Главная проблема Крыма — отсутствие взаимного доверия

Post navigation

Главная проблема Крыма — отсутствие взаимного доверия

Интервью секретаря-координатора Кавказского геополитического клуба Яны Амелиной румынскому аналитическому изданию Power&Politics World.

Секретарь-координатор Кавказского геополитического клуба Яна Амелина

— Как было воспринято в кругах исламского сообщества в России решение Кремля вывести основные авиационные силы из Сирии?

— Спокойно и с пониманием. Напомню, что перед началом операции российских Военно-космических сил в Сирии многие известные деятели российского мусульманского сообщества, наконец, выпустили фетвы (богословские заключения), запрещающие единоверцам участие в сирийских событиях на стороне запрещенной в РФ террористической группировки, именующей себя «Исламское государство». «Наконец» — потому что религиозные деятели, в реальности, а не для «пиара» озабоченные борьбой с распространением радикального исламизма, сделали это значительно раньше и без указаний со стороны.

Отмечу, что первая в России фетва такого рода была выпущена еще в мае 2013 г. (то есть за год до провозглашения «ИГ» т.н. «халифата») религиозным советом Духовного управления мусульман Республики Северная Осетия-Алания, председатель которого, муфтий Хаджимурат Гацалов, в свое время также давал интервью вашему уважаемому изданию (оно, кстати, вошло в его книгу «Россия и ислам: на острие атаки», вышедшую в марте 2016 г.). В августе 2015 г. ДУМ РСО-А выпустило еще одну фетву, уже непосредственно применительно к «ИГ».

 

Укажем также, что Духовные управления мусульман нескольких республик, для которого проблема отъезда боевиков на Ближний Восток стоит принципиально острее, чем для Северной Осетии (в частности, Дагестана и Татарстана), как говорится, до последнего тянули с вынесением богословского заключения, а в Казани так до сих пор этого не сделали.

Более-менее реальную картину отношения российского исламского сообщества к ситуации вокруг Сирии дают результаты социологического исследования, проведенного в ноябре 2015 г. BAIKAL Communications Group при участии Кавказского геополитического клуба по заказу министерства печати и информации Республики Дагестан (оно до сих пор остается единственным опросом такого рода, материалы которого находятся в открытом доступе). Несмотря на то, что исследование проводилось только в Дагестане (республику можно смело назвать моноконфессиональной — мусульманской), оно выявило ряд тенденций, характерных не только для РД.

Так, оказалось, что оппозиционность дагестанского исламского сообщества российскому государству значительно преувеличена, как и роль материального фактора в формировании привлекательности радикально-исламистских группировок.

 

Большинство мусульман (52%), вопреки голословным заявлениям представителей федерального исламистского лобби об едва ли не единодушном неприятии ее мусульманами, поддерживает российскую операцию в Сирии и, более того, считает, что она улучшит отношение исламского сообщества к государственной власти. По 14% опрошенных не поддерживают политику РФ или безразличны к этой проблематике, 21% затруднился с ответом на этот вопрос. Скорее всего, реальных сложностей он не вызвал — просто не было желания декларировать, хоть и анонимно, свою позицию.

 

Среди молодежи цифра поддержки ниже — 46%, тогда как не поддерживают или безразличны — по 17%. Зато в возрастной группе 45-59 лет поддержка вырастает до 59%, а в группе старше 60 лет — до 64%. 46% всех опрошенных убеждены, что российская операция в Сирии улучшит отношение российских мусульман к государственной власти (11% полагают, что ухудшит, а 18% — не окажет никакого влияния). В молодежной возрастной группе таковых 52%.

При этом 42% опрошенных полагают, что главная причина привлекательности «ИГ» связана с отсутствием возможности проявить себя, заработать, улучшить жизнь. 32% говорят о низкой религиозной грамотности исламской молодежи, 21% — о возможности заработать путем участия в незаконных вооруженных формированиях, 16% — о недостаточной работе с молодежью лидеров традиционного ислама, 10% — об убедительности радикальных пропагандистов, 8% — об идее халифата как государства абсолютной справедливости (среди молодежи таковых 14%). И только 6% связывают влечение к радикализму с нарушением прав мусульман в РФ.

Что касается последнего, то 57% дагестанцев (включая как молодежь, так и старшую группу) убеждено, что исламское сообщество в республике и стране свободно развивается в рамках действующего законодательства. Однако о том, что мусульмане испытывают проблемы и сложности, заявило 22% и почти столько же затруднились с ответом. Те, кто говорит о трудностях, обосновывают свою позицию ограничениями мусульман в отношении ношения хиджаба и т.д.

Опрос свидетельствует, что мусульманское сообщество Дагестана руководствуется в первую очередь нормами и требованиями традиционного ислама (34%). Почти четверть жителей республики считает, что определяющими являются общероссийские требования и нормы, предъявляемые к религиозным структурам, и лишь 13% убеждены, что местные мусульмане ориентируются на ситуацию, складывающуюся в мировом исламском сообществе (впрочем, среди молодежи таких практически половина). Все это выбивает почву из-под пропагандистских спекуляций на подобные темы, намечая четкие направления первоочередного приложения усилий для правоохранительных органов, общественных организаций и религиозных структур, призванных заниматься профилактикой экстремистских проявлений.

Учитывая, что представители силовых органов уже второй год говорят примерно о 2000 выходцев из России, присоединившихся к «ИГ» (эта цифра не растет), можно уверенно констатировать, что популярность радикально-исламистских идей в среде российских мусульман далеко не столь велика, как хотелось бы раздувающим «мировой исламистский пожар».

 

Об этом же свидетельствует фактическая смерть запрещенной в РФ террористической организации «Имарат Кавказ», активно действовавшей в двухтысячных годах на Северном Кавказе. Правоохранители четко работают по «возвращенцам» с Ближнего Востока, арестовывая их прямо при пересечении российской государственной границы. Боевикам и пособникам «ИГ» грозят большие сроки, и суды на них не скупятся.

Попытки переноса ближневосточной нестабильности на российскую территорию в целом не удались, хотя, к сожалению, отдельные инциденты все еще происходят и, вероятно, будут происходить и впредь: полностью ликвидировать террористическую угрозу не удалось ни одному государству мира. Максимальная зачистка «исламского поля» от распространителей экстремистских идей — в интересах не только российского государства, но и, в первую очередь, самого мусульманского сообщества, что оно прекрасно понимает.

Операция российских ВСК в Сирии, между тем, продолжается — хотя и в меньших военных масштабах, но с выходом на иные смысловые уровни. Прекрасным примером этому стал концерт оркестра Мариинского театра под управлением маэстро Валерия Гергиева 5 мая в освобожденной Пальмире. В отличие от некрофилов из «ИГ» и их кукловодов с Запада Россия несет на Ближний Восток великую культуру, мир, самую жизнь — так надо понимать этот простой посыл.

— Недавние крупные теракты в Анкаре произошли как раз тогда, когда в повестке президента Турции Эрдогана были переговоры по реализации трансазиатского трубопровода. Можно ли это считать простым совпадением?

— Полагаю, что да. Суть происходящего принципиально шире, чем какие-то там трубопроводы, которые еще нужно построить, наполнить и заставить функционировать. Весь макрорегион Ближнего Востока — Большого Кавказа переживает глобальную трансформацию, сопровождаемую сотнями тысяч человеческих жертв, и эти процессы еще далеко не закончены. Трубопроводы на этом фоне — мелочь, о которой вообще не стоит говорить.

— Сказывается ли ухудшение взаимоотношений РФ и Турции не только на экономическом взаимообмене, но и на настроениях этнических общин тюркского происхождения в России?

— Скорее, этот фактор пытаются использовать для того, чтобы оказать определенное давление на российское руководство. Именно так следует расценивать ряд заявлений об обеспокоенности в связи со сложившейся ситуацией, прозвучавших из казанского Кремля. Однако попытки спекулировать на некоем «тюркском братстве», которого в реальности не существует, в нынешних обстоятельствах очевидно неуместны. Не случайно мы больше не слышим подобных эскапад в публичном пространстве.

 

Местечковые экономические и иные интересы, разумеется, не могут служить аргументом в ситуации, когда на другой чаше весов лежит гибель русских военнослужащих и честь нашей державы. Нынешнее состояние российско-турецких отношений крайне прискорбно, однако решение проблемы — в руках турецкой стороны, которой следует начать с публичных извинений и компенсаций семьям погибших бойцов. Пока этого не произойдет, рассуждать о каком-то «братстве», «узах» и прочем и непродуктивно, и просто безнравственно.

— Влияет ли на настроения тюркского населения в России «размораживание» армяно-азербайджанского конфликта?

— Если и влияет, то весьма ограничено. Россияне тюркского происхождения живут, скорее, внутренней повесткой дня. Историко-культурная общность различных тюрских народов — больше пропагандистское преувеличение, чем реальность общественно-политических процессов. Азербайджан ни в коей мере не является образцом для подражания российских тюрок, а некоторые из этих народов, в частности, татары, относятся к этому примеру постсоветского государственного строительства даже с некоторой долей пренебрежения.

 

Попытка возобновления силовой стадии карабахского конфликта не вызвала потока добровольцев, намеренных воевать на азербайджанской стороне, из числа российских тюрок. Это вряд ли произойдет, даже если в Карабахе (упаси Господи) начнется полномасштабная война. Вообще, армяно-азербайджанское противостояние слишком незначительно по масштабам для большинства россиян, привыкших мыслить иными категориями, вне зависимости от этнического происхождения.

— Что является наиболее трудноразрешаемой проблемой во взаимоотношениях между руководством в Москве и этническими меньшинствами в Крыму (в первую очередь — крымскими татарами)?

— В первую и, собственно, последнюю очередь — это проблема доверия. Стороны не доверяют друг другу, и после признания 26 апреля 2016 г. меджлиса крымскотатарского народа экстремистской организацией и запрета его в РФ взаимное отчуждение только усугубится.

 

Как это обычно бывает, в этом виноваты не одна, а обе стороны, сдерживаемые или, наоборот, подталкиваемые многочисленными закоренелыми стереотипами, фобиями, в конце концов, обычной неприязнью по отношению друг к другу, переросшей в политические решения.

 

Стоит учитывать и внешний фактор (Киев, Анкару и Вашингтон). В интересах этих игроков — попытаться максимально осложнить интеграцию крымских татар в российское государство, создавая тем самым Москве дополнительные проблемы на внутри- и внешнеполитической арене.

— Что можно сказать об экстремистских движениях на Кавказе и Крыму? Есть ли у них общие корни или просто точки соприкосновения — в идеологическим или организационном плане? Контактировали ли они друг с другом до изменения статуса Крыма? Изменилась ли эта ситуация с 2014 г.? Как эти движения используются сторонами в политическом противостоянии Москвы и Киева?

— Экстремистские движения в этих российских регионах имеют различный генезис, степень распространения и влияния на общество и т.п. Деструктивные процессы на Северном Кавказе (по крайней мере, в двухтысячные годы) носят в первую очередь радикально-исламистский характер. Приблизительно до 2013-2014 гг. они характеризовались высоким накалом напряжения — террористическими актами, относительно большим количеством жертв, в том числе среди мирных граждан, существенной поляризацией общества и т.п. Ничего подобного, даже единичных терактов, в Крыму, к счастью, никогда не происходило.

Неизвестно и об участии крымских татар в деятельности радикальных исламистов на Северном Кавказе, хотя в девяностые годы некоторые деятели меджлиса ездили в Чечню, чтобы лично ознакомиться с тамошней ситуацией. Ныне проживающий в Киеве бывший лидер меджлиса Мустафа Джемилев не скрывал симпатий к лидеру «ичкерийского» сопротивления Джохару Дудаеву, действовавшему под национал-сепаратистскими лозунгами, и даже принимал в своем доме в Бахчисарае детей из Чечни.

 

Допуск им на свои мероприятия исламистских радикалов (в митинге памяти жертв депортации крымских татар 1944 г. 18 мая 2015 г. в Киеве участвовали командир воевавшего на Донбассе так называемого «батальона «Крым», радикальный исламист Иса Акаев и представители «хизбовского» «Альраида»), как и собственное участие в их акциях (например, в открытии 6 сентября 2015 г. в Музее Вооруженных Сил Украины стенда памяти бывшего командира «батальона имени Дудаева», «генерала Вооружённых Сил Чеченской Республики Ичкерии, народного героя Украины — Исы Мунаева», «героически погибшего» 1 февраля 2015 г. под Дебальцево, «помогая Украинскому народу в борьбе с российским оккупантом»), демонстрируют, что Джемилев давно перешел черту политической адекватности. Эти связи вызывают исключительно недоумение, поскольку бросают тень на весь меджлис и крымских татар как таковых, невольно заставляя проводить параллели между ними и «ИГ».

Национальное движение крымских татар в целом всегда придерживалось мирной, гражданской стратегии отстаивания прав своего народа, хотя иногда бытовое противостояние принимало форму межнационального конфликта.

 

Таким образом, почва северокавказского экстремизма — это радикальный ислам, а отдельные эксцессы в Крыму вытекали из неурегулированности крымскотатарского национального вопроса. Эти процессы развивались по собственным траекториям, и говорить об их взаимосвязи и взаимозависимости нет никаких оснований.

В настоящее время Киев относительно успешно радикализирует ту небольшую часть крымских татар, которые покинули Крым после возвращения его в состав РФ, пытаясь спровоцировать их на диверсионно-силовые действия против крымчан. И в этой среде действительно могут проявиться радикально-исламистские настроения (особенно привнесенные извне — сообщения об этом уже поступают).

 

Однако это оружие, не причинив существенного вреда надежно защищенному Крыму, в дальнейшем может обратиться против тех, кем оно было создано. Главное для крымских татар, которых пытаются вовлечь в подобные замыслы — осознать, что они всего лишь это самое антироссийское оружие в руках обозленной киевской хунты, и не более того. Роль незавидная и абсолютно бесперспективная.

— С точки зрения распространения влияния экстремистских течений, какие течения оказывают больше влияния на мусульманское население Крыма — крымских татар? Можно ли говорить о косвенном влиянии на регион таких мусульманских держав, как Турция, Саудовская Аравия или ИГИЛ?

— Тема возможного участия исламистских боевиков из числа крымских татар в событиях в Сирии на стороне «Исламского государства», с одной стороны, привлекает общественное внимание, с другой — носит заметные следы пропагандистских искажений. Отрицать, что некоторое количество этнических крымских татар действительно примкнуло или может примкнуть к «ИГ» или другим международным структурам радикально-исламистского толка, не приходится, однако убедительных доказательств этому на сегодняшний день, за исключением пары-тройки случаев, практически нет.

В целом крымским татарам не присуща фанатичная религиозность. Однако Крым, как и другие регионы РФ со значительной долей населения, исповедующего ислам (по итогам переписи населения Крымского федерального округа, прошедшей осенью 2014 г., крымские татары составляют 232 тысячи, или 10,6% от общей численности жителей полуострова), является «зоной риска», поскольку рассматривается радикалами как одно из потенциальных направлений приложения усилий по распространению экстремистской идеологии и вербовки местных мусульман в свои структуры.

 

Не случайно эксперты зачастую рассматривают Крым и Кавказ — конечно, учитывая выраженные отличия и особенности обоих регионов — как единый макрорегион, развитие событий в котором подчиняется (опять-таки, со всеми нюансами местной ситуации) общим тенденциям. И хотя Крым сейчас отнюдь не в центре внимания идеологов «ИГ», на распространяемых в Интернете картах, отражающих экспансионистские устремления халифатистов, он включен в состав этого «государства».

Несмотря на историко-культурное родство турок и крымских татар (в Турции проживает крымско-татарская диаспора, значительно превышающая количество крымских татар в Крыму), религиозное влияние на них Анкары существенно меньше, чем обычно считается. В период нахождения полуострова в составе Украины на турецкие (а также саудовские) средства был построен ряд мечетей.

Однако наибольшее распространение в Крыму получила запрещенная в РФ исламистская партия «Хизб ут-Тахрир» (на Украине ее деятельность проходила в легальном поле). До самого последнего времени с крымским отделением «хизбов» сотрудничала турецкая «правозащитная» и «благотворительная» организация Imkander, глава которой Мурат Озер в октябре 2013 г. принял участие в прошедшей в Симферополе конференции ХТ. Imkander открыто поддерживает радикальных исламистов на Северном Кавказе и Ближнем Востоке, выступает против режима Башара Асада и называет воссодинение Крыма с Россией «аншлюсом» (на сайте организации опубликован материал под характерным заголовком «Присоединение Крыма к России неприемлемо!»).

Руководство меджлиса, обоснованно считая ХТ конкурентами на политическом и духовном поле, вело с «хизбами» активную борьбу, иногда переходящую в прямые столкновения в мечетях. Сразу после воссоединения Крыма с Россией «хизбы» предпочли покинуть полуостров, переселившись, главным образом, на Западную Украину.

 

При этом одна из аффилированных с ХТ структур («Альраид», она же «Созидание») почему-то была перерегистрирована уже в российском Крыму под названием «Творчество». Тем не менее, в настоящее время деструктивное иностранное влияние в этой сфере минимизировано, религиозная ситуация на полуострове находится под жестким контролем силовиков и вряд ли способна выйти из-под контроля.


— Когда говорим о меньшинствах в Крыму, что является основным источником/причиной злоупотреблений, о которых говорит Киев, и несоблюдения прав человека на полуострове?

— «Пиарясь» на этой теме, Киев очень много выдумывает, то есть попросту лжет. Ни о каких массовых нарушениях прав человека в Крыму говорить, безусловно, не приходится. Российские законы демократичны и соблюдаются на полуострове в той же мере, что и на всей территории РФ.

К сожалению, есть ряд моментов, справедливо вызывающих вопросы. Так, до сих пор не обнаружены несколько крымских татар, пропавших при невыясненных обстоятельствах. В их исчезновении обвиняют правоохранительные органы, но несколько аналогичных случаев показали, что причиной может быть и обычный криминал. Или даже банальная ссора с родителями, как в ситуации с одной крымско-татарской девушкой, после пропажи которой пресса одновременно обсуждала версии как ее похищения спецслужбами (с непонятной целью), так и бегства молодой мусульманки в «ИГ». К счастью, это оказалось бурей в стакане воды.
Лица, арестованные по подозрению в причастности к деятельности «Хизб ут-Тахрир», должны были осознавать последствия своего членства в этой структуре. Впрочем, их реальную причастность к деятельности «хизбов» установят следствие и суд.

Отказавшиеся принять российское гражданство тоже сами себя наказали, таким образом, добровольно оказавшись в России на положении иностранных граждан или лиц без гражданства. Естественно, это влечет определенные ограничения, в том числе по срокам нахождения на территории РФ, оформлению недвижимости, возможности работать и т.п. Но это — их свободный выбор, сделанный по политическим мотивам: российское гражданство предлагалось всем жителям Крыма без ограничений.

Что касается политических репрессий или преследований по этноконфессиональному признаку, которыми любят пугать своих читателей киевские СМИ, то ничего подобного, тем более, в массовом порядке, на полуострове не происходит. Не случайно, кстати, в последние полгода обвинительная риторика в адрес российских властей в основном сошла на нет.

— Какой статус имеют крымские татары в современном Крыму?

— Точно такой же, как и российские граждане других национальностей. Кроме того, 21 апреля 2014 г. президент Путин подписал указ о реабилитации крымско-татарского и других народов Крыма, пострадавших в годы сталинских репрессий (за все годы управления Крымом постсоветская Украина так и не удосужилась этого сделать), сняв с них моральное бремя необоснованных обвинений. Крымско-татарскому языку, наряду с русским и украинским, придан статус государственного на полуострове — Киев также никак не мог решиться на этот шаг.

Другое дело, что радикально настроенное руководство меджлиса, бежавшее в Киев практически сразу после воссоединения Крыма с Россией (прежде всего, его глава Рефат Чубаров и бывший глава Мустафа Джемилев), требовало гораздо большего — от непризнания российского статуса Крыма и возвращения его в состав Украины до создания в Крыму территориальной автономии крымских татар.

 

Выполнение этих требований, с одной стороны, невозможно, так как они нарушают права основной части жителей полуострова, а с другой стороны, излишне, поскольку после официальной реабилитации крымские татары были полностью уравнены в правах со всеми остальными гражданами.

Неконструктивные требования привели к деструктивным действиям — Джемилев и ряд других этнических крымских татар иницировали так называемую «блокаду» Крыма со стороны Украины, которая создала определенные проблемы рядовым жителям полуострова, в том числе, естественно, и самим крымским татарам. На украинской стороне стали создаваться незаконные вооруженные формирования, в которые вовлекают крымских татар, и т.п.

 

Эти и другие неадекватные шаги эмигрировавшей части руководства меджлиса в итоге стали поводом для запрета всей этой выборно-представительной структуры национального самоуправления, хотя большинство ее членов не только не придерживаются экстремистских убеждений, но приняли и возвращение Крыма в РФ, и российскую политику в отношении своего народа, и российские паспорта.

— Недавно Киев выражал надежду, что ему удастся восстановить конституционный порядок в сепаратистских пророссийских регионах на востоке Украины. Как считаете, эта надежда отражает жизнеспособную возможность?

— Не вдаваясь в детали относительно того, кого в этом вопросе следует считать сепаратистом (ответ — Украину, название которой означает «окраина»; окраина чего? — российского государства, от которого она опрометчиво отделилась в 1991 году), выражу, пожалуй, общее мнение большинства российских политологов, да и обычных людей, следящих за событиями в соседнем государстве.

 

Восстановить «конституционный порядок» в «сепаратистских пророссийских регионах» будет очень и очень сложно, потому что начинать этот процесс нужно с Киева. Однако пока там заседает мелкочиновно-околофашистская компания, пришедшая к власти в результате государственного переворота (о чем многие благополучно забыли), говорить о соблюдении на Украине Основного закона — да и законов вообще — не приходится. Новые свидетельства этому приходят, к сожалению, практически каждый день.

Неудивительно, что ДНР и ЛНР не намерены возвращаться под управление такого руководства. Другое дело, что у этих непризнанных республик полностью отсутствует собственный государственный проект. Очевидно, что в обозримом будущем Россия не сможет включить их в свой состав (а это единственный выход из положения), а Киев не пойдет по пути федерализации (которую он, как и многие другие авторитарные режимы, в частности, Азербайджан, боится как огня, безосновательно считая легальным началом развала страны). Однако подобное промежуточное состояние не может продолжаться слишком долго. У украинских властей нет других рычагов воздействия на ситуацию, кроме военных, и они, весьма вероятно, вскоре вновь будут задействованы.

— Какое решение для устранения конфликта на востоке Украины Вам кажется наиболее реалистичным?

— Как уже отмечалось выше, у ДНР и ЛНР нет (и не может быть) собственного государственного проекта, да они и не претендуют на независимость, как это обычно бывает, когда речь идет о «настоящем» сепаратизме. Они вряд ли впишутся и в современную российскую действительность.

 

Единственно возможным решением данного конфликта является расчленение Украины и полное перформатирование этого пространства. В своем нынешнем виде это государственное образование представляет реальную угрозу для соседей и, что самое опасное, для собственных граждан, зомбируя и развращая их безумной пропагандой, основанной на исторической лжи. Последствия мы наблюдали в 2014-2015 годах буквально в прямом эфире.

 

Убитых не воскресить, но остановить рост их числа — гуманная и вполне разрешимая задача. Однако для ее решения необходима политическая воля, и если ее не нашлось два года назад, то сейчас этот поезд тем более ушел. Жертвы Новороссии и Донбасса были напрасны, и я не уверена, что виновных в этой трагедии оправдает история.

Интервью подготовила Габриэла Ионице

http://www.kavkazgeoclub.ru

 

Похожие материалы

Ретроспектива дня