Как соотносятся партии и демократия?

Post navigation

Как соотносятся партии и демократия?

Партии в политических реалиях начала ХХІ в. появились в новых вариативных образах и ипостасях, что актуализировало едва ли не самые главные вопросы: как на нынешнем этапе партогенеза соотносятся партии и демократия? продолжают ли партии выполнять миссию агентов демократии? гарантирует ли само наличие многопартийности высокое качество управления и совершенство демократических процедур?

 

Как соотносятся партии и демократия?В той же мере, в какой люди должны почитать и уважать законодателей и основателей государств, им следует презирать и ненавидеть основателей сект и фракций, потому что влияние фракций прямо противоположно влиянию законов. Фракции подрывают систему правления, делают бессильными законы и порождают самую яростную вражду среди людей одной и той же нации… И что должно делать основателей партий еще более ненавистными, так это трудность устранения указанных сорняков, если они однажды пустили корни в каком-либо государстве.

 

Д.Юм, вторая половина ХVІІІ в.

 

…Современная демократия невероятным образом спасается наличием политических партий.

 

Э.Шаттшнайдер, середина ХХ в.

Партии являются чем-то большим, чем агенты положительной связи между гражданами и государством, и большим, чем машины для завоевания власти любой ценой. Наперекор демократическому мифу и электоральному редукционизму они также действуют как агенты дедемократизации. Пришло время расширить наше понимание отношений между партиями и демократией и уделить значительно больше внимания их способности к антидемократическому поведению.

К.Лоусон, начало ХХІ в.

Трудности осмысления…

Анализ какого-либо политического явления, феномена, процесса предполагает как минимум три составляющие:

во-первых, наличие у исследователя знаний, достаточных для изучения того, что он будет анализировать (то есть понимание сущности вызвавшего интерес предмета, осознание его основных признаков и характеристик и т.д.);

во-вторых, владение как соответствующими стратегиями исследования, так и,

в-третьих, адекватным исследовательским инструментарием.

Впрочем, сегодня аналитики процессов, связанных с созданием и функционированием политических партий, пытаясь выделить свой предмет анализа, оказываются в ситуации, когда партий в, так сказать, «классической ипостаси» — с четкой организационной структурой, фиксированным членством, выразительным идеологическим лицом, социальной базой и т.д. — уже не отыскать: они остались в прошлом.

Возникающие же партии, в частности, в Европе в первой половине 90-х годов ХХ в., воспринимались как некие «политические уроды», под вывеской которых объединялись паразиты, честолюбцы и любители наживы.

Скептики, наблюдая их отталкивающие политические «манеры», непостоянное (до неприличия) идеологическое лицо, финансовые, властные и другие аппетиты, прогнозировали им отсутствие общественной поддержки и скорую смерть в ближайшем будущем.

Едва ли не первой в ряду новоявленных «политических уродов» и претенденткой на скорое забвение была партия «Вперед, Италия!». Однако, проигнорировав иронию, скепсис, как и прогнозы относительно своего непродолжительного бытия, «Вперед, Италия!» показала не только свою жизнеспособность, но и эффективность, трижды став для ее создателя — С.Берлускони незаурядной опорой в борьбе за властное кресло.

После этого на демократических европейских (и не только европейских, и не только демократических) территориях начали появляться партии, которые, как и «итальянский первенец», поразительно отличались от своих «классических» предшественниц, но были не менее амбициозными и с не меньшим политическим азартом боролись за власть.

Стараясь понять, что же кроется под устойчивым названием политическая партия, исследователи некоторое время пытались использовать аналитические матрицы, предложенные Морисом Дюверже еще в начале 50-х годов прошлого века. Но подходы блестящего теоретика оказывались все менее продуктивными в реалиях второй половины — и особенно конца — ХХ в.: «политический урод» ускальзывал, избегая детального научного «препарирования». Это по-своему повлияло на рост интереса к феномену и, соответственно, численности армии исследователей партий и партийных систем: только в Западной Европе в период с середины 1940-х годов до конца 1990-х было подготовлено около 11,5 тыс. монографий, книг, статей, посвященных партиям.

Пытаясь постичь сущность постмодерных партий, правомерность их претензий на управление обществом и влияние на принятие политических решений, армия «аналитиков», «экспертов», «ученых» и просто «исследователей» бросилась в одних случаях модифицировать уже разработанные теоретические схемы, приспосабливая их для изучения особенностей партийного настоящего, а в других — создавать новейшие аналитические инструменты, надеясь на эвристический потенциал последних, который помог бы объяснить процессы, происходящие вокруг партий и с их участием.

Новые теоретические подходы позволили говорить о партиях-фантомах, о псевдо-, квази-, виртуальных, имитационных, лидерских, харизматических, картельных партиях, партиях-предприятиях и т.д. и заставили снова и снова поднимать вопросы о необходимости разработки научно состоятельных принципов их типологизации и классификации.

Кроме того, теоретики обратили внимание на необходимость все новой и новой реинтерпретации ответов на вопросы: каков механизм создания современных партий? чьи интересы они представляют? на какие средства проводят работу? какие выполняют функции в обществе?

А еще — десятки других вопросов, ответы на которые можно дать только на основе знания и понимания специфики функционирования партий в каждом отдельно взятом государственном организме. Ведь говорить о партиях вообще (поставив в один ряд американские, европейские и другие партии), руководствоваться в ходе их анализа априорно заданной схемой, пригодной для всех и во все времена (то есть «по аналогии») — означает опуститься к схоластике.

Обеспечение аутентичности анализа, понимание исследователем исторического, социоэкономического и институционного контекста способствует точному диагностированию ситуации в той или другой стране. А понимание мировых или европейских тенденций в развитии партий, как и наличие системного и систематического знания о них, помогает уловить своеобразную «степень вписанности» партийной системы государства в демократический или недемократический мир, ее соответствие ведущим мегатрендам (как с позитивным, так и с негативным зарядом) современности.

Использование новейших теоретических наработок позволяет говорить, что за приблизительно два с половиной века, минувших со времени провозглашения гневных инвектив в адрес партий Д.Юмом (процитированным выше), эти политические образования прошли сложный путь становления и развития, легитимации в сознании людей западной цивилизации и политической практике стран Европы и Америки, став неотъемлемой частью плюрального общества и политических систем, своеобразным маркером процессов демократизации государственных организмов и агентами демократии.

И именно как агенты демократии в середине ХХ столетия (которое, вспомним, дало жизнь двум тоталитаризмам — фашистскому и советскому) получили своеобразную реабилитацию (в пользу чего недвусмысленно, как свидетельствует один из эпиграфов к этой статье, высказался в свое время Э.Шаттшнайдер).

Впрочем, пройдя путь от непринятия и осуждения до полной реабилитации, партии в политических реалиях начала ХХІ в. появились в новых вариативных образах и ипостасях, что актуализировало едва ли не самые главные вопросы: как на нынешнем этапе партогенеза соотносятся партии и демократия? продолжают ли партии выполнять миссию агентов демократии? гарантирует ли само наличие многопартийности высокое качество управления и совершенство демократических процедур? и т.д.

Эти, как и сформулированные выше вопросы, еще ждут «украинского ответа».

Украинская «романтика надежды» рубежа 1980-1990 годов

Краткий экскурс в недалекую историю украинских партий свидетельствует, что за время, которое прошло с ноября 1988 г. — момента образования Украинского христианско-демократического фронта (позже — Украинской христианско-демократической партии), первой политической партии в Украине, — по нынешний день, политические партии в нашем государстве прошли несколько этапов развития. Рубеж 1980-1990 годов ХХ в. был первым из них.

Следует подчеркнуть, что, во-первых, в то время партии возникали исключительно в результате общественной инициативы. Во-вторых, их основателями были люди с абсолютно разным жизненным опытом: не только коммунисты с несколькими десятками лет стажа в КПСС, но и бывшие украинские диссиденты, политзаключенные-антисоветчики. Среди последних — Григорий Приходько (дважды осужденный советской властью за «противоправную деятельность», отбыл десять лет заключения и несколько лет ссылки), Петр Сичко (17 лет заключения), Юрий Бадзьо (семь лет лагерей и пять лет ссылки), Иван Кандыба (более 22 лет заключения), Левко Лукьяненко (26 лет заключения).

Упоминая об учредительном съезде Украинской республиканской партии (УРП), советская периодика отмечала, что почти каждый второй делегат съезда в прошлом имел судимость. Звучит специфично, но словами «Панове, дорогі сокамерники!» начинал свое выступление перед участниками собрания Г.Приходько. А лидер партии Л.Лукьяненко заявлял, что «загартувавшись у в’язниці, провідний склад УГС психологічно готовий знову туди повернутися. Ми спалили за собою мости».

Психологическая готовность предопределялась не в последнюю очередь тем, что, работая в конце 1950-х годов во Львовской области, Л.Лукьяненко создал альтернативную КПСС «Українську робітничо-селянську спілку», за что был приговорен к расстрелу (время украинских партий еще не пришло). «Расстрельный» приговор был заменен пятнадцатью годами заключения. Итак, создавая в 1990 г. УРП и добиваясь для нее статуса первой легализованной украинской партии в СССР, ее лидер, очевидно, не надеялся на успех дела. И это показательный момент первого периода украинского партогенеза.

Отдельного внимания заслуживают и программные документы тогдашних украинских партий (не только для напоминания, за что боролись и о чем мечтали украинцы два десятка лет назад, но и для того, чтобы можно было сравнить недалекое партийное прошлое с настоящим).

Положения этих программ были довольно контрастным «срезом» состояния общества и человеческого сознания периода «позднего коммунизма». Люди, писавшие указанные программы, насыщали их содержание антикоммунистическими установками, противопоставляли себя носителям и сторонникам советских ценностей, клеймили коммунистическую утопию.

Партии не только требовали фундаментальных вещей, важных для всех украинцев, — политической независимости Украины, политических, экономических и социальных изменений, которые позволили бы обществу демократизироваться, но и подчеркивали необходимость удовлетворения политических, экономических, духовных запросов личности: отмену прописки; введение на судебных процессах института присяжных заседателей (что по-своему актуализировал, попав за решетку год назад, экс-министр Ю.Луценко); предоставление верующим права иметь при себе религиозную литературу в любых обстоятельствах — в армии, тюрьме, больнице и т.д.

Среди тогдашних партийных документов выделяется программа Народной партии Украины, руководителем которой был Л.Табурянский, народный депутат УССР и основатель одного из первых кооперативов «Олимп» в Днепропетровске. Члены кооператива, объединившись в ряды партии, в программе записали, что в случае отказа «нинішнього керівництва України» стать на путь настоящих радикальных реформ НПУ «залишає за собою право звернутися до громадян України із закликом створення альтернативних структур влади, проведення… різних актів громадянської непокори як форм крайнього, вимушеного захисту трудящими своїх прав». Это показательный момент: не националисты, склонные к радикализму (не исключавшие возможности оказаться в тюрьме), а представители молодого украинского бизнеса показали готовность «до створення альтернативних структур влади», к использованию «форм крайнього, вимушеного захисту», заявив тем самым о своих и политических, и экономических интересах.

Для первого периода процесса становления многопартийности в Украине характерными были и другие явления, прежде всего — запрет в августе 1991 г. возглавляемой С.Гуренко КПУ (попытка, потерпевшая крах, как и другие «демократические ожидания»), а также возможность функционирования незарегистрированных партий. Последнее предопределялось готовностью советского законодателя легализировать деятельность политического образования при наличии в его рядах не менее 3 тыс. членов.

Таким образом, в Украине функционировал целый ряд политических образований, которые называли себя партиями и претендовали на статус массовой партии, но так и не смогли легитимизировать свою деятельность, учитывая скромную численность своих рядов. Так что, если о непродолжительном существовании, например, Партии славянского возрождения свидетельствуют опубликованные партийные документы, то «следов» функционирования Украинской национал-либеральной партии, партии «Третя республіка», «Української партії демократичної згоди», как и некоторых других, сегодня уже почти не найти.

С распадом СССР и возникновением независимой Украины закончился начальный период партогенеза.


Партийные трансформации 1990-х

Важной приметой периода стало быстрое формирование правового поля деятельности партий, и в частности принятие Верховной Радой Украины 16 июня 1992 г. Закона «Об объединениях граждан», который, среди прочего, разграничил политические партии и общественные организации (как разные типы общественных объединений); закрепил тезис о деятельности в Украине партий «только со всеукраинским статусом» (вследствие чего исчезли несколько партийных образований), а также требование обязательной регистрации партий Минюстом, это делало невозможной деятельность незарегистрированных партийных образований (как было до этого).

Примечательной особеннос¬тью механизма создания партий стало то, что в ряде случаев новые партии возникали в результате объединения уже существующих (например, в 1992 г. вследствие объединения Украинской национальной партии и Украинской народно-демократической партии возникла Украинская национальная консервативная партия). Расхождение во взглядах и персональные амбиции, впервые продемонстрированные социал-демократами, привели к возникновению в 1990 г. двух партий — ОСДПУ и СДПУ и активизировали механизм создания новых партий путем раскола в действующих: те же социал-демократы, беспрерывно выясняя между собой отношения и воссоздавая прес¬ловутую украинскую ситуацию «два украинца — три гетмана», регистрировались в разных ипостасях в 1993, 1995, 1996 и 1998 гг.

Анализ динамики процесса создания партий свидетельствует: если в 1990 г. Минюстом была зарегистрирована одна партия, то в последующие годы процесс оживился: в 1991 г. зарегистрировано девять партий, 1992 — семь, 1993 — 16, 1994 — семь, 1995 — четыре, 1996 — пять, 1997 — 12, 1998 — 13, 1999 — 25, в 2000 г. — 19.

Отстаивая свое право на жизнь и стремясь быть привлекательными для общества, новосоздаваемые партии возникали под разнообразнейшими названиями. Поскольку такие бренды, как коммунистическая, социалистическая, национальная, либеральная, быстро были разобраны, возникла потребность в создании новых, которые бы актуализировали для электората определенную идею и заставили его «откликнуться» на партию как на «свою».

Потому название партии становилось одним из средств манипулирования сознанием избирателя: для ностальгирующих — коммунистические и социалистические, для других — по профессиональным («Партія освітян України», Всеукраинская партия пенсионеров), гендерным (партия «Женщины Украины», партия «Солидарность женщин Украины»), религиозным (Партия мусульман Украины, Всеукраинское объединение христиан) интересам. Прагматизм заставлял эксплуатировать в названии партий такие положительно «заряженные» термины, как «трудовая», «труд», «защита», «защитники», «патриотизм», «родина», «свобода», «новый», «молодой», а также «зеленая», «экологическая» и т.д.

Своеобразный пик процесса создания партий пришелся на предвыборный 1993 г. Начиная с 1997 г., скорость их появления в течение лет оставалась стабильно высокой благодаря внедрению смешанной системы выборов, которая казалась шансом для попадания в парламент («вхождения в государство») по спискам партий. Внедрение смешанной системы было важным шагом на пути институционализации как партий, так и партийной системы.

По обыкновению исследователи, анализируя партийно-идеологический спектр Украины, размещают партии на лево-правой шкале. Воспользовавшись таким подходом, увидим, что на левом партийном фланге в 90-х годах состоялся довольно мощный всплеск: были зарегистрированы не только СПУ и ПСПУ или, как отмечалось выше, четыре социал-демократических, но и четыре партии, называвшие себя коммунистическими, — КПУ (1993), Партия коммунистов (большевиков) Украины (1994), Коммунистическая партия (трудящихся) (1999) и Коммунис¬тическая партия (обновленная) (2000).

Но обратим внимание: декларирование благосклонности к той или иной идеологии в названии партии — только формальная грань идеологического лица партий (поэтому закрепление партии на определенной позиции на право-левой идеологической шкале — дело довольно условное). Присмотревшись внимательнее, выясним, что бывали случаи, когда между названием и провозглашаемыми партией идейными приоритетами возникала пропасть. Среди партий, появившихся под разными названиями в течение 1990-х годов и, на первый взгляд, претендовавших на место в левой части или в центре «лево-правой партийной шкалы», было много представителей российского национализма в Украине («левый национализм»), той силы, которая, идеологически мимикрируя и выступая то под коммунистической, то даже под либеральной личиной, хотела принимать участие в украинской власти, в принятии политических решений. Своеобразным отправным момен¬том в этом процессе был 1993 г., когда в мае органы власти зарегистрировали Конституционно-демократическую партию (с сентября 2005 г. и по сей день — партия «Віче»), в июне — Гражданский конгресс Украины (с апреля 1998 г. и по сей день — «Слов’янська партія»), в октябре — КПУ и другие. Как подтвердило время, либеральная идеология оказалась менее привлекательной для российских националистов, а коммунистические и социалистические идеи — довольно благодатной почвой, на которой в последующие годы и возникали партии соответствующей идеологической окраски. Не менее привлекательными для российского национализма были и славянофильские идеи: с 1998 г. в партийной среде регулярно (едва ли не ежегодно) начали появляться партии, члены которых так или иначе акцентировали свою любовь к славянству под эгидой России. Например, на страницах интернет-издания «Слов’янська партія» в декабре 1999 г. речь прямо шла о следующем: «На Україні надзвичайно гостро стоїть питання створення проросійської партії, яка б ставила собі за мету повернення Росії впливу, втраченого за роки совєцької влади на Україні. Для цього необхідне створення федеративного державного устрою на Україні, осередками якого б були області, а також створення автономій на всіх землях, завойованих Росією». С 1998 г. «лево-националистический» партийный сегмент стал пополняться партиями, в названиях которых начали эксплуатироваться термины «Русь», «руський».

В основу программ таких партий было заложено немало мифов: о братской семье равноправных народов, о бесперспективности капитализма, о величии СССР, об общих славянских ценностях, родстве украинцев и россиян и т.п. То есть в ход шли те же аргументы, которые широко использовали российские националисты если не во времена самодержавия, то в советский период, и которые с особым вдохновением используются сегодня, пытаясь держать в сфере влияния соседние народы.

Модификация старых мифов ни в коей мере не меняла их сущности. Кроме того, документы этих партий наполнялись безапелляционным антизападничеством, иногда — антисемитизмом, педалировали идею ценности православной солидарности и несли в общество деструкцию: их установки работали на разъединение не только православных украинцев с украинцами греко-католиками, с украинцами католиками или протестантами и т.д., но и с представителями других национальностей, других вероисповеданий — гражданами Украины. Согласиться с предложением «православної єдності» или некоего «виключного слов’янолюбія» — означало бы поставить под угрозу межэтническое согласие в государстве.

В 1990-х годах стали множиться примеры «кратковременного партийного членства». Своеобразный «рекорд» — изменение пяти политических сил за четыре года. Такие «миграционные процессы» из партии в партию были связаны не с идеологической переориентацией недавних советских номенклатурщиков, перезревших комсомольцев, разного пошиба «патриотов» и «национально сознательных», а с их прагматизмом: пока «маленькие украинцы» искали в 90-х способы выживания — они отчаянно искали пути сохранения себя во власти или овладения ею. И партии оказались для этого подходящим инструментом. Наиболее убедительно это продемонстрировала Народно-демократическая партия — первая распорядительница админресурса, первая «партия власти». Ее «тело» рождалось, «проглатывая» другие политические образования, а путь во власть она прошла в рекордный срок: возникнув в 1996 г., на парламентских выборах 1998 г. НДП набрала 5,01% голосов.

Конец 1990-х показал недемократичность партийной среды, в которой были и свои «завистники», присматривавшие, как столкнуть с властного олимпа НДП; и «утомленные великаны» — РУХ, чье бывшее могущество начали растрепывать амбициозные претенденты на лидерство, а завершили ловкачи-политтехнологи, обслуживавшие оппонентов («Чорновиловское наследство» распылялось и щипками мнимых патриотов, и пригоршнями «классических малороссов», и руками представителей пятой колонны); были и «выскочки», «питавшиеся из рук» тогдашних вельмож и создававшиеся с прицелом на парламент 2002 г.; были и другие нечестивые партийки-проекты, чьи основатели подходили к жизни исключительно с мерилом выгоды. Многопартийность 1990-х так и не выстроилась в партийную систему.

Эти — преимущественно лидерские — партии удостоверили, что массовая партия (какой была КПСС) — феномен прошлого.

Чтобы иметь «свою» партию, не надо стремиться создавать партийные ячейки в маленьких селах-хуторах. «Питательная сила» такого дорогого удовольствия, как партия, — не преданность членов первичных организаций и их копеечные партийные взносы, а серьезные деньги. С ними легче избирателя развратить, да и изнасиловать, если понадобится. Пока он съест и переварит предвыборную гречку… Пока к нему дойдет… ЦИК успеет и мандаты выдать. Тогда жди и благодари… Нет, не жителей Востока или Запада, а — себя.

Украинские партии начала ХХІ века

Развитие многопартийности в последние десять лет (а в 2001-м было зарегистрировано 22 партии, в 2002-м — две, 2003-м — две, 2004-м — восемь, 2005-м — 24, 2006-м — 12, 2007-м — четыре, 2008-м — 20, 2009-м — 12, 2010-м — 14, до 11 ноября 2011 г. — 16; то есть пик активности в создании партий приходился на предвыборные 2001, 2005, 2011 гг.) проходило под влиянием нескольких факторов, среди которых едва ли не самым важным было принятие в 2001 г. Верховной Радой Украины Закона «О политических партиях в Украине» и проверка Минюстом партий на предмет его соблюдения. Следствием этой проверки стало аннулирование регистрационных свидетельств 28 партий, которые не смогли пройти путь институционализации (укрепление, обретение значения, стойкости). Большинство этих партий — партийки «разового использования», создававшиеся под выборы и выполнившие или, наоборот, провалившие свою миссию, были обречены на исчезновение. Но на смену им приходили новые и новые.

В каких ипостасях они возникали?

Партии, возникшие в последнее десятилетие, часто не обременяли себя разработкой основательной программы (программа партии «Громадський контроль» занимала одну страницу текста, программа Зеленой партии Украины, регистрационный №1600, — две страницы): широкая программа, которая делала бы более выразительным идеологическое лицо политсилы, — факт безвозвратного прошлого. Минимизация текстов программ приводит к тому, что в ряде случаев невозможно осуществить идеологическую (политическую) идентификацию партии. Да и сами партии заявляют об отказе от четкой идеологической позиции.

Разыскать программу большинства партий непросто. Такая недоступность — одно из свидетельств не только определенной деидеологизации партий, но и их закрытости и недемократичности. Этому по-своему содействует и государство: Минюст, вопреки действующему законодательству, засекречивает документы партий (в чем автор убедилась на собственном опыте).

Начало века с новой силой подтвердило, что создание партии — дело денег и времени, а не общественной инициативы.

На сайтах юридических фирм, адвокатских и консалтинг-юридических компаний содержатся предложения относительно регистрации политических партий. Так, юридическая фирма «Акценты», позиционируя себя как компания, которая «является бесспорным лидером в регистрации политических партий на украинском рынке юридических услуг», предлагает услуги не только по сбору необходимых, в соответствии с законодательством Украины, 10 тыс. подписей украинских граждан (наших с вами подписей), но и по разработке программно-уставных документов. Для профессионалов нет ничего невозможного… Фирма информирует, что среди ее заслуг — регистрация в 2010-2011 гг. таких партий, как «Міст», «Нове життя», «За справедливість та добробут». Сравнение программ двух последних позволяет говорить об их текстовой и идейной близости с той разницей, что одна из них написана на русском, другая — на украинском языке. В такой ситуации говорить об идеологичности партий, выставленных на «партийном рынке», как и их лидеров, не приходится. Теряет смысл и анализ партийных программ, написанных «под копирку».

Партии еще остаются «идеологическим приютом» только для наивных.

Продолжая игру с электоратом, просто с блеском мимикрируют коммунисты и отказываются от, казалось бы, «железобетонных установок», укоренившихся во времена Ленина-Сталина: хотя программа КПУ содержала тезис о том, что национальная идея — утонченная форма антикоммунизма, в 2005 г. мир увидел сборник статей П.Симоненко под трогательным для коммуниста названием — «Национальная идея Украины». В поисках жизненной ниши не отстают и другие, проявляя просто «протеївську» изменчивость. Отказ от «слов’янолюбія» партии «Слов’янський народно-патріотичний союз» и ее трансформация в «Партію політики Путіна», а впоследствии — в «Русь єдина», — только один из примеров. Неоднократная смена названия на пути поиска избирателя — не в пользу партии, ведь она не успевает (по К.Джанди) материализоваться в сознании электората, а следовательно, и институционализироваться.

Одним из самых сложных для анализа остается вопрос финансирования партий, поскольку этот процесс — абсолютно непубличный, закрытый. Партии сдаются в аренду (под определенные акции или следующие выборы), что помогает вернуть средства, израсходованные основателями на создание сети ячеек в регионах.

Партии сегодня — товар с высокой стоимостью, который покупается и продается. Чем партия «старее» и опытнее, например, принимала участие в выборах, тем выше ее цена. Можно продать не партию, а «места в списках в отдельных регионах», и иметь выгоду.

Но привлеку внимание к другому: партии, не имеющие шансов в поддержке избирателей, обманывают их, проводя своих представителей по спискам «нейтральных партий». Эти «нейтральные» созданы не для защиты (представления) интересов какой-то социальной прослойки, а проявляют готовность выполнять роль политических франчайзи — неидеологических образований ad hoc, которые в каждой отдельной ситуации решают те или иные конкретные для этого момента и региона задачи, продиктованные или партией власти, или влиятельными парламентс¬кими партиями, или финансово-промышленными группами.

Такие партии не нуждаются в общественной легитимации: их своим способом легитимизируют местные группы интересов. Они не могут быть и не являются агентами демократизации общества. Помогая представителям региональных элит пробраться во власть на региональном уровне, они таким образом дискредитируют идею местного самоуправления. Спрос на «партии-франчайзи» по-своему стимулирует возникновение все новых и новых политических партий в Украине.

Приняв во внимание использование технологий продажи/покупки партий, мы столкнемся не только со сложной проблемой закрытости финансовой деятельности партий, проблемой манипуляции сознанием «неискушенного избирателя» или, наконец, с запуском партиями, имеющими всеукраинский статус, компенсаторного механизма, который, во-первых, в определенной степени нивелирует проблему отсутствия в Украине региональных партий, и, во-вторых, свидетельствует, что неурегулированность вопросов на законодательном уровне создает условия для стремительного развития рынка политических услуг, — но и с некоторыми другими, и в частности, проблемой адекватности анализа результатов выборов на местном уровне.

В условиях арендования/покупки/продажи партийных брендов политическая идентификация победителей на самом деле довольно непростая задача. Ведь партийная идентификация «по внешним признакам» в целом ряде случаев вовсе не будет означать реальную принадлежность победителей к тем или иным партиям.

В условиях отсутствия государственного финансирования партий чрезвычайно привлекательным для анализа является феномен «партии власти»: пребывание на верхних ступенях власти партийных лидеров позволяло партиям, как известно, широко использовать административный ресурс (на выборах, например) и, можно предположить, соответственно — государственные финансы.

Это дает выгоды и парламентским партиям, которые, по «парламентским квотам», занимают ответственные должности: их представители возглавляют Фонд госимущества, контролируют государственные закупки, таможню и т.п. Понятно, ни одна из партий прямо не раскроет своих злоупотреблений властными возможностями, ведь механизмы этих злоупотреблений весьма утонченные, и их изобличение — дело, которое нуждается не только в политической воле. Поэтому остается только констатировать, что та или иная парламентская партия улучшила свое материальное положение.

Закрытость украинских партий становится очевидной и тогда, когда мы ищем ответ на вопросы «кто и как принимает в партии решение о смене лидера?», «как на самом деле (неформально) происходит эта смена?», «какое участие в этом процессе принимают рядовые члены партии?», «каких глубин достигает внутрипартийная демократия?», «каково значение для партии устава?» (по которому, очевидно, она живет только до момента регистрации в Минюсте?).

Эти вопросы остаются без ответов. Кроме них, возникает и другой (возможно, ключевой): не свидетельствует ли ситуация, которая складывается вокруг партий, что они — стремительно и неуклонно — деградируют как политические акторы?

Недаром же в европейских исследованиях уже 80-е годы предыдущего века рассматривались как начало периода, получившего название decline of parties и характеризовавшегося уменьшением влияния европейских партий на общество, а со стороны избирателей — отказом от своих предыдущих партийных симпатий и обретением новых.

Если одни исследователи рассмотрели в этой ситуации неопровержимую деградацию партий и заявку на выход на политическую сцену новых актеров, способных заменить собой партии, то другие отстаивали мнение о том, что партии только меняют свое лицо, поведение, стратегию влияния на политику и принятие решений.

Очевидно, вторая позиция более близка к правде: другие акторы, которые были бы способны заменить партии, за последние два-три десятилетия не вырисовались, а партии продолжают проявлять незаурядную гибкость поведения и способность к приспособлению.

В Европе уже не одно десятилетие исследователи пытаются рассмотреть процесс картелизации партий. Одним из важных признаков процесса называют сговор, предполагающий объединение усилий для недопущения других партий к власти, в государство.

Стремление и попытки «сговора» в 2000-х годах общество могло наблюдать, по меньшей мере, трижды: между «Нашою Україною» и «Батьківщиною» и другими партиями (в частности, социалистами А.Мороза) во время и в течение определенного времени после оранжевой революции; в последующие годы такой «сговор» демонстрировали социалисты и регионалы (как следствие — роспуск Верховной Рады V созыва). Еще одну, неудачную, попытку «сговора» осуществили элита регионалов и Ю.Тимошенко как лидер «Батьківщини» и Блок Юлии Тимошенко в украинском парламенте. Наконец, в переходе к смешанной и пропорциональной избирательным системам (как и в переходе в обратном направлении) также можно рассмотреть признаки сговора.

Попытки сговора — одно из свидетельств того, что влиятельные украинские партии, как и другие, не являются сегодня агентами демократии. Постоянное увеличение их количества (при том, что за двадцать лет институционализация партийной системы так и не произошла) свидетельствует не об углублении демократических процессов в Украине, не о развитии представления тех интересов, которые до этого не были представлены, а скорее о развитии партийного бизнеса, который приносит дивиденды. И все это делается возможным не только из-за отсутствия лидеров-государственников, но и равнодушия общества к своей судьбе.

Мария КАРМАЗИНА, «Зеркало недели. Украина»

Источник: http://www.bigyalta.com.ua

Похожие материалы

Ретроспектива дня