Оказывается, так тоже бывает: приговор вынесен, но исполнение его отложено почти на сорок лет. И, вроде, забыли все, что ходят под приговором. Иногда что-то такое смутно вспоминают, но не очень фиксируют на этом собственное внимание. Но… отложенный срок истекает, и приговор вступает в силу. Неотвратимо. Безжалостно. Это я, если кто ещё не догадался, о передаче Крыма Украине.

Один довольно крупный по крымским масштабам политик недавно по этому поводу сказал: «Нас передали как мешок картошки: без соблюдения процедуры, предписанной советскими законами, с массой нарушений». Но кому тогда, 60 лет назад, было интересно разбираться в политико-правовой казуистике? Ведь только что бурно отгуляли на 300-летии Переяславской Рады: «вековая нерушимая дружба братских народов», «с Россией на вечные времена» и прочая беллетристика притупили геополитическую бдительность советских бонз примерно также, как царский банкет расслабил Ивана Васильевича Буншу, готового направо и налево раздавать державные волости.

Да и крымчане — современники этого свершения, судя по их воспоминаниям, пребывали скорее в недоумении, а не в тревоге. С любопытством вчитывались и вслушивались в откуда ни возьмись повсеместно появившуюся «мову», которую даже не сразу нужно было обязательно учить наравне с родным — русским языком. А попозже — даже пообвыклись, воспринимали все эти мовные изыски как своего рода местный колорит. Помнится, заехала летом к нам в Керчь дочка маминой одноклассницы. Очень её удивляло, что на пачке творога написано «СИР». А мы — чувствовали некоторое перед ней превосходство: мы-то знали ещё один язык, что вооружало нас точным знанием, что это — не обращение к французскому монарху, а такое украинское слово…

Юных крымчан пытались приучать, приохочивать к украинскому языку, знакомить с украинской литературой. В школах действовало неофициальное правило, что оценки по этим предметам не могут быть ниже, чем по русскому языку и литературе соответственно. Помнится, давалось всё это легко, учителя украинского были снисходительны и доброжелательны. Мы с удовольствием пели украинские песни: народные и эстрадные, смеялись над Тарапунькой и Штепселем… Куда потом всё это делось?..

О существовании живых украинских националистов рассказывали разве что те крымчане, которым довелось побывать во Львове или других городах Галиции. Но рассказы эти воспринимались как явное преувеличение. Никаких наглядных подтверждений наличие националистических настроений в Украинской ССР заметить было невозможно. Для меня, помнится, выглядело диковато, когда оказавшись в летнем лагере школьного комсомольского актива, я столкнулся с тем, что все лекторы, а это были сплошь секретари и инструкторы обкомов комсомола, читали лекции исключительно по-украински. Хотя в крымском отряде были севастопольцы, которые украинского языка тогда практически не изучали, их робкие просьбы перейти на русский ни к чему не привели. Но это выглядело как этакое национальное приспособленчество подрастающей номенклатуры, а вовсе не предвестник того, что мы называем «насильственной украинизацией». В принципе — мелочь, особенно — по сравнению с нынешними временами…

…Прозрение началось, когда пошатнулся, казалось бы, незыблемый фундамент СССР. А затем — его величественное здание с необъяснимой лёгкостью расползлось на части, ставшие называть себя «независимыми государствами». В этот момент мы реально ощутили, что вместе с распадом Союза мы можем, не покидая родного Крыма, оказаться за пределами своего Отечества. Осознав эту угрозу, мы сумели мобилизоваться и — обзавестись автономией: не совсем то, что могло отменить отсроченный приговор о нашей депортации с Родины на чужбину, но автономный статус дал-таки нам некоторое послабление режима. Добившись послабления, мы слегка расслабились. Это потому, что многие из нас далеко не сразу ощутили, в какое дерьмо мы вляпались. Думаю, до многих это доходит только сейчас.

Не хочу сильно себя расхваливать за предвидение — не тот случай. Но сцены наподобие тех, что пришлось наблюдать в ночь с 18 на 19 февраля, привиделись мне 24 августа 1991 года — когда я наблюдал прямую трансляцию заседания Верховной Рады Украины, принявшей с перепугу не то перед ГКЧП, не то перед Ельциным Акт о независимости. Остальное уже не удивляло. И грядущее, обещающее ещё более отвратительные сцены, — тоже не удивит. Тогда, 24 августа 1991 года, в этой временной точке, был сделан трагический поворот за тот самый угол, за которым вас ждал гоп-стоп со всем набором удовольствий: ограблением, физическим насилием, а по необходимости — и смертоубийством.

Но гнилая суть, прущая сейчас наружу, словно пена из банки с забродившими солениями, была занесена в среду, которая потом постепенно становилась украинской, вовсе не в 1991-м году, и даже не в 1918-м, так глубоко и точно описанном Михаилом Афанасьевичем Булгаковым. Гниль была занесена ещё в конце XVI века агитпропом Стефана Батория, затем — целым рядом поколений польских отравителей, упорно капавших в разжиженные пребыванием под тёплым солнышком и на жирных чернозёмах восточнославянские мозги. Затем на помощь полякам пришли пунктуальные немцы, поставившие дело фабрикации украинцев на индустриальную основу. А завершили эту спецоперацию большевики со свойственными для них революционным энтузиазмом, наганом и ГУЛАГом.

Так было взращено это чудище, от которого сейчас, увидев вблизи его кровожадный оскал, в ужасе отшатнулось мировое сообщество. Именно этому чудищу на прокорм был отдан наш родной Крым со всеми нами: уже умершими и ныне живущими крымчанами. Чудище хотело бы, чтобы и все последующие поколения наших потомков кормили собой его ненасытную утробу…

А мы не хотим жить в такой стране. Это — не наша страна. Кому-то эти мои слова отозвались пресловутыми «чемоданами — вокзалами …»? А вот — фигушки! Мы, крымчане, — на своей земле. Здесь наш дом, и эту землю мы никому не отдадим. И мы заставим считаться с тем, что для нас свято, что составляет нашу сущность, тех, кто сейчас, в эти часы, от чрезмерного усердия по прославлению Украины поставил её на грань полного и окончательного краха. Хотите жить вместе с нами в одной стране? Меняйтесь! Выдавливайте из себя вековую гниль, эволюционируйте в обратную сторону — от чудища во что-то более нормальное и приемлемое, в тех исконных русичей, которыми были ваши предки. А нет — так нет. Мы к вам не напрашивались. Была без радости любовь — разлука будет без печали.

Все депортации, рано или поздно, заканчиваются. Закончится и наша. Отстояв и сохранив свой крымский дом, мы сумеем вернуться в ту большую страну, которую каждый из нас сможет назвать Отечеством.

Андрей Никифоров

Источник: http://nahnews.com.ua