Тюркское единство против Евразийского союза?

Post navigation

Тюркское единство против Евразийского союза?

На прошлой неделе, когда еще не успели стихнуть комментарии по поводу «исторического» соглашения о свободной торговле в СНГ, грядущего перехода Таможенного союза в режим Единого экономического пространства и перспектив трансформации всего этого в предложенный Путиным Евразийский Союз, произошло еще одно событие, тоже охарактеризованное, как «историческое».

Владимир Путин и Нурсултан НазарбаевВ Алма-Ате 20-21 октября состоялся первый саммит Совета сотрудничества тюркоязычных государств (Тюркского совета). Лидеры Азербайджана, Казахстана, Кыргызстана и Турции приняли ряд решений, означающих статусное оформление этой новой региональной организации, и наметили приоритеты торгово-экономической и культурно-гуманитарной интеграции входящих в Тюркский совет государств.

Выступая на саммите, президент Казахстана Казахстана Нурсултан Назарбаев подчеркнул, что в результате его решений объединение тюркоязычных стран получило «реальную организационную составляющую». В частности, речь идет о создании Тюркского делового совета, в рамках которого появятся рабочие группы по тематикам. Задачей рабочих групп станет определение путей избавления от барьеров, препятствующих развитию экономических отношений между государствами. Генеральный секретарь Тюркского совета Халиль Акынжы сказал в этой связи: «Когда речь идет о торговле между нашими странами, преобладает таможенный вопрос, а также получение документов о транзите. Мы должны создать облегченную систему для наших стран». На основании выводов рабочих групп будет подготовлен доклад для следующего саммита, местом проведения которого назван Бишкек.

Надежды и опасения

Надо сказать, к новому интеграционному объединению в мире относятся неоднозначно. Так, в Турции и Азербайджане проекты интеграции, а в перспективе и объединения тюркских стран и народов, традиционно встречают едва ли не восторженное отношение. В Казахстане расценивают Тюркский совет, как прекрасный пример знаменитой «многовекторности» казахстанской внешней политики, позволяющей Астане сохранять самостоятельность и претендовать на региональное лидерство. Принадлежность к тюркскому миру казахская элита рассматривает и как подспорье в укреплении и развитии национального самосознания и национальной самоидентификации казахов.

Те же мотивы, несомненно, присутствуют и в Кыргызстане, однако, членство в Тюркском совете для этой страны — в первую очередь, дополнительный ресурс экономической и политической стабилизации.

Что же до российских экспертов (и, вероятно, соответствующих кругов в Кремле), то отношение к Тюркскому совету здесь варьируется от пренебрежительно-скептического до настороженно-негативного (исключая разве часть политологов из Татарстана и Башкирии). В частности, за всем этим многие здесь усматривают попытку Анкары реализовать свои давние пантюркистские замыслы. Примерно также, кстати, говорят и в Армении, где, по понятным причинам, живо интересуются всем, что делают Турция и Азербайджан.

Заявления же создателей Тюркского совета о том, что он не направлен против каких-либо третьих стран, а членство в нем не противоречит обязательствам, принятым в рамках других международных организаций (СНГ, ЕврАзЭС, Таможенный союз), воспринимаются недоверчиво. Более того, утверждается даже, что развитие тюркских интеграционных структур создаст новые «разделительные линии» в регионе.

В режиме затухания

Следует признать, что тезис о пантюркистской природе нынешних интеграционных проектов и вытекающих отсюда амбициях Анкары не лишен оснований. Еще Кемалем Ататюрком была разработана доктрина, согласно которой все тюркоязычные народы должны быть объединены в единое геополитическое пространство «Великий Туран» под эгидой Турции. И эта доктрина до сих пор остается важным компонентом идеологии и политического сознания турецкой правящей элиты.

Главным аргументом в пользу реализации такого сценария является культурная, языковая и религиозная общность тюркских народов. В мире существует шесть стран, где главную роль играют именно тюркские этносы. Это Турция, Азербайджан, Кыргызстан, Туркменистан, Казахстан и Узбекистан. Более того, в тюркский ареал попадают также регионы, автономии и национальные республики, входящие в состав государств, отличных по этническому признаку. В данном случае речь идет о России, Китае, Украине, а также непризнанной Турецкой Республике Северного Кипра. В географическом измерении ареал применения идеи пантюркизма приходится на важнейшие регионы евразийского континента — от Балкан до Восточного Туркестана и даже до Якутии.

Развал СССР и появление новых государств в бывшей советской Средней Азии в Анкаре восприняли как появление благоприятных условий для начала реализации подобного рода геополитических сценариев. Центральноазиатское направление сразу стало одним из приоритетных в турецкой внешней политике. Высшим руководством Турции в лице тогдашнего президента Тургута Озала была озвучена инициатива создания наднационального тюркского политико-экономического пространства, включая формирование общего рынка, единой региональной энергосистемы и системы транспортировки энергоресурсов, а также определения общего языка.

В 1992 году в этих целях в Анкаре впервые провели саммит глав тюркоязычных стран, завершившийся рядом договоренностей пока только о гуманитарно-культурном сотрудничестве. В частности, по соглашению о взаимном обмене студентами и учащимися Турция обязалась каждый год принимать по 2000 студентов из каждой постсоветской тюркоязычной страны, обеспечивать стипендиями и распределять их по своим высшим и средним учебным заведениям. В свою очередь, турецкие студенты направлялись для обучения в вузы соответствующих стран.

Годом позже, по результатам визита Тургута Озала в Центральную Азию и Азербайджан, президентами тюркоязычных стран был подписан Протокол о создании содружества тюркоязычных стран, оставшийся, правда, только на бумаге. 12 июля 1993 года, по соглашению, подписанному в Алма-Ате, была создана Организация по совместному развитию тюркской культуры и искусства ТЮРКСОЙ (Türk Kültür ve Sanatlar? Ortak Yönetimi).

Однако сконцентрированность на отношениях с Россией и интенсивные попытки наладить тесные связи с Западом обусловили весьма скептическое отношение лидеров стран Центральной Азии к планам турецких властей на том этапе. Свою роль сыграла и кончина Тургута Озала — едва ли не главного «тюркского интеграциониста». В результате «тюркская интеграция» перешла как бы в режим затухания, долгое время сотрудничество в этой области выражалось лишь в форме периодических саммитов глав государств, результаты которых были весьма скромными. (Саммиты прошли в 1994 году в Стамбуле, в 1995 году в Бишкеке, в 1996 году в Ташкенте, в 1998 году в Астане, в 2000 году в Баку, в 2001 году в Стамбуле.)

Стоит, правда, отметить, что культурно-гуманитарное сотрудничество Турции и тюркских постсоветских стран не ограничилось лишь обменом студентов. Существенным шагом стало принятие парламентами Азербайджана, Туркменистана и Узбекистана законов о переводе алфавита с кириллицы на латиницу. Как утверждают турецкие идеологи, это решение существенным образом способствует сближению тюркоязычных народов и по сути дела, является лишь первоначальным этапом в процессе интеграции.

Тем не менее, в 90-е и первую половину «нулевых годов» интеграционное сотрудничество тюркоязычных стран носило главным образом декларативный характер. Более того, из «единого тюркского поля» выпал Узбекистан, отношения которого с Турцией испортились из-за предоставления турками убежища видному узбекскому оппозиционеру Мухаммаду Салиху. К тому же в Ташкенте сами претендовали на региональное лидерство и с подозрением относились к претензиям Турции на роль нового «старшего брата». Вслед за Узбекистаном к идее «тюркской интеграции» совершенно охладела Туркмения, где всемогущий Туркмен-баши провозгласил «самодостаточный нейтралитет». Да и в самой Турции, испытывавшей к тому же экономические трудности, на первый план вышло европейское направление. Казалось даже, что идея «тюркской интеграции» фактически умерла — саммиты глав государств не проводились целых пять лет.

Второе дыхание

Возрождение идей «тюркской интеграции» произошло во второй половине «нулевых», и главную роль в этом сыграл Казахстан. С одной стороны, он давно уже являлся основным инициатором всех интеграционных проектов, с другой, использование тюркской тематики позволяло выбить карты из рук националистов, которые постоянно критиковали правительство за недостаточное внимание к развитию казахского языка и культуры. В этой связи можно привести точку зрения публициста Михаил Филатова: «Тюркскую идею Назарбаева можно объяснить в контексте незаполненного с первых лет независимости Казахстана идеологического вакуума. Деформированный вариант предложенной им в 1990-х годах евразийской идеи разбился вдребезги, едва столкнувшись с реалиями современного мира».

Как бы там ни было, но после 5-летнего перерыва был организован 8-й саммит глав государств четырех тюркоязычных стран (Азербайджан, Казахстан, Кыргызстан, Турция) состоявшийся 17 ноября 2006 года в Анталье. Главным событием встречи стала инициатива Назарбаева о создании Межпарламентской ассамблеи тюркоязычных государств, что, по мнению экспертов, подтверждало заинтересованность казахского лидера в полномасштабном сотрудничестве тюркских стран. «На подобных встречах ранее было высказано немало предложений, принимались важные решения, — отметил Назарбаев. — Но они, к сожалению, во многих случаях не были реализованы и отложены на будущее. И новая структура стала бы конкретным механизмом решения этих проблем и дальнейшего развития взаимовыгодного сотрудничества», — заявил президент.

Инициатива была поддержана президентами Азербайджана, Кыргызстана и новым руководством Турции. «Умеренный исламизм» пришедшей к власти Партии справедливости и развития во главе с премьером Реджепом Эрдоганом отнюдь не мешал ей вернуться к планам институционализации тюркского содружества. В той же Анталье премьер говорил о необходимости «сделать тюркское сотрудничество действенным элементом внешней политики для консолидации усилий тюркских стран в противостоянии общим вызовам и угрозам изолирования тюркских государств, скорейшего решения проблем Кипра, Нагорного Карабаха, северного Ирака и Афганистана».

На саммите в Анталье также были достигнуты договоренности по укреплению связей в области энергетики и безопасности. В этой связи была подписана итоговая декларация о необходимости интенсификации экономических и транспортных связей между тюркскими странами, что свидетельствовало о постепенной переориентации тюркских «интеграционистов» с вопросов преимущественно культурно-гуманитарных на развитие экономического сотрудничества.

По-настоящему «прорывным» стал 9-й саммит в Нахичевани (октябрь 2009). Главной действующей фигурой опять стал президент Назарбаев, который заявил: «Для того, чтобы добиться единства тюркоязычных братских государств, о котором мечтал Ататюрк, следует совершенствовать сотрудничество на политическом уровне, поднять его на новую высоту, отвечающую требованиям современности». Назарбаев предложил создать Совет сотрудничества тюркских государств (Тюркский совет), который должен был обладать «всеми необходимыми признаками политического регионального объединения, правовым статусом и определенными организационными структурами». Помимо самого совета, Казахстан предложил создать ряд общетюркских институтов: Центр изучения тюркского мира и Тюркскую академию, а в ее составе — Центр тюркской истории и культуры, Центр изучения тюркского языка, Тюркскую библиотеку и Тюркский музей. Практически все предложения Назарбаева были приняты.

В Нахичевани еще больший акцент был сделан на экономической стороне «тюркской интеграции», в первую очередь, в области обеспечения многовариантности транспортировки энергоресурсов (то есть возможность прокладки трубопроводов и прочих транспортных артерий в обход России). В принятой в Нахичевани декларации особо подчеркивалось: «…Главы государств подтвердили возрастающую роль энергоресурсов каспийского региона в обеспечении энергетической безопасности Европы, выразили уверенность, что стратегические нефте- и газопроводы Баку-Тбилиси-Джейхан и Баку-Тбилиси-Эрзурум служат глобальной энергетической безопасности и устойчивому экономическому развитию стран региона. В этой связи главы государств отметили важность увеличения пропускной способности трубопровода Баку-Тбилиси-Джейхан и придали особое значение связи между портом Актау и нефтепроводом Баку-Тбилиси-Джейхан».

Примечательно, что на юбилейном 10-м саммите, который состоялся в сентябре 2010 года в Стамбуле, Турция попыталась как бы посоревноваться с Казахстаном в претензиях на роль главной инициатора «тюркской интеграции». Выступая перед коллегами, к которым впервые присоединился президент Туркмении Бердымухаммедов, воздержавшийся, правда, от подписания каких-либо соглашений (а Узбекистан от участия во встрече опять отказался), президент Абдулла Гюль фактически повторил хрестоматийный тезис Кемаля Ататюрка: «Мы — один народ, живущий в шести странах. Мы гордимся этим. Сердца ваших турецких братьев будут биться в унисон с вашими сердцами, как в печали, так и в радости. Мы будем прилагать совместные усилия для защиты наших общих интересов, для обеспечения благоденствия наших народов. Для этого у нас имеется достаточная политическая воля».

Турции удалось добиться, чтобы секретариат Тюркского совета разместили в Стамбуле. Генеральным секретарем совета стал бывший турецкий посол в России Халиль Акынджи, финансирование деятельности секретариата в течение первых трех лет взяло на себя турецкое правительство.

По итогам саммита официально учрежденный Тюркский совет получил руководящие органы: Совет глав государств, Совет министров иностранных дел, Совет старейшин и Комитет старших должностных лиц. Кроме того, было решено организовать Тюркский деловой совет, деятельность которого будет направлена на расширение экономических и торговых связей. Тем самым идеи тюркской интеграции впервые с момента распада СССР получили необходимые для их практической реализации институты. Особые заслуги Казахстана в деле развития «тюркской интеграции» были отмечены объявлением Астаны «столицей тюркского мира 2012 года».

И все же не языком единым

Как уже отмечалось, стержнем «тюркской интеграции» традиционно выступает гуманитарно-культурная составляющая. Причем центральной является весьма амбициозная постановка вопроса о введении «общего языка». Как правило, необходимость его введения обосновывается ссылками на существовавшую некогда единую культурно-историческую общность. Можно привести, например, мнение казахского политолога, руководитель Фонда Алтынбека Сарсенбаева Айдоса Сарыма, слова которого приводит газета «Мегаполис»: «Как известно, век назад представители тюркских народов говорили на одном языке и никаких сложностей по этому поводу не испытывали. В истории уже были такие прецеденты: так называемый чагатайский язык, который служил языком межгосударственного и межнационального общения». Теперь же наиболее реальным кандидатом на роль единого языка он считает турецкий, поскольку именно Турция демографически и экономически является самой крупной страной тюркского мира.

С проблемой «общего языка» тесно связана давно вынашиваемая идея всеобщего перехода на латинский алфавит. Из пяти тюркских стран СНГ на латиницу к настоящему времени перешли Азербайджан, Туркмения и Узбекистан. Казахстан и Киргизия пока продолжают пользоваться алфавитами на основе кириллицы, оставшимися со времен СССР. Серьезных попыток перейти на латиницу ни та, ни другая страна пока не предпринимала, хотя вопрос этот периодически поднимается. Однако развитие «тюркской интеграции» неизбежно поставит его на повестку дня. «Мы перейдем на латиницу — это железно! — заявил Айдос Сарым. — Это вопрос времени, вопрос политической воли». Показательно, что вступление Казахстана в Таможенный союз, а в перспективе и в Евразийский союз, по мнению ряда представителей «национально ориентированной» казахской элиты, способно, наоборот, резко затормозить переход на латиницу, а то и вовсе похоронить эту идею.

Вместе с тем, как отмечает часть экспертов, само по себе введение латиницы не приведет к созданию единого языка. Тюркские языки относятся к разным группам: казахский, киргизский и узбекский — к кипчакской, а туркменский, азербайджанский и турецкий — к огузской. И побудить целые народы перейти на другой язык, пусть и похожий на их родной, вряд ли возможно. К тому же эти эксперты ссылаются на опыт Узбекистана, где, согласно их утверждениям, переход на латиницу повлек за собой резкое снижение уровня образования населения, лишившегося возможности читать привычные тексты на кириллице.

По мнению многих специалистов, в первую очередь российских и русскоязычных, столь пристальное внимание к языковым аспектам интеграции объясняется тем, что «язык — едва ли не единственное, что объединяет сегодня тюркские народы». И, «если из интеграционного контекста убрать языковую тематику, то основания для создания тюркского союза окажутся весьма шаткими».

Безусловно, следует согласиться, что сама по себе языковая близость вряд ли может послужить основанием для создания интеграционного объединения. История знает немало примеров обрушения этно-культурных иллюзий, построенных на представлениях о неком «братстве по крови». Достаточно вспомнить разочарованный вопль «Gott strafe England!», прокатившийся по всей Германии 4 августа 1914 года, после того, как Великобритания объявила ей войну, «предав» своих «германских братьев» и выступив на стороне романских и славянских народов. То же самое можно вспомнить относительно панславянских, паниранских, панскандинавских и прочих «братских» мечтаний. Тем не менее, считать, что «язык — это едва ли не единственное, что объединяет сегодня тюркские народы», было бы безусловным преувеличением.

У стран, участвующих в «тюркской интеграции», конечно же, есть и общие политические интересы. Недаром же им удается вырабатывать единую позицию по многих международным вопросам, в том числе по таким, как проблемам Ближнего Востока, Нагорного Карабаха, Кипра. Другой вопрос, что, несмотря на единую позицию, заявленную на саммитах, именно политические договоренности были далеки от применения в практической плоскости. Дело здесь в резко протурецкой и проазербайджанской направленности выносимых на согласование документов (тот же Кипр и Нагорный Карабах, поддержка позиции Турции на переговорах с ЕС и др.). Эти положения одобряются всеми, так сказать, из «тюркской солидарности», но эффективное и полноценное политическое сотрудничество наблюдается пока лишь между Турцией и Азербайджаном.

Тем не менее, можно ожидать, что политическая составляющая «тюркской интеграции» будет укрепляться. Это связано как с возрастающими «неоосманскими» амбициями Турции, так и со стремлением Казахстана сохранить «многовекторность» своей внешней политики, уравновесив «евразийскую интеграцию», чреватую полным подчинением России, интеграцией «тюркской».

Дело — труба

То же самое относится к экономической, а вернее, геоэкономической составляющей сотрудничества. Так, выступая в Алма-Ате, Назарбаев предложил, чтобы Тюркский совет «географически и энергетически стал связующим звеном между Востоком и Западом». Президент Азербайджана Ильхам Алиев добавил, что помимо исторических и духовно-культурных уз, тюркоязычные государства в последние годы тесно связывают и энергетические проекты, обеспечивающие поступление энергоресурсов Азербайджана, Казахстана и Туркменистана в Турцию и далее на Запад. «Турция — это большой рынок для нас, одновременно широки и транзитные возможности братской страны. Если мы будем наращивать наши усилия в этой области, то это послужит усилению всех стран», — резюмировал Алиев.

На этом фоне вполне логичным выглядит пассаж из принятой в Алматы декларации саммита:

«Главы государств подтвердили растущую роль энергетических ресурсов Каспийского региона в обеспечении энергетической безопасности Европы, выразили уверенность в том, что стратегический нефтепровод Баку-Тбилиси-Джейхан и газопровод Баку-Тбилиси-Эрзурум не только содействуют глобальной энергетической безопасности, но также обеспечивают устойчивое экономическое развитие в странах региона. В этом контексте они отметили важность дальнейшего использования растущих мощностей трубопровода Баку-Тбилиси-Джейхан и подчеркнули важность связи между существующими и будущими каспийскими портами и нефтяными терминалами тюркоязычных государств с нефтепроводом Баку-Тбилиси-Джейхан и другими транспортными системами, берущими начало на территории Азербайджанской Республики».

Согласно же заявлениям генсека Акынджы, на повестку дня встает проект еще более тесной экономической интеграции тюркских стран, включая свободное движение товаров, услуг (таможенный союз) и рабочей силы (безвизовое пространство).

Впрочем, по мнению многих экспертов, в обозримом будущем «тюркская интеграция» едва ли может стать аналогом и тем более альтернативой тому же Таможенному союзу России, Белоруссии и Казахстана. Отмечается, что на пути реализации провозглашенного Акынджы плана интеграции стоят серьезные препятствия.

 

В отличие от Таможенного союза, здесь нет ведущего центра — несмотря на то, что по размеру ВВП Турция примерно в три раза опережает Азербайджан, Казахстан и Киргизию вместе взятые, она не может эту играть роль и не способна реально сплотить вокруг себя все эти страны. Для этого, как полагает ряд экспертов, у нее все-таки нет ни достаточной экономической мощи, ни политического авторитета. Что же до Казахстана, то хотя он и является самой развитой страной региона, потенциала, достаточного для выполнения функции локомотива интеграции у него тоже не хватает. Тем более, что в ходе интеграционных процессов придется расставаться с частью своего суверенитета, а видеть Казахстан, даже гипотетически, в роли некого возможного «старшего брата» элиты других тюркских стран хотят еще меньше, чем Турцию.

Базовой проблемой является и отсутствие общих границ. Если Казахстан, Киргизия, Туркмения и Узбекистан граничат друг с другом, то от Азербайджана их отделяет Каспийское море. Общей границы с Турцией фактически не имеет и Азербайджан. На небольшом участке с ней граничит входящая в состав Азербайджана Нахичеванская автономная республика, которая, однако, отделена от основной территории страны Арменией. Территориальная разобщенность основных центров тюркского мира сильно мешает реализации совместных экономических проектов.

Не оправдываются пока надежды на всетюркский характер будущего интеграционного объединения. В состав Тюркского совета на данный момент вошли лишь четыре из шести тюркских государств — Турция, Азербайджан, Казахстан и Киргизия. В адрес Туркмении и Узбекистана постоянно, в том числе, и на последнем саммите, раздаются призывы присоединиться к своим «тюркским братьям». А в ответ — тишина. Туркменистан, хоть и присутствовал на ряде саммитов, от участия в интеграционных проектах воздержался. Помимо пресловутого «нейтралитета», являющегося по существу предлогом для «герметической» изоляции страны, сближению Туркмении с «тюркскими интеграционистами», судя по всему, препятствуют разногласия между Туркменией и Азербайджаном из-за принадлежности газовых месторождений на дне Каспийского моря.

А вот в Ташкенте вообще к любым интеграционным начинаниям, откуда они бы не исходили, относятся с подозрением, предпочитая на двусторонней основе лавировать между основными центрами силы. К тому же Узбекистан конкурирует с Казахстаном за региональное лидерство, что интеграционных перспектив тоже не улучшает.

Между тем, «выпадение» Узбекистана и Туркменистана означает, что в Тюркском совете не участвует большая часть тюркского населения Центральной Азии. При этом Туркменистан обладает крупнейшими в регионе и вторыми в мире после России запасами природного газа, экспорт которого мог бы дать сильнейший импульс экономической интеграции. Таким образом, с одной стороны, мы видим в Тюркском совете свидетельство новой степени интеграции тюркоязычных стран, а с другой — наличие довольно больших противоречий между этими государствами.

Пессимистические прогнозы относительно будущего «тюркской интеграции», естественно, не остаются незамеченными в странах-членах Тюркского совета, в частности, в Казахстане. Так, Муратбек Макулбеков из Казинформа специально отмечает, «что в настоящее время некоторые эксперты и политики, в том числе российские, рассуждают об отсутствии реальных перспектив развития процесса интеграции в тюркском мире». Однако, по его мнению, «суждения об отсутствии экономической базы для интеграции тюркоязычных стран малообоснованны», поскольку «возможности по совместному использованию богатств Каспия, по созданию нефте- и газопроводов для транспортировки энергоносителей через территорию Турции, сами по себе, создают большой потенциал для развития экономического сотрудничества».

При этом указывается, что еще на прошлогоднем саммите в Стамбуле «президенты Туркменистана и Азербайджана твердо заявили, что между двумя странами нет серьезных экономических разногласий», а «вопрос о делимитации границ на Каспии они не считают, во-первых, неразрешимым, а во-вторых — неотложным».

В целом же, конечно, нужно согласиться, что именно экспорт нефтегазовых ресурсов, которыми так богата Центральная Азия, имеет наибольшие шансы стать ключевым звеном «тюркской интеграции». В этой связи весьма интересно мнение директора армянского Института востоковедения Рубена Сафрастяна: «Реально только то, что тюркоязычные страны, находящиеся в бассейне Каспийского моря, имеют запасы нефти и газа, которые должны вывозиться. Если они вывозятся на Запад, то они должны вывозиться через Турцию. Есть перспектива, правда не 100-процентная, что к нефтепроводу Баку-Джейхан также подключится и Казахстан. Есть перспектива того, что и Туркменистан подключится к газопроводу «Набукко». Вот это более-менее реально».

«Многополярная» Центральная Азия

Понятное дело, все это не может не вызывать опасений у России, поскольку создается угроза ее господствующим позициям на рынке транспортировки энергоресурсов. Да и вообще, ставится под сомнение ее роль в качестве главного интегратора на постсоветском пространстве. Вот что пишет, например, российский политолог Александр Шустов: «Превращение Тюркского совета в полноценное межгосударственное объединение объективно входит в противоречие с членством в Таможенном союзе крупнейшей по территории страны тюркского мира — Казахстана. Учитывая, что создание Таможенного союза России, Белоруссии и Казахстана уже зашло гораздо дальше, чем любой другой из постсоветских интеграционных проектов, оставлять без внимания вновь запущенный процесс тюркской интеграции не стоит».

Есть и еще один весьма «деликатный» аспект: на территории самой России проживает большое число тюркских народов, многие из которых имеют свои национальные республики. Поэтому успешное развитие «тюркской интеграции» при определенных обстоятельствах может стать неким «маячком», отнюдь не способствующим укреплению российского государственного единства. Уже упоминавшийся Михаил Филатов вообще называет Тюркский совет «элементарной провокацией, нацеленной на создание новой разделительной линии в Центральной Азии — между многочисленными народами и этносами, проживающими бок о бок в регионе в течение многих тысячелетий».

В любом случае развитие «тюркской интеграции» свидетельствует о том, что, помимо основных «фигурантов» (США, Китай, Россия), на центральноазиатской арене все более активно заявляют о себе другие политические «игроки». Здесь наряду с «тюркскими интеграционистами» активно работает Иран с его «персоязычным альянсом», здесь и Индия, громко заявившая о своем присутствии, заключив соглашение о стратегическом партнерстве с Афганистаном. А там, где Индия, там и Пакистан. Еще более запутывают региональную ситуацию совсем недавнее обращение Турции в секретариат ШОС с заявкой на получение статуса «партнера по диалогу» и подготовка к этому процессу в США. Пикантность ситуации заключается в том, что отказать им страны ШОС вроде бы не могут — в уставе говорится об открытом характере организации…

Таким образом, России, взыскующей «многополярности» на глобальном уровне и одновременно стремящейся восстановить доминирующие позиции на своем «заднем дворе», приходится соперничать с реальной «многополярностью» в отдельно взятой Центральной Азии.

Михаил КАЛИШЕВСКИЙ

Источник: http://www.fergananews.com/article.php?id=7147

 

Похожие материалы

Ретроспектива дня