В конце мая — начале июня в Крыму гостила Александра Васильевна Суперанская — профессор, известный специалист по ономастике и крымской топонимике. Предлагаем вашему вниманию беседу с Александрой Васильевной, которая произошла в редакции «Полуострова» накануне ее отъезда в Москву.

— Александра Васильевна, если определить двумя-тремя фразами, что такое топонимика и в каком состоянии сегодня она пребывает?

— Это наука о географических названиях. Прежде всего, важно понять, для чего нужны географические названия, как и кем они создавались — это будет понятнее.

В разных странах дела обстоят по-разному. Например, поляки очень заинтересованы в том, чтобы ни одно их название не пропало. Там уже много лет ведется последовательный сбор топонимического материала, вплоть до названия какого-то луга, покоса, пастбища, не только города, деревни или реки. Результаты исследований классифицируются, публикуются, издаются, как правило, небольшими тиражами, но книги расходятся по назначению — то есть попадают в руки специалистов, которые затем используют их в своих работах.

Должна печально констатировать, что в Советском Союзе до 1960 года, по крайней мере, на любые собственные имена смотрели как на фантазию, как на блажь, считали, что вообще люди не должны этим заниматься. Больше того, вышел семнадцатитомный словарь русского языка, так в него не включили ни одного собственного имени, ни одного географического названия. А когда мы в Институте языкознания начинали заниматься ономастикой — наукой о собственных именах — многие считали, что мы в какие-то игрушки играем. Хотя собственные имена играют очень важную, в том числе и юридическую роль: у каждого человека в паспорте указаны фамилия, имя, отчество, место рождения, а это тоже топонимика. После того, как происходит переименование какого-то географического объекта, человек как бы теряет свое место рождения. И чтобы, к примеру, получить пенсию или заграничную визу, или даже справку, приходится долго и нудно, часто через суды, доказывать, что такое-то название соответствует такому-то по-новому административно-территориальному делению. То есть переименования создают массу никому не нужных проблем.

— Советский Союз, как сейчас принято говорить, был монстром, тоталитарным страшным злом, а как сегодня у нас с топонимикой?

— Вы знаете, есть такая теория зеркала — если его разбить, то каждый кусочек продолжает отображать то же самое, что и большое зеркало. Во многих частях бывшего СССР сохраняется то же самое, как бы это помягче сказать, более чем прохладное отношение к топонимике. Могу сказать, что исключение составляет Казахстан, по той причине, что там есть хорошие специалисты по топонимике.

Перед Республикой Казахстан стоит задача переименования 600 географических объектов. Чтобы не потеряться в пространстве, казахи вынуждены над каждым новым названием ставить то, какое было раньше. Иначе говоря, им приходится делать двойную работу плюс определенный паралич на транспорте и почте, во всех социальных и общественных функциях.

— Одно из стремлений крымскотатарского сообщества — вернуть Крыму его историческую топонимию…

— Если форсировать события, наверняка возникнет паралич повсюду, нарушится вся инфраструктура. Эту работу нужно проводить последовательно и, может быть, поэтапно, каждому переименованию должна предшествовать спокойная разъяснительная работа.

— Когда вы впервые познакомились с Крымом?

— В первый раз я была в Крыму в марте 1939 года, когда с мамой ездила в Алушту. У меня с собой была тетрадка, на которой было написано «Записки путешественника». Я в ней записывала, где была, что видела. В альбом перерисовывала необыкновенную татарскую посуду… Наконец, интересовалась, как по-татарски то, как это называется.

Я обнаружила, что в Алуште самое распространенное имя — Айше. Если кто-то на улице кричал «Айше!», так со всех дворов отзывались. Я по-детски мечтала, когда вырасту, приеду в Алушту, стану на то же самое место и закричу «Айше!»… Но видите, как все сложилось… Да и той улицы уже нет, где когда-то бегали Айшечки…

Я очень сдружилась с одной маленькой девочкой Айше, моей ровесницей, мы с ней вместе лазали по деревьям, шелковицу рвали, ее мать звали Айше апа. Я свою подружку в шутку называла Айше апа, а она меня — Ала-апа, вот так мы с ней играли.

Был еще мальчишка Осман, хулиганистый, немножко даже дерзкий. Он бегал в одних трусах и всегда был весь испачкан шелковицей с ног до головы.

— Когда удалось во второй раз попасть в Крым?

— Это был 1954 год, наверное. У меня было безумное путешествие, за 14 дней отпуска я обкатала весь Кавказ и весь Крым. Крым поразил меня своей пустынностью. Хотя природа была почти такой же, как до войны: я успела тогда и на Диву слазить, и на Ай-Петри побывать…

— А научный интерес к Крыму когда появился?

— В 1959 году в Московском филиале географического общества открылась топонимическая комиссия. Собрались специалисты разных профилей, тут были и историки, и географы, и языковеды. Были доклады о географических названиях разных областей страны и тут же возникли всевозможные мифы о них.

На самом-то деле географические названия живут ужасно долго, они веками хранят память о рельефе, ландшафте, социальных отношениях, вплоть до эпохи рабовладения. И в этом отношении самая благоприятная для исследований территория, конечно, Крым. Здесь и два древних письменных языка: латинский и греческий, которые фиксировали географические названия, и имена людей, живших задолго до нашей эры. Смена разных народов, разных культур… Поэтому Крым — это лучшее место, чтобы проверить правдивость той или иной идеи, опровергнуть или подтвердить существующие мифы.

— Вы издали по крымской топонимии две книги?

— Можно считать, одну. Потому что одна — это первая часть, а другая — первая и вторая части вместе. Было задумано издать еще большой топонимический словарь Крыма, который остался в картотеке и в машинописи, но, к сожалению, так и не был опубликован.

— Чем отличаются названия Крыма, Украины, России и в чем их сходство?

— Это очень трудный вопрос.

По происхождению Древняя Русь заселялась с Запада на Восток двумя потоками из Киева и Новгорода, северные земли были заселены финно-угорскими племенами. Они жили достаточно разрозненно, поэтому русские заняли определенные территории, не помешав финно-уграм. Они жили своим укладом, древние русичи — своим. То, что уже было названо финно-угорскими племенами, русские усвоили, как-то адаптировали к своему языку. Поэтому заниматься ономастикой России, особенно северной или восточной, невозможно без хорошего знания финно-угорских языков. В Подмосковье, к западу и к юго-западу, жили балты, поэтому балтийские вкрапления есть в ономастике этих территорий.

Юг Украины, то есть степи, в течение тысячелетий назывались Диким полем. Там без конца одно кочевое племя за другим проходило: и печенеги, и половцы, и кого там только не было. Причем, отношения их с Полем были очень разные. Иногда они сталкивались в каких-то военных мероприятиях, иногда вместе шли на кого-то третьего. А очень часто все дело кончалось по-доброму: княжескую дочь русских племен выдавали замуж за сына хазарского хана, и дело кончалось миром. Поэтому когда южная часть Украины уже стала заселяться оседлым образом, там были потомки разных тюркских племен. И в украинском языке много тюркизмов: тютюн, кавун, килим и много-много других слов. И если сравнить древние карты Крыма и севернее, южной части Украины, и здесь, и там топонимические названия практически не отличаются, в массе своей они производные от тюркских родоплеменных названий. Дело в том, что когда кочевая общность оседает на землю, она свое племенное или родовое название переносит на ту территорию, которой владеет. Водопои и пастбища были, как правило, в коллективной собственности, поэтому родоплеменное название этноса переносилось на топос (местность).

— Ну а происхождение крымских топонимов…

— Здесь тоже очень много названий, которые восходят к тюркским родоплеменным. Сейчас трудно сказать, какие это были тюрки, и какие это были племена. К примеру, исследователь крымской топонимии Джелял Челебиев считает, что тюрки здесь жили с первого века н.э., и, по-видимому, он прав. Потому что вот так сразу ниоткуда принести массу тюркских названий в одно место невозможно. Мозг людей устроен так, что за один период они могут дать только определенное количество географических названий, исходя из своих жизненных потребностей, своего миропонимания или мировоззрения. Меняется эпоха, появляются другие названия, связанные с изменившимися социальными отношениями, материальными, производственными. Такая масса тюркизмов на территории Крыма, конечно, связана с тем, что здесь издавна жили тюрки. И действительно, чтобы каждому кустику, каждому ручейку дать свое особенное название, нужно веками жить на данной территории.

Ваш соотечественник Джелял Челебиев издал первый том своего труда по топонимии Крыма, и назвал свою книгу «Язык земли». Он разделил материал по районам, привязал древние названия к современным реалиям, ведь с тех пор, особенно после войны, в Крыму произошли колоссальные территориально-административные изменения, ряд населенных мест был упразднен, ряд включен в городскую черту, сельские поселения объединялись… Найти к чему относится то или иное старое название — это колоссальный труд, конечно, и этот труд проделал Джелял Челебиев. Ценность его работы еще и в том, что в крымскотатарском языке очень распространено сокращение, ужатие слов. Он выяснил, из чего состоят эти ужатые географические названия, установил правила, как их надо писать, восстановил утраченные формы. У него в работе второй и третий тома. Но надо помочь ему довести начатое дело до конца.

— Какие последствия для полуострова и его народов имело тотальное переименование крымских топонимов по окончанию войны?

— Для местного населения, которое было депортировано — это была полная потеря своих корней, для нас, ученых — возникшие новые названия не представляют никакого интереса, они совершенно не топонимичны. Настолько все это неграмотно сделано. Ну а для культурной истории края — это, конечно, очень большой шаг назад, если вообще не сказать, деградация.

— И как же выходить из такого удручающего состояния?

— Я считаю, прежде всего, нужна просветительская работа, причем начинать нужно со школьной скамьи. Эдуард Макарович Мурзаев, уроженец Крыма и наш знаменитый географ, кстати, он был членом нескольких заграничных академий, но не был членом Академии Российской, что тоже очень показательно, рассказывал, что школу он окончил здесь, в Симферополе. У них был замечательный учитель географии, который постоянно показывал и рассказывал им, как то или иное геологическое явление отражено в Крыму. Он организовывал для них походы, дети усваивали и местные географические названия, и местные геологические явления. Вот если бы такая работа проводилась, так у каждого ребенка со школьных времен был бы интерес к тому месту, где он живет, к тому, как там что называется, какая история связана с тем или иным объектом.

У нас, в Москве, в свое время была издана книга «Имена, которым не место на географической карте». В ней просто по алфавиту даны фамилии, расписаны все их деяния и объясняется, почему им не место на географической карте. Не знаю, насколько возможно это сделать в Крыму, есть ли достаточно знаний и компетентных людей, которые эту работу смогли бы провести. С другой стороны, если опять переименовывать географические объекты, предстоит пережить еще одну ломку, теперь уже по устранению предыдущей ломки — даже не знаю, как отсюда искать выход. Может быть, для начала перед каждым населенным пунктом стелы ставить со старыми и новыми названиями…

— Вы видели Крым в трех измерениях — довоенный, рафинированный советский и нынешний. Чем они отличаются, какие у вас восприятия?

— В довоенном Крыму мне было все интересно, не только погода, не только природа, не только море, но и быт местных жителей, всякая диковинная посуда, все это было совершенно из другого мира… Первое послевоенное — это совершенно пустынный Крым, просто ушла жизнь, не стало чего-то самого главного, что было в Крыму. В 1960-е — это был обыкновенный Советский Крым, больше никак не скажешь, очереди в столовой…

— А что вы скажете о нынешнем Крыме?

— У меня такое впечатление, что я вообще нахожусь не в Крыму. Даже на западе нет такой интенсификации, такой атаки надписей. Это не Крым, а какой-то бурлящий механизм и, может мне показалось, но даже крымский воздух уже не такой приятный, каким он был раньше. Обилие машин, грязи и пыли снижает достоинство Крыма как курорта, это очень больно и печально, и хорошо, если я ошибаюсь.

Беседовал Васви АБДУРАИМОВ

«Полуостров» №28 (332), 17 — 23 июля 2009