Царство Истины обязательно наступит

Post navigation

Царство Истины обязательно наступит

Совпало сразу несколько событий. Во-первых, Сергей Лукьяненко написал отличный текст «Мы — жиды», где сравнивал европейские гонения на евреев с нынешней русофобией.

 

Во-вторых, новоросский полководец И.И. Стрелков своим приказом официально запретил матерщину в войсках и ввёл сухой закон.

Царство Истины обязательно наступит

Рукопожатная публика в истерике. Креативный класс массово тонко иронизирует над попытками «вечно пьяных и матерящихся ватников» вырваться за пределы отведённого им в мире креаклов амплуа.

Украина запретила показ фильма «Белая гвардия» по Булгакову за неуважение к украинскому народу. Украинская певица Карпа выступила в платье с матерной надписью в адрес президента РФ.

Российское общество окончательно разделилось на людей, для которых самое важное, что сейчас происходит в мире, — это уничтожение им подобных в Новороссии, и тех, кто разделяет «европейские ценности в еде» и не понимают, ради чего им теперь оставаться без итальянского сыра.

Во всём потоке рыданий о хамоне и пармезане наиболее выпукло выглядит текст Валерия Панюшкина «Пармезан — это духовность»:

«Я полагаю, что говорить: «Не нужен нам ваш пармезан, гречневую кашу будем есть вместо пармезана» — это и есть бездуховность. Так может говорить человек, которому еда нужна просто для того, чтобы набить брюхо, человек, не ценящий ни вкуса, ни культуры, ни технологии».

А абсолютное идеальное воплощение отечественного креаклиата Евгений Понасенков разразился жуткой руганью в адрес России и русского языка:

«Известный тезис о том, что «могуч русский язык», — категорически ложен: он слаб. Чтобы описать моё отношение (как историка и гражданина) к режиму, к рабскому агрессивно-послушному большинству — не хватает слов. Сказать, что я всё это презираю, что мне это отвратительно, омерзительно, назвать это скотством, убожеством, гнилью, грязью и т.д., и т.д. — это НИЧЕГО не сказать. Мат — ещё акварельнее. Слаб русский язык, чрезвычайно слаб и беден. По крайней мере, для описания самой России».

Если вам кажется, что между этими фактами нет никакой взаимосвязи, — вы ошибаетесь.

На самом деле за всеми этими на первый взгляд разрозненными фактами скрывается одна из уже причин начинающейся Третьей Мировой Войны.

Для войны всегда находится множество причин. Тут и геополитика с экономикой — точнее говоря, жажда власти и жажда богатства. Тут и личные амбиции, обиды, счёты, комплексы, влияющие на решения, принимаемые элитами. Война — это всегда мерзкая каша из малых и больших преступлений, гордынь, похотей, сребролюбий и много ещё чего.

Но в войнах между Россией и остальным миром всегда есть в клубке сюжетных линий одна особенная — та, что придаёт каждой такой войне эсхатологический оттенок.

Со странным восторгом Европа рассуждает о «загадочной русской душе» и немедленно срывается в животную пещерную русофобию. Европа с восхищением рассказывает себе самой сказки о волшебной России — стране святых, стране царей, стране могучего таинственного народа, а затем внезапно начинает заходиться в истерике про унтерменшей, диких азиатов, чужое страшное племя.

Отчего так?

Почему сами азиаты не вызывают у Европы и Запада такой странной реакции?

Тут, конечно, много геополитики и жадности. Да, им очень бы хотелось, чтобы мы были не Россией, способной ощетиниться штыками и ядерными боеголовками, а чем-то вроде Африки — богатой страной, приспособленной для несения в неё Бремени Белых. Это вполне объясняет агрессию, русофобию и прочий негатив.

Но откуда же восхищение?

Откуда же европейская интеллигентская русофилия с постановками Чехова в театрах, с постоянными попытками экранизаций Толстого?

Проблема ведь не в ненависти или в любви. Загадка отношения Европы к нам заключается в постоянном трагическом сочетании. Европейская культура несколько больна нами. Европейское сознание воспринимает нас одновременно как объект поклонения и как источник опасности и даже скверны. Европейская культура полагает нас понятием сложным, высоким — «тайной, упакованной в загадку», но одновременно с этим мы для них низки и примитивны.

Всё это выглядит странно и на первый взгляд необъяснимо. Для нас — советских детей.

Это потому, что у нас нет религиозного образования.

Человек религиозно образованный быстро опознает этот странный сценарий отношений.

Это отношение древних евреев и язычников к Христу, пророкам и апостолам.

Я помню, что многие не поняли меня, когда я заявил, что «Россия — это Бог». Кто-то углядел в этом шовинизм, даже фашизм, национальное чванство, религиозную экзальтированность. Они, конечно же, ошиблись, и речь шла не об этом.

Европейская интеллигенция очарована той тщательнейшей сложностью, с которой русская культура вообще и литература в частности занята вопросами борьбы добра и зла в человеческой душе. Они без ума от беспощадного зеркала человеческой души — Достоевского. Они поражены масштабностью восприятия человека в творчестве Толстого. Они потрясены величием ежедневного быта в восприятии Чехова. Никогда ни один народ не создавал такого.

Не знаю точно, но вполне вероятно, что одной из причин подобного развития нашей культуры, помимо чисто хозяйственно-политических причин, был сам русский язык, развившийся под влиянием литургического церковно-славянского языка — то есть языка, целенаправленно созданного для того, чтобы описывать высокие смыслы.

Некоторое время Европа купается в этом русском наследии, наслаждается непривычной сложностью, бьётся лбом о «загадку русской души», которая, страдая, наполняется светом. Они вначале полагают, что это такой русский брахманизм — аналог нестриженых ногтей и немытого тела, чесотки и худобы, которые являются платой за некую мистическую духовность, оторванность от материального мира.

Но капля за каплей, строчка за строчкой, книга за книгой сливаются вместе, и постепенно из всех этих ярких палехских красок — чёрного, красного, золотого, таких забавных и народных по отдельности, — на холстине с картой «таинственной России с медведями, царями и русской душой» появляется лик Христа, который смотрит прямо в европейскую, обеспеченную всяким комфортом и изобилием душу и говорит страшное:

«…если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твоё и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною».

Потому что когда в мире кто-то прозябает в невежестве — это ты протанцевал на дискотеках и проиграл на приставках его образование. Потому что когда кто-то в мире умирает от голода, от болезней, которые человечество давно уже научилось лечить, — это ты проел его жизнь, это ты потратил на таблетки для похудения его лечение.

А самое страшное, что нет разницы между тобой и этим человеком, потому что он брат твой, а ты — сторож брату своему.

Вынести эти звучащие тихо без навязывания и скандирования, но грохочущие как горный обвал в душе слова — европейская душа не может. Эти слова как камни падают на сердце, и каждое слово разбивает его в красные брызги, не даёт дышать.

Разве можно жить как прежде с таким знанием?

Поэтому и реакция у господ европейцев на Россию именно такая, как у менял и фарисеев на Христа, апостолов и пророков, — сначала они очарованно слушают, удивлённые внезапно возникшей внутри жизнью, а затем, понимая, что это для них значит, чего от них требуют — хотят распять, побить камнями, отрубить голову. Заставить замолчать.

А главное — заставить закрыть глаза и не смотреть больше ему, европейцу, сквозь его европейские глаза в его европейскую душу. Им страшно представить себе, каким мы его видим. Он не хочет так на себя смотреть. Он не может позволить, чтобы кто-то видел его таким — за всеми занавесками, за всеми вывесками, за всеми сюртуками и галстуками — дряблым, обрюзгшим пожирателем людей.

Мы с нашей культурой, специально заточенной под то, чтобы понимать, полюбить и простить каждого человека — видим их насквозь и легко. Наша культура позволяет нам взять все их высшие произведения, легко их переосмыслить, обогатить новыми смыслами, усложнить, поставить спектакль, снять кино. Они же — не в состоянии даже поставить хоть что-то из наших классиков так, чтобы нам было не смешно.

Выколоть нам глаза. Вырвать наш язык — вот их мечта. Вот их способ обрести покой.

Украина для них — это миг сладчайшего торжества, когда удалось отторгнуть и растлить часть народа-пророка, заставить его предать своего Учителя — русский язык и Русский Мир. Предать на смерть за 30 евро. И сейчас самое время заставить его изваляться в грязи, в падали, осквернить себя до последнего предела, заставить его снять с гниющей коровьей туши верёвку и на ней повеситься. Вот высшая власть Запада над бывшим русским! Вот он, предел мечтаний и истинное наслаждение!

Западная русофобия — это наследующее фарисеям, римлянам, язычникам и менялам богоборчество, которое говорит, что нет власти выше власти кесаря и царство Истины никогда не наступит. Ибо что есть истина? — Нет её и нет никакого другого причастия, кроме пармезана и хамона.

А Истина всё смотрит и смотрит им в глаза и не говорит ничего.

Именно поэтому за Россией куда более охотно идут бедные страны. Это потому, что они проходят в игольное ушко, в отличие от богатых. И им нечего бояться русского взгляда и русского молчания. Оно не про них.

Многие могут начать возражать в том смысле, что для кого-то после 1917-го, а для кого-то после 1991-го Россия уже не может претендовать на право судить, но они ошибаются — Бог всегда умеет заставить пророка выполнить предназначенное. И если Иону проглотил кит, чтобы доставить его к Ниневии, то Россию глотает и несёт в себе сама человеческая история.

Сейчас в жизненных интересах США и Запада — любой ценой сохранить свою власть и богатство. И, следовательно, Запад как система адаптируется именно к этой задаче — карать и подавлять, порабощать и грабить. Соответственно этой задаче и кооптируются элиты от Мари Харф и Френсиса Фукуямы до Бернара Анри Леви — идеологов подавления всего мира, певцов палачей.

Жизненно важная задача России сейчас — сказать миру новое слово, заново принести миру Благую Весть и отстоять свою свободу это слово нести. Поэтому в элиты России будут ближайшие годы кооптироваться философы, поэты и воины.

Да, Россия сейчас не эталон и не соответствует своему предназначению. Но будет. Обязательно будет.

Нам предстоит пережить страшный и болезненный момент, который Александром Сергеевичем был описан так:

Перстами лёгкими как сон
Моих зениц коснулся он.
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.

Моих ушей коснулся он, —
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полёт,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.

И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.

И он мне грудь рассёк мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнём,
Во грудь отверстую водвинул.

Собственно говоря, всё уже началось.

И льющаяся по Русскому миру кровь — прямое доказательство этого.

И стрелковский запрет мата, и проповеди пармезана на фоне огня в Новороссии, и яростная беспомощность по отношению к русскому языку — это всё начинающиеся конвульсии разделяющегося русского народа. Разделяющегося на народ-пророк, народ-священник — и то, что не получилось.

Роман Носиков

http://www.odnako.org

 

Похожие материалы

Ретроспектива дня