Статья под названием «Почему демократическое движение России «стесняется» национальной идеи» была написана мной в 1989 году и напечатана в начале 1990-го в журнале «Ленинградский литератор». Позже ее опубликовали еще несколько газет. Считаю, что содержание статьи не устарело и поныне.

«…в революционной идеологии, в сознательных идеях не оказалось места для идеи национальной, а в революционном сознании было болезненное отщепенство от нации».

Н.БЕРДЯЕВ, 1908 г.

Национально-освободительное движение в союзных и автономных республиках — один из главных процессов, от характера развития которого зависит сейчас судьба всех преобразований, идущих в стране. Во многих республиках это движение уже не только стало на ноги, но уверенно делает далеко не первые шаги.

Исключительное положение в этом плане занимает Россия, в которой достаточно широко развито общедемократическое движение, не имеющее, однако, никаких оттенков национально-освободительного, но активно и большей частью позитивно поддерживающее народные фронты и иные движения подобного типа союзных республик. Анализ причин такого положения — дело весьма трудное и требующее специальных знаний. Поэтому я не ставлю перед собой такую задачу. Мне бы хотелось понять ситуацию лишь на уровне собственного восприятия, что, вероятно, не противопоказано. В оценке сложившейся на сегодняшний день ситуации можно, по-видимому, обозначить несколько основных моментов, которые ставят народы России, особенно русский народ, в тяжелейшие условия, заставляющие людей искать выхода из почти непримиримых, во всяком случае на первый взгляд, противоречий.

С одной стороны, присутствует осознанное или интуитивное понимание освободительных процессов, происходящих в союзных республиках, и желание следовать их примеру в том, что касается общедемократических требований их программ и методов их реализации. Не случайно большое число демократических организаций РСФСР, в том числе и в Ленинграде, восприняли название «народный фронт», пришедшее к нам из Прибалтийских республик. Однако в программе Ленинградского народного фронта (я не берусь судить о других организациях РСФСР) национальный вопрос ставится лишь в самом общем виде, а идея нации, идея именно ее свободы, идея национально-освободительного движения, независимости, суверенитета России (РСФСР), отсутствует вовсе.

С другой стороны, многие, в том числе и я, обеспокоены (и на это есть серьезные основания) судьбой русскоязычного населения в союзных республиках, которое с помощью интерфронтов, «рожденных» и провоцируемых аппаратом, противопоставляется коренному населению, создается образ «поработителя», сопричастного и даже ответственного за преступления правителей.

Третья сторона проблемы состоит в том, что в России существует откровенная приверженность части населения идеям великодержавного шовинизма и имперского высокомерия. Как показал опрос общественного мнения («Огонек», № 43, 1989 г.), в РСФСР те, кто желает добра СВОЕМУ НАРОДУ, считают необходимым прежде всего заботиться о единстве и сплоченности СССР (63,4%) и практически не видят необходимости сосредоточить все силы на СОХРАНЕНИЕ РОДНОГО ЯЗЫКА И КУЛЬТУРЫ (8,8%). В Прибалтийских республиках картина прямо противоположная (соответственно 10,2 и 52,9%).

Эти цифры, как я думаю, отражают целую гамму мыслей и чувств народов, населяющих РСФСР, и в частности, русского народа. Тем не менее на первое место выступает забота о сохранении «тела» СССР, т.е. сохранении той великой державы, которая была создана именно на российской основе. Сохранение же русского языка как бы и не требует заботы, так как его насильственное насаждение в других республиках привело к тому, что он фактически стал государственным языком великой империи. Забегая вперед, отмечу, что при этом не осознается тот факт, что русская культура уничтожалась в этой империи столь же безжалостно, как и культура всех других народов.

И, наконец, четвертое — беспокойство за необратимость демократических преобразований в стране, которые могут быть просто подавлены вооруженной силой на почве раздуваемых самими властями межнациональных конфликтов. Поскольку подобные конфликты происходят, главным образом, в союзных республиках, а не в РСФСР, то и «вина» за эту тревогу, за возможность столь нежелательного исхода как бы и ложится на народы этих республик, а не на «старшего брата», который относительно мирно «отсиживается» в своей «метрополии».

Это положение усугубляется тем, что средства массовой информации преподносят широкому читателю, слушателю и зрителю одностороннюю и одиозную информацию. Если учесть главное, т.е. то, что корни-то межнациональных конфликтов уходят в глубь той жесточайшей национальной политики, которую все 70 лет осуществлял партийно-бюрократический аппарат, то становится очевидным стремление и здесь переложить вину с больной головы на здоровую, т.е. на народы, борющиеся за свое освобождение, за само существование своей нации и своей государственности.

Все эти действительно труднопримиримые противоречия отражают, пожалуй, лишь верхушку того айсберга, который в действительности является причиной отстраненности демократического движения России от национальной идеи, от идеи освобождения народов «метрополии», русского народа из-под ига собственных правителей. Однако результат этой отстраненности известен — национальная идея в России отдана в руки «Памяти», извращается ею до степени фашизма в чистом виде, не встречая должного отпора со стороны прогрессивной общественности.

Николай Бердяев полагал, что «Союз русского народа», «черная сотня» — «это последняя вспышка того нравственного идиотизма, который воспитывался силой слишком застаревшего деспотизма». Будущее показало, что это была не только не последняя вспышка, а лишь начало процесса, благоприятные условия для развития которого возникли именно тогда, т.е. в 1905 г., и были многократно усилены последовавшими за первой русской революцией годами реакции и всей дальнейшей историей России.

Именно в 1905 г. на сцене русской истории впервые сошлись две силы, которым предстояло в дальнейшем сыграть страшную роль в судьбах не только русского народа, с которыми, по мнению Н.Бердяева, общение на почве всечеловеческих норм совести и разума являлось (и является) невозможным. Это, с одной стороны, «истинно русские люди», с другой — «представители лагеря прямо противоположного помещавшегося на классовой точке зрения». Прямая противоположность этих двух сил состояла в том, что первые выступали под знаменами национальной идеи, христианства и монархии, вторые вышли со знаменем прежде всего классовой идеи, начали проповедь марксизма, а несколько позже выдвинули и идею диктатуры пролетариата.

Эта прямая противоположность уже и тогда была кажущейся, так как первая сила — «черная сотня» — олицетворяла не национальную идею, а дикий зоологический инстинкт национализма, не вечную правду и истину христианства, а языческий быт темных «христиан», защищающих смертную казнь, жестокость, тьму, насилие над совестью, не ту просвещенную монархию, на которую уповали лучшие славянофилы, а деспотическую власть, которая сама разнуздала эту «анархию рабов», этот «хаос дикости» с тем, чтобы «превратить его в орудие борьбы с революцией».

Вторая сила — идеологи первой русской революции — уже тогда заменила проповедь национальной исключительности проповедью классовой исключительности; в отличие от «истинно русских людей» не называла себя христианами, но подготовила почву для создания новой религии со своими идолами, со своим культом этих идолов и своей моралью, не имеющей ничего общего с моралью общечеловеческой («весь мир насилья мы разрушим до основанья»…). Эта сила только на мгновенье остановилась на мысли демократической — «власть — народу», в действительности же установила невиданную по жестокости «диктатуру пролетариата», по сравнению с которой деспотическая монархия — детские игрушки.

В России 1905 г. и последующих лет не было третьей силы, способной противостоять первым двум. Н.Бердяев объяснял это тем, что «реакционный характер власти произвел большие опустошения в освободительном сознании, внушил отвращение к самой идее нации», в результате чего движение «по психологическому контрасту приняло характер не национальный, космополитический».

Николай Бердяев надеялся на то, что «новое, освободительное национальное сознание прежде всего остро выдвинет и перерешит все наши больные национальные вопросы (НЕ РУССКИЕ), и решит их не по-язычески, а по-христиански… Корыстное и бесчеловеческое отношение к другим национальным личностям мешает сознать свою национальную личность».

Истина действительно состоит в том, что не может быть свободным народ, угнетающий другие народы. Может показаться менее справедливым утверждение, что народ, как общность, не может быть угнетателем, а является лишь исполнителем воли и желаний своих правителей. Однако даже если принять последнее утверждение, как вполне справедливое, образ угнетателя переносится именно на народ, а не на тех, кто, угнетая и порабощая свой народ, с его же «помощью» угнетают и порабощают другие народы. И чем дольше длится этот процесс, тем в большей степени народ государства-поработителя становится «сопричастным» к делам, творимым сначала и без его воли, но его руками; тем в большей степени психология правителя становится психологией народа. «Соучастие» в деянии, пусть подневольное, не проходит бесследно и безнаказанно.

Русский народ постигла именно эта трагедия. Со времени своего освобождения из-под татарского ига он неоднократно включался в захватнические войны, безмерно увеличившие географическое пространство его расселения и ассимиляцию других народов и другими народами. Пределы экспансии были положены лишь естественными границами: с севера и востока — океанами, с юга — горами и пустынями. С запада, где подобные преграды отсутствуют, продолжалось присоединение новых территорий всеми мыслимыми способами. Даже Великая Отечественная война началась для России оккупацией независимых государств и их народов, а закончилась полным подчинением своему влиянию всей Восточной Европы.

Но самое страшное, на мой взгляд, в этой политике «приобщения» народа к злодеяниям правителей заключается в том, что начиная с 1917 г. русскому народу непрерывно внушалась мысль о его мессианском предназначении в реализации идеи социализма, в построении рая (коммунизма) на земле, не на небе. Явился новый «бог» в лице марксизма, его «апостолов», его «священнослужителей», которые проповедовали не какое-то царство не от мира сего, а «реальное» царство коммунизма на грешной земле. Мессией же, призванной осуществить это царство, был избран (кем?) русский народ. Семена этой проповеди народа-избранника, народа-мученика упали на благодатную почву, так как в силу исторических обстоятельств, идеи «национального мессионизма, сознание великого призвания России, долга перед человечеством и миром» всегда присутствовали в русском самосознании:

«Мы, как послушные холопы,
Держали щит меж двух великих рас
Монголов и Европы!»

В то же время идеи великого призвания России в русском самосознании всегда шли рука об руку с проповедью национальной корысти и национального самодовольства, т.е. попросту с проповедью национализма. И это также было использовано официальной партийной пропагандой, старательно создававшей образ «старшего брата». Сталин в 1943 г., когда перелом в ходе Великой Отечественной войны стал очевиден, заявил, что «главная сила в нашей стране — великая великорусская нация…», и что сама война «ведется за спасение, за свободу и независимость нашей Родины во главе с великим русским народом» («Огонек», № 46, 1989 г.), а не за «спасение еврейской нации», а следовательно (можно сделать и этот вывод) — не за освобождение Европы и мира от чумы фашизма.

Такая постановка вопроса также близка многим русским, которые «искренне заблуждаются, думают, что власть есть носительница национальной идеи, а освободительная борьба с властью национальную идею совершенно отрицает» (Н.Бердяев). Именно в этом кроются корни отождествления себя (народа) с властью, почти слепая вера в батюшку-царя («За Родину, за Сталина!»), который стоит на страже народных интересов. И хоть пропаганда такого подхода велась достаточно осторожно, откровенные преследования евреев в послевоенные годы (дело врачей) говорили сами за себя.

Фактически партократия приняла «монополию хранителя национальной идеи» прямо из рук абсолютной реакционной монархии, и, также как и она, охраняла лишь «тело» России, но не ее дух, честь и достоинство. Однако справиться с охраной «тела» СССР в условиях уже жесткого тоталитаризма можно было только с помощью народа метрополии, т.е. русского народа. Для этого его следовало «приобщить» к системе управления этой тюрьмой народов. Я попытаюсь назвать только самые основные методы, с помощью которых достигалось не только это «приобщение», но и упорное «воспитание» в русском народе великодержавного сознания, черт имперского высокомерия.

1. Насильственное насаждение русского языка, закрепленное постановлением Совнаркома от 1938 г. за подписями Сталина и Молотова об обязательном изучении русского языка в Союзе ССР. Результат известен: закрывались национальные школы; русское население республик не считало нужным изучать язык коренного народа, полагая наоборот, обязательным приобщение к русскому языку коренного народа, причем в этом, действительно, была необходимость, так как на русском языке велось (и ведется) все делопроизводство, функционирует армия, работают все центральные средства массовой информации, и т.д., и т.п.

2. Создание института русских наместников в союзных республиках, обязательно занимавших (и занимающих) посты вторых (а в автономных — нередко и первых) секретарей обкомов и прочие ключевых посты. Власть этих прокураторов до самого последнего времени являлась практически неограниченной и, в отличие от Понтия Пилата, им не приходило в голову хотя бы «умыть руки» при «пролитии невинной крови» тех народов, которыми они фактически управляли. Вряд ли они будут канонизированы какой-либо церковью.

3. Насильственное изменение сложившейся структуры экономики и экономических связей союзных республик, осуществлявшиеся под лозунгом создания единой экономической системы и интеграции, но далеко не всегда отвечавшие интересам коренного населения. Достаточно только одного примера — Узбекистана, прекращенного в хлопковую плантацию СССР, на которой в течение десятилетий безжалостно эксплуатировался детский труд, в то время как ХАН этой «советской республики» Рашидов устраивал в своем ханстве праздничные дни русского языка.

Под предлогом интеграционных процессов велось строительство новых предприятий и происходило заселение союзных республик русскоязычными «мигрантами», неповинными ни в чем, кроме того, что они решились на переезд. Это, наряду с физическим уничтожением коренного населения, привело в конце концов к тому, что в ряде республик коренной народ оказался в меньшинстве. Но это привело и к другому результату: русский народ и так безмерно расселенный на огромных пространствах, все в большей степени утрачивал связи с Родиной и все в большей степени терял свое историческое самосознание.

4. Исключительное положение России (РСФСР) в структуре СССР, отличающееся от всех других республик тем, что это, во-первых, Федерация внутри Федерации, а, во-вторых, тем, что это странное образование не имеет ни своей столицы, ни своих общественных организаций, ни своей Академии наук и т.п. И это — не случайно, это только еще раз призвано доказать исключительность именно России, которая свою исконную столицу — Москву, сделала одновременно столицей всей державы, которой не нужна Российская Академия наук по той простой причине, что в АН СССР примерно 90 % ее членов составляют представители РСФСР, которой не нужно и свое Политбюро, так как на сегодня, скажем, в Политбюро ЦК КПСС вообще нет ни одного представителя союзных республик.

Теперь самое время понять, в чем же заключались мучения русского народа и был ли он вообще народом-мучеником или стал лишь послушным и бездумным исполнителем воли своих правителей, восприняв их мораль?

Я убеждена в том, что «богоизбранность» русского народа обошлась ему слишком дорого и что он мучился и страдал ничуть не меньше других народов нашей страны. Кроме двух мировых войн, русский народ, также как и другие народы СССР, пережил и третью — «беспрецедентную в истории войну тоталитарного режима против собственного народа, в которой погибли десятки миллионов людей, погибли целые социальные слои: крестьянство, национальная интеллигенция, национальная аристократия, т.е. носители бытового уклада и исторической памяти, а также этнического самосознания своего народа» (Г.Старовойтова, «Материалы конференции демократических движений и организаций страны», Л., 1989 г.). В результате всего этого у русского народа, возможно, больше, чем у других народов, прервана этнокультурная традиция, нарушено, я бы сказала даже, в значительной степени потеряно историческое самосознание, которое упорно и настойчиво вытеснялось идеей «великой нации на великой территории».

Подобное положение и отражает результат действия тех двух сил, которые впервые так очевидно появились на сцене русской истории в 1905 г.: с одной стороны, силы, исповедующей классовый подход и изничтожающей историческое самосознание нации, с другой — пропагандирующей и насаждающей национализм и великодержавный шовинизм. Тот же Н.Бердяев в трагическом 1938 г. писал: «Расовая идеология представляет собой большую степень дегуманизации, чем классовая пролетарская идеология. С классовой точки зрения человек может все-таки спастись, изменив свое сознание, например, усвоить себе марксистское мировоззрение, хотя бы он был дворянин или буржуа по крови, он может даже стать народным комиссаром» («Дружба народов», № 10, 1989 г.). Величайшее заблуждение! И именно потому, что «избранная раса есть такой же миф, как и избранный класс», Нет, спастись не удалось никому, даже тем, кто «заблуждался», быть может, вполне искренне: «Я с небес поэзии бросаюсь в коммунизм, потому что нет мне без него любви».

Проведение политики насильственного уничтожения национального самосознания народов, идеи любой нации и любой национальной государственности сопровождалось насаждением зловредной идеи создания новой общности — СОВЕТСКОГО НАРОДА, что привело к уничтожению колоссального пласта национальных культур всех народов, в том числе и русского народа.

Русский советский поэт Маяковский писал про «дубликат бесценного груза» («краснокожую паспортину»): «Читайте, завидуйте, я — гражданин Советского Союза». Поэт тогда еще не знал, что «молоткастого, серпастого советского паспорта» не будет и у русских крестьян (и не только русских), превращенных в феодальную собственность тем же зубастым Советским правительством, за установление власти которого и за обещанную им землю, нагло отнятую, они проливали кровь. Тоже — заблуждались!

«Писатель из тюркоговорящего народа, но пишущий на русском языке», Чингиз Айтматов, спустя почти 60 лет, «ввел в нашу (какую — нашу? М.С.) литературу образ МАНКУРТА — человека, которого захватчики лишили памяти. И этот образ, это слово вошли в русский обиход, в обиход других советских народов, стало мировоззренческим понятием. Негоже всем нам становиться манкуртами» («Дружба народов», № 10, 1989 г.). Эти слова принадлежат доктору филологических наук, научному сотруднику Института русского языка АН СССР Л.Скворцову. Я бы могла согласиться с этими словами, если бы не было в них такой «оговорки»: «других советских народов», которая приводит к единому знаменателю — «советские народы», — все народы нашей страны, но выделяет при этом русский народ.

И все-таки, как я думаю, этой зловредной идеей новой «великодержавной нации» — «советской», пропитан в наибольшей степени именно русский народ, именно он стал первой жертвой пропаганды этой идеи, так как это и был главный способ «приобщения» его к управлению тюрьмой народов. И это подтверждается тем, что именно население РСФСР больше всего озабочено единством и сплоченностью СССР, а не сохранением родного языка и культуры. Этим русский народ сполна расплачивается за свою роль Мессии, продолжая нести крест идеологии и политики своих правителей.

Надежды Николая Бердяева на новую русскую интеллигенцию, которая соединится с ширью народной жизни, которая отнимет у реакционной государственности национальную идею и выставит ее на знамени освободительного движения русского народа, рухнули. Рухнули прежде всего потому, что была физически и морально уничтожена практически вся русская интеллигенция. Ее место заняла не та НОВАЯ интеллигенция, о которой мечтал Николай Бердяев, а интеллигенция, «болезненное отщепенчество» которой от идеи нации приняло, в силу уже не реакционного, а тоталитарного характера власти, настолько уродливые формы, что излечение будет длительным, трудным и далеко не однозначным.

И в этом нет ничего удивительного. Каждый новый акт вандализма против других народов («очищение» Дальнего Востока от китайцев и корейцев, а Невской дельты — от ингерманландцев; уничтожение в одночасье Республики немцев Поволжья; расправа с калмыками, чеченцами, ингушами, балкарцами, крымскими татарами, карачаевцами, месхами; насильственное включение Нагорного Карабаха в состав Азербайджана; оккупация Латвии, Литвы, Эстонии, Западной Украины, Западной Белоруссии, Бессарабии и последовавшие за этим репрессии по отношению к народам, населяющим эти республики и территории; ввод советских войск в Венгрию и Чехословакию; неправедная по отношению к афганскому народу и безбожная по отношению к нашим молодым людям и их матерям война в Афганистане; непрекращающиеся преследования евреев, кровавая расправа в Тбилиси, связанная с именем русского советского генерала с русской фамилией — Родионов…) могли вызывать и вызывают до сих пор у русской интеллигенции лишь ужас бессилия перед великодержавной геноцидной политикой, полную отстраненность от идеи свободы собственной нации, боязнь оказаться националистом в глазах прогрессивной общественности народов СССР и мира при самом произнесении звука — РОССИЯ! Ведь вся эта вакханалия геноцида (да простят меня те народы, которые не поименованы в этом скорбном перечне) исходила из Москвы, все из той же исконной русской столицы.

Надежды Николая Бердяева в 1908 г. на то, что «кончится период скитальчества русской интеллигенции и она возвратиться на Родину, к своему народу», также рухнули. Наоборот они только начались: русская интеллигенция, скитальчество которой ранее было скорее духовным, начала свое физическое скитальчество, и ныне мы переживаем уже третью иммиграцию. Те русские интеллигенты, которые находили в себе силы остаться со своим народом или вернуться к нему, те русские интеллигенты, которые всегда исповедовали идею нации в ее идеальном выражении: «нация, как и личность, должна себя охранять и укреплять не во имя свое, а во имя своего высшего назначения», подвергались жесточайшим репрессиям. Но они, эти русские интеллигенты, стали совестью нации и имя этой совести — Дмитрий Лихачев.

Сегодня русская интеллигенция, как никогда в истории России, обязана вернуться к своему народу. К русскому народу обязана вернуться та русская интеллигенция, на знамени освободительного движения которой, ЗНАМЕНИ РОССИИ, будет написано: «Свободная, демократическая Россия — единственный путь к возрождению национальной идеи, к возрождению самосознания русского народа, к возрождению России».

Сегодня, как и в начале века, на пути создания свободной, демократической России, на пути национального возрождения всех ее народов, стоит разрушительная сила «патриотического» фронта «истинно русских людей» и все тех же таинственных верхов, при полном попустительстве которых они ведут разнузданную пропаганду идей шовинизма, национализма и расовой исключительности. И русская интеллигенция обязана вести с этим беспощадную моральную борьбу.

Сегодня от демократического движения России, от всех ее народов зависят судьбы страны. Свобода России сегодня — это свобода всех народов СССР. Но мы должны понять, что сможем быть вместе с народами других республик только в том случае, если наши мысли, наше сознание будут свободными. Мы должны изжить идеи великодержавного шовинизма; навсегда покончить с имперским высокомерием; покончить с тем, что называют, и справедливо называют, колониальной Россией. Мы должны убедить всех на деле, что русский народ остался верен искони присущим его свойствам добра и человеколюбия, что стремясь к своей свободе, он будет стремиться к ней во имя блага всех и каждого.

Сегодня, как и в прошлом веке, колокол должен быть в руках современных декабристов и Герцена. Он должен звать народ к освободительной борьбе, он должен звать к свободной и демократической России, а не к России фашистской. Сегодня мы должны помнить вещие слова Пушкина: «Россия вспрянет ото сна!» Сегодня мы должны, мы обязаны гарантировать себе и своим потомкам эту бессонницу ради демократической России. Тогда мы победим.

Марина САЛЬЕ,

доктор геолого-минералогических наук,
член правления ЛНФ

ноябрь 1989 г.

Источник: http://www.svobodanews.ru/content/blog/24381260.html