Учрежденный ОБСЕ в память о 70-летии «пакта Молотова-Риббентропа» Международный день памяти жертв нацизма и сталинизма не состоялся — во всяком случае, 23 августа 2009 года. Нельзя же считать волной массового возмущения сталинизмом небольшой пикет крымских татар и довольно экзотический велопробег в странах Балтии. Двадцать лет назад в советской Прибалтике на улицы вышли тысячи людей. Стало быть, эта страница предвоенной истории закрыта?
Нет, не закрыта. Прежде всего потому, что тема «равной ответственности нацизма и сталинизма» за развязывание Второй мировой войны, 70-летие начала которой придется на 1 сентября, заявлена и развивается антироссийской частью западного истеблишмента. Свидетельством этому стала известная резолюция ОБСЕ, на основании которой и появился новый памятный день.
Российская правящая элита явно не против обсуждения темы ответственности. Как заявил один из лидеров «Единой России» Андрей Исаев, «ответственность за начало Второй мировой войны должна лежать на тех, кто ее развязал. А это в разной степени руководители всех великих держав той поры». При этом ответственность нацистского режима и лично Гитлера, конечно, особая: это всем очевидный агрессор, политическими инструментами которого были не только и не столько заявления и договоры, сколько танки, пушки и газовые камеры.
Вся вторая половина 1930-х годов прошла под знаком «коллективной безопасности». На словах к ней стремились все игроки, делавшие тогда Большую игру: английский премьер Чемберлен, французский премьер Даладье, Сталин, Рузвельт, лидеры Польши и даже Гитлер с Муссолини. На самом же деле несколько здоровых, но циничных людей, опасаясь маньяка с бритвой в руках, стремились не сообща скрутить его, а толкнуть на кого-нибудь другого. Договоры о ненападении с Гитлером со «стопроцентными гарантиями» имели все — Советский Союз подписал такой договор последним.
В Мюнхен СССР и Чехословакию не позвали. Итоги известны: теплые объятия Чемберлена, Даладье, Гитлера и Муссолини, «умиротворение» Германии (а заодно Венгрии и Польши) Чехословакией, унижение Советского Союза. Это был приговор «коллективной безопасности» вообще и курсу советского наркома Литвинова в частности. 10 марта 1939 года в знаменитом докладе на XVIII съезде ВКП(б), именуемом на Западе «Речь о жареных каштанах», Сталин поставил перед советской дипломатией ясную задачу: «Не давать втянуть в конфликты нашу страну провокаторам войны, привыкшим загребать жар чужими руками». Конечно, это был камень в ухоженный английский огород.
Британия не хотела обязывающего договора с СССР — и сорвала его подготовку. Вот примечательная деталь переговоров английской, французской и советской военных делегаций в Москве, которые шли до самого приезда в Москву Риббентропа. У советской делегации, в которую входило высшее командование Красной Армии, были широчайшие полномочия, оформленные документально. А глава британской делегации адмирал Дракс заявил, что получил бы все необходимые полномочия, если бы переговоры проходили в Лондоне. Под общий смех маршал Ворошилов ответил ему: «Привезти бумаги из Лондона в Москву легче, чем ехать в Лондон такой большой компании».
Так что «пакт Молотова-Риббентропа» не был случайностью. Это был ответ СССР на Мюнхен, на очевидную военную угрозу, на действия Британии и Франции, на позицию Польши (которая, между прочим, получила свой кусок Чехословакии и поддерживала Германию, пока не стала жертвой сама). Логику Сталина отлично понимал великий мастер Realpolitik Черчилль. Попросим извинения у читателя за пространную цитату из его фундаментального исследования «Вторая мировая война»: «Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на запад исходные позиции германских армий… В умах русских каленым железом запечатлелись катастрофы, которые потерпели их армии в 1914 году… А теперь их границы были значительно восточнее, чем во время Первой войны. Им нужно было силой или обманом оккупировать прибалтийские государства и большую часть Польши, прежде чем на них нападут. Если их политика и была холодно расчетливой, то она была также в тот момент в высокой степени реалистичной».
Не надо спецпропаганды от ЦК ВКП(б) — все просто. Память о провале «русского блицкрига-1914» — границы близки к жизненно важным центрам страны — реальная оценка — четкая альтернатива: «силой или обманом». Не сомневаюсь, именно так действовал бы в схожих обстоятельствах сам Черчилль. Он, кстати, и действовал: в августе 1941 года Великобритания и СССР оккупировали соответственно южную и северную части Ирана. И мало кто упрекал британское руководство в «аморальности» этой операции — возможно, потому, что оно само ее инициировало и проводило, опасаясь за безопасность поставок нефти из Персидского залива. Кстати, почувствуйте разницу: руководство СССР и в «пакте Молотова-Риббентропа», и при фактическом разделе Ирана защищало границы страны, а британское — колониальные экономические интересы.
Крупнейший американский историк Второй мировой Уильям Ширер в классическом труде «Взлет и падение Третьего рейха» афористически описывает очевидную аналогию конца 1930-х: «Если Чемберлен поступил честно и благородно, умиротворив Гитлера и отдав ему в 1938 году Чехословакию, то почему же Сталин повел себя нечестно и неблагородно, умиротворяя через год Гитлера Польшей, которая все равно отказалась от советской помощи?»
В самом деле, почему? Ни один критик «пакта Молотова-Риббентропа» не даст внятного ответа на этот простейший вопрос. Британский империализм, расчетливый сталинизм, польская безответственность — они в деле развязывания войны почти на равных. На равных между собой, но не с нацизмом — он преступен. Равенство неудивительно: если «коллективная безопасность» не удается, наступает коллективная ответственность.
Дмитрий ОРЛОВ, генеральный директор Агентства политических и экономических коммуникаций