С новым роком!

Post navigation

С новым роком!

Новое время поднимает из могил старых героев. Ложь лаунжа лопнула вместе с биржевыми пузырями, и на руинах очередного фальшивого рая снова зазвучал рок. Он так же актуален, как перед распадом СССР. Новый рок — это приговор «нулевым», родовые муки новой эпохи.

Новое время поднимает из могил старых героев. Легендарный Виктор ЦОЙ. Двадцать лет назад песни группы «Кино» стали предтечей перемен. Цой не назначал лечение своему времени — он лишь ставил ему диагноз. Его слушали те, кто устал от розовых очков, кто не хотел и не собирался мириться с обреченностью прежнего уклада. Он пел о том, что возмущало его поколение, о том, что заставляло не соглашаться тянуть лямку обезличенной серости. И вот в начале «десятых» неожиданно оказалось, что написанные в конце 1980-х тексты снова созвучны эпохе. Значит ли это, что мы, как и двадцать лет назад, стоим на пороге революции?

Русский рок — это всегда боль души и борьба за право думать. Ничего удивительного, что в сытые «нулевые» власть так старательно прикармливала рок-тусовку, стремясь безопасно для себя канализировать протест молодого поколения. Сурков писал тексты для «Агаты Кристи», Путин брал в поездку на желтой «Калине» диски «Машины времени» и «Чайфа», «Морального кодекса» и «Би-2». Околоноля — тоже оценка социальной значимости старых и новых кумиров. Из протестно-злого русский рок все быстрее дрейфовал в сторону буржуазно-сытого, где лиричностью переживаний подменялось право говорить правду. Вместо обнаженного нерва — обезболивающий укол тщательно дозированной эмоции, густо перемешанной с ностальгией для поколения тридцатипятилетнего офисного планктона.

Но, как выяснилось, прикармливали не тех. Очень скоро рок «нулевых» стал разновидностью музыкального мэйнстрима, бизнесом, эффективным способом заколачивания бабла на стремлении к беззубому и безопасному фрондированию. С легкой руки продюсеров появлялось все больше «рокеров», которые умели материться — но не писать, соображать — но не думать. Главные темы песен очень быстро скатились к хрестоматийному «меня никто не любит», или же «меня никто не понимает», или, на худой конец, — «ну и хрен с ними со всеми». При этом самих «рок»-исполнителей как бы любили, старательно понимали и уж точно пальцем на дверь не показывали.

Да что там говорить — в «нулевые» публика готова была окрестить русским роком всех, кто не поет для пуберантного возраста. Для нее это была форма самозащиты — слушать рок-музыкантов означало иметь право отождествлять себя с интеллектуальным меньшинством. Попутно, увлечение «роком» нулевых было лакмусовой бумажкой «успешности» — наряду со способностью выплачивать кредит и отдыхать в Египте. Сперва кризис проколол потребительский пузырь, затем ушел в революционное небытие пирамидный отдых и только теперь мы начинаем понимать, что мелодии, звучащие из недешевых домашних аудиосистем — это тоже пустышка. Такая же, как и всё наше мнимое конформистское благополучие последнего десятилетия.

«Перемен требуют наши глаза. В нашем смехе, и в наших слезах, и в пульсации вен — перемен, мы ждем перемен». Двадцати лет как ни бывало — сегодня бы исполнитель этих строк вряд ли пробился бы на официально-прилизанные концерты. «Дальше действовать будем мы», — звучащие рефреном в голове строки из Цоя раз за разом бьют в комок напряженных нервов. «Что будут стоить тысячи слов, когда важна будет крепость руки?», — этот вопрос и сегодня вполне может задать себе молодежь, сталкивающаяся с беспределом — милиции, властей или диаспор.

Власть не в силах прикупить талант. Она способна лишь разрушить его или загнать в подполье. Прикормить музыканта, художника, поэта нельзя — после продажи эти качества умирают в своем носителе, оставляя место лишь для халтуры. Что и произошло с целым сонмом экс-бунтовщиков: стремление жить как все не может проецироваться лишь на быт — общий ранжир бьет именно по тому, что выделяет тебя из толпы. Умение нравиться всем — это диагноз, а не привилегия.

Конечно, русский рок может и должен быть разным — он не обречен лишь на социальный протест. Никто не ждет, что завтра «Сплин» станет петь про «родину-уродину», а БГ начнет призывать Русь к топору. И слава Богу, что рок может быть разным. Но отказ от социального в текстах не обязан дополняться такой же словесной аскезой в интервью. И вряд ли может считаться достижением для рокера переход в категорию персонажа гламурной хроники в стране, которую рвут на части внутренние противоречия.

Те, кого сломала эпоха, ненавидят тех, кто сумел устоять. Ничего удивительного: сплошь и рядом один честный человек мешает всему коллективу чувствовать себя порядочными людьми. Бессмысленны заявления экс-бунтарей о «переосмыслении действительности»: смена убеждений, ведущая к ухудшению благосостояния — это иногда свидетельство победы духа над материей. Смена принципов, ведущая к росту благосостояния — это проcтитуция.

Всё то, что мы называем эпохой нулевых — это время тотальной имитации: «государства, поднимающегося с колен», самоуважения, внутренней свободы. В конце прошлого десятилетия даже протест стал балаганным, подтверждением чему — расценки и востребованность на корпоративах разудало-матершинного творчества группы «Ленинград». В эпоху притворства любая попытка говорить серьезно воспринималась как недовольство слабых. А стеб стал лишь отрыжкой гламура — того самого, что стремительно уходит в небытие. Его место занимает запрос на серьезность — искреннюю, вдумчивую и рассудительную. Даже принципиально аполитичный БГ вновь стал исполнять на концертах «Этот поезд в огне».

Они всегда серьезны. «ДДТ», Борзыкин, «Телевизор» — по их песням можно узнать о России куда больше, чем по любым выпускам новостей. Об этой музыке очень точно сказал Андрей Кураев: «Русский рок в своих лучших песнях — это болевые уколы в совесть. Это борьба за право думать, за право быть одиноким, за право выпадать из толпы и из попсы. Когда всё вокруг тонет в беспросветном оптимизме, когда официальная пропаганда обещает построить коммунизм или хотя бы догнать Португалию по числу кондиционеров на душу населения — русский рок встряхивает и говорит: «А ты знаешь, Небо становится ближе». Это было произнесено тогда, когда ещё не прошла анестезия от совести. Сейчас это — и приговор, и надежда.

Русский рок вряд ли станет мэйнстримом, но триумвират обезьян, не желающих слышать, видеть и говорить, уже умер. Те, кто предпочел собирать в концертные залы ностальгирующих сорокалетних менеджеров уже не смогут ничего предложить молодым. И возраст музыканта тут не причем. Ни годы, ни профессиональный стаж не мешают тому же Шевчуку говорить о самом важном.

Поэт в России — больше, чем поэт. В русском роке всегда было место тем, кто не желал шагать строем, принимать ложь на веру и носить розовые очки. В нем уживались боль и веселая злость, цельность и мечта, надежда и вера — все то, что отличает искусство от подделки, а правду от фальши. Все то, что отличало русский рок от попсы, а жизнь — от имитации. И не удивляйтесь, если давно забытые песни вновь зазвучат на улицах. Это значит лишь то, что новое время ставит перед вами старые вопросы, на которые вы не смогли — или не захотели ответить 20 лет назад.

Павел КАЗАРИН,

rosbalt.livejournal.com

Источник: http://www.rosbalt.ru/blogs/2011/04/11/837920.html

Похожие материалы

Ретроспектива дня