сотрудник Центра исследований модернизации ЕУСПб, автор книги «Модернизация на обочине: выживание и развитие непризнанных государств в XX — начале XXI века» Николай Добронравин.

Профессор, научный сотрудник Центра исследований модернизации ЕУСПб Николай Добронравин (справа)

— Термин «непризнанные государства» активно используется где-то с начала 90-х годов XX века. Хотя само явление существует очень давно — как минимум с того момента, как начали распадаться крупные империи. С тех пор в мире постоянно появляются государства, которые не признаются мировым сообществом (их еще называют «страны де-факто», «спорные страны», «отделившиеся» или «самопровозглашенные» государства и т.п.). И проблема здесь, пожалуй, не столько юридическая, сколько политическая или историческая. Причем в список непризнанных могут попасть даже те государства, которые кто-то уже признал. Сегодня самый яркий пример этого — Палестина, которую признают, наверное, столько же стран, сколько и Израиль.

— Вы пишете, что в XX веке создание непризнанных государств связано, прежде всего, с деколонизацией заморских владений европейских держав, США, Японии, а также с распадом континентальных империй в Европе и Азии. А что насчет века нынешнего?

— Если говорить о начале XXI века, то образование большого количества непризнанных государств может быть связано только с каким-то грандиозным конфликтом, которого, будем надеяться, не случится. Должен быть какой-то заметный рубеж, который позволит переформатировать существующую ситуацию. Но я пока не вижу такого рода обстоятельств. Да, есть много тлеющих конфликтов, как, например, в Китае (Синьцзян, Тибет и др.). Но нет никаких оснований считать, что каждая его провинция станет независимым государством, пусть и непризнанным. Во всяком случае, в ближайшее время. Есть страны, которые держатся на честном слове, но, думаю, вряд ли они все сразу развалятся, и начнет возникать большое количество непризнанных государств.

Каков потенциал образования единиц такого типа? Это, конечно, государства, которые имеют либо имперское, либо колониальное прошлое. А таких — очень много. Более-менее эта проблема преодолена только в Западном полушарии. В Северной и Южной Америке такого рода политических образований было очень много еще в XIX веке. И если посмотреть на то, что случилось с бывшими испанскими и португальскими владениями в Америке, то видно, как много там было длительных гражданских войн. В них участвовало множество никем не признанных мелких государств, о которых теперь помнят, кажется, только филателисты и нумизматы.

США сейчас тоже уже не конфедерация, но до гражданской войны это было довольно-таки рыхлое объединение, по сути, разных государственных образований. Сепаратистские настроения есть и сегодня — например, в Техасе. Но еще больше совсем маргинальных сепаратистов, которые провозглашают независимость, чтобы не платить налоги, да и просто шутки ради.

Таким образом, в случае большого катаклизма прогноз по образованию новых, в том числе и непризнанных, государств — благоприятный для Старого Света. И дело тут не в происках Вашингтона.

— Каковы причины, способствующие отделению части государства от целого?

— В первую очередь, это отсутствие какого-то объединяющего интереса. Он может быть любым: экономическим, политическим (в том числе наличие внешней угрозы). Если ничего такого нет, страна становится не столь благополучна. Такая ситуация сейчас складывается в Испании и в Великобритании. Причем в британском случае это видно еще более явно. Британия никогда не была централизованным государством, ее части очень разнообразны, им нет необходимости быть вместе. Даже формально они все время назывались «странами». У Шотландии, например, есть своя денежная единица, хоть и несколько странная, герб, флаг и все остальное, что желательно иметь в наши дни суверенному государству.

Кроме отсутствия общего интереса, распаду государств могут способствовать, наверное, еще два момента: явная дискриминация какой-то части общества по тем или иным причинам и наличие собственной региональной элиты. Пример — территория бывшей Югославии. Можно сколько угодно говорить о том, что Босния и Герцеговина — очень странное образование со слабыми экономическими и сомнительными политическими основами. Но здесь уже есть местная элита, есть университеты, воспитавшие образованных жителей страны в каком-то своем ключе.

Это характерно и для России. Единство присутствует, но есть и то, что называется у нас регионализмом или региональным национализмом. Это чувствуется, когда вы разговариваете с представителями, к примеру, Татарстана. Да, сегодня — это часть РФ. Но лишь потому, что есть какой-то общий интерес. Судя по всему, это прекрасно осознают в Москве — потому и был предложен очередной законопроект по «борьбе с сепаратизмом».

Кстати, в некоторых странах с особо неблагополучной ситуацией, как, например, в Зимбабве, центральная власть пыталась попросту уничтожить региональные элиты. Но практика показывает, что это очень трудно. Если уже началось формирование какой-то местной группы, представители которой ведут себя так, будто живут в отдельном государстве, то ее не удастся ликвидировать полностью. Можно избавиться от конкретных людей, но на их место придут новые, еще более агрессивные.

— В каком случае у новых государств есть шанс быть признанными, а в каком — нет?

— Во-первых, существует критерий «хорошего» непризнанного государства или государства-жертвы. Случай с Косово в этом отношении как раз показателен. За редким исключением, мировое сообщество восприняло его как пострадавшую сторону (я здесь не хочу говорить о том, насколько это соответствовало действительности).

Во-вторых, непризнанным государством желательно быть не очень долго. Если страна преодолевает это состояние быстро, то она, как правило, входит в число суверенных государств достаточно легко. Но если процесс затянулся, то дальше все зависит от совершенно случайных обстоятельств. В том числе, от внешних партнеров или «спонсоров» (тут возможны разные наименования), заинтересованных в том, чтобы новое образование стало суверенным. Если же никто особенно не беспокоится об этом, как, например, случилось с некоторыми непризнанными государствами на территории Сомали, то их признание мировым сообществом становится почти невозможным.

Также следует упомянуть затормаживающий фактор, который оказывает влияние на признание непризнанных государств. Это репутация, связанная с терроризмом. К примеру, Палестине она очень вредит.

— Существует ли какая-то динамика в отношении мирового сообщества к непризнанным государствам в целом?

— Очень многое зависит от самих непризнанных государств. Но те, от кого они хотят отделиться, обычно отказываются признавать новые образования государствами. Если посмотреть на грузинские и азербайджанские формулировки, то в них не упоминаются никакие государства в Приднестровье, Абхазии, Южной Осетии или Нагорном Карабахе. Там используется выражение «сепаратистский режим». В лучшем случае — «мятежная территория». Часто же просто утверждают, что территория кем-то оккупирована, а население здесь ни при чем. В случае с Абхазией и Южной Осетией, понятно, подразумевают Россию, а в случае с Нагорным Карабахом — Армению.

— Каковы возможные варианты развития непризнанных государств в настоящее время?

— У всех перспективы разные. Но, в принципе, есть некоторые закономерности. Если страна долгое время пребывает в статусе непризнанного государства, а потом в какой-то момент усиливается «родительское государство», оно просто-напросто восстанавливает свои формальные границы. Это случай Тибета и Китая. Или России и Чечни (речь идет об Ичкерии, которую признал только Афганистан при Талибах).

Есть вариант таких стран, как, скажем, Восточный Тимор. Сейчас это признанное суверенное государство. Но без внешней помощи ему, вероятно, было бы трудно существовать. Похожая ситуация и в Южном Судане. Оба этих государства получили суверенитет только после вмешательства ООН. Как только подобные страны становятся признанными и независимыми, они тут же превращаются в так называемые «несостоявшиеся государства» (failed states), которые, можно сказать, еле дышат. То есть выбор несколько странный: либо вас не признают совсем, либо вас признают, но существовать вы можете только при внешней помощи. Второй вариант, кстати, население обычно поддерживает, несмотря на то, что на экономику такой страны смотреть очень грустно.

Ну, а третий вариант — тупиковый. Государство продолжает влачить свое странное существование, потому что у него нет активных спонсоров. Оно может быть относительно благополучно, как Сомалиленд, но никто не торопится его признавать.

— Можно ли ждать в ближайшем будущем массовых «признаний»?

— Мировое сообщество, в том числе те государства, которые условно можно назвать «родительскими» по отношению к непризнанным (как, например, Сербия для Косово), склонно рассматривать признание любого нового государства как особый случай. Так уже было, например, с Косово. В России подобный подход критиковали, много говорилось о том, что Косово — это прецедент. Но весь опыт XX и начала XXI века показывает, что все такие случаи действительно уникальны. Сами непризнанные государства тоже обычно считают себя уникальными. Кстати, их национальная мифология зачастую опирается на отрицание самого факта «отделения» от кого бы ты ни было.

— И все-таки, каковы первые кандидаты в признание, по вашему мнению, на данный момент?

— Первым на выход из такого неясного состояния я, честно говоря, вижу Косово. Поскольку эта страна уже получила значительное признание. Да, она ведет переговоры с Сербией, пускай, затянувшиеся, сложные. Но — тем не менее.
Из постсоветских… Здесь, конечно, неблагодарное дело прогнозы давать. Я думаю, что наиболее правдоподобный случай — это Абхазия. У нее есть выход к мировому океану хоть в какой-то форме.

— А насколько реальна угроза сепаратизма для России?

— Серьезных центробежных сил для развития сепаратизма я не вижу. Да, значительная часть жителей России не любит Москву. Но дело в том, что альтернативных центров, пожалуй, и нет. Если мы вспомним историю с Уральской республикой или с сибирским областничеством, то увидим, что ни в том, ни в другом случае не было ярких местных сил, даже по сравнению с Дагестаном. У нас всегда была очень разная страна.

Есть федерации, к примеру, Германия, где части вообще обладают большинством атрибутов независимых государств. Если мы посмотрим на какую-нибудь Баварию, то увидим, что ее самостоятельность очень велика. Тем не менее, стимулов для полного раздела, видимо, не возникает. Иногда сдерживающим фактором является просто национальная гордость, некое общее великое прошлое для всех территорий, входящих в какое-либо государственное образование.

Еще один сдерживающий фактор — это внешняя угроза. В РФ есть традиция прибегать к нему всегда — и при наличии, и при отсутствии реальной опасности.

— Считаете ли вы разумным законопроект о запрете пропаганды сепаратизма, который сейчас рассматривается в Госдуме?

— Нет. По той простой причине, что он крайне ненадежен в своем воплощении в жизнь. Дело в том, что он невероятно широк. Под него попадает практически все. Там даже не говорится о том, что речь идет о сепаратистских движениях на территории нашей страны. Насколько я помню, в законопроекте говорится о сепаратистских движениях вообще. Это, в принципе, означает, что никто не может ничего говорить о шотландцах. Если же кто-то наденет футболку «Каталония — это не Испания», он уже окажется агитатором со всеми вытекающими последствиями.

Более того, многие современные суверенные государства именно сепаратистским путем и возникли. Можно говорить, что США — это первое сепаратистское образование современного типа. Несколько лет, кстати, бывшее непризнанным. Если же мы посмотрим на западное полушарие, то там чуть ли не все страны такие. Плюс вся поясняющая часть законопроекта построена на ложной предпосылке.

Чтобы совсем не обижать представителей нашей Государственной думы, скажу только, что пояснения меня порадовали исключительно как специалиста по Африке. Я впервые увидел, что при выдвижении законопроекта в нашей стране ссылаются на законодательство Руанды и Сьерра-Леоне.Это сильный ход, до сих пор у нас так еще не делали. Но должен заметить, что это совершенно ненадежная аргументация. Уверяю, среди специалистов по международному праву особенности правовых систем этих стран не рассматриваются как показательные. Они не являются самостоятельными — по разным причинам. Поэтому эти ссылки очень интересны. Но я бы посоветовал тем, кто писал законопроект, его никому не показывать.

Беседовала Светлана Абросимова

Источник: http://www.rosbalt.ru

 

Похожие материалы

Ретроспектива дня