20 января первому президенту Республики Татарстан исполнилось 80 лет. В преддверии своего юбилея тяжеловес российской политики, прошедший путь от инженера до президента республики, дал развёрнутое интервью «Парламентской газете». Минтимер Шарипович рассказал о том, можно ли было реформировать Советский Союз, как сохранили Благовещенский собор в казанском Кремле и чем он гордится в своей жизни сегодня.
— Уважаемый Минтимер Шарипович, по Вашей биографии можно изучать современную историю страны. Вы были последним руководителем Татарской АССР и первым президентом Республики Татарстан. В прошлом году мы отметили очень непростую дату — 25-летие развала Советского Союза. Как Вы в 1991 году отнеслись к этим событиям и изменились ли Ваши взгляды сегодня?
— Мой взгляд на это историческое событие за это время не изменился. Я говорил тогда и говорю сейчас: Советский Союз можно было сохранить. Обновленный Союз мог быть сохранен без Прибалтийских стран, путём подписания Союзного договора. И это было бы во благо всем. У Горбачёва были все возможности не допустить развала СССР, создать Союз Суверенных Государств с разумным разграничением полномочий, как это предлагалось.
Безусловно, прежний СССР уже не мог дальше существовать. Пытаясь сохранить старый Союз, инициаторы путча в августе 1991 года разрушили будущий обновлённый Союз. Таким методом нельзя было решать столь сложную проблему. Страна стала другой, и люди — тоже. Советского Союза сталинского и даже брежневского образца всё равно не было бы уже, но Союз в форме федерации, в крайнем случае, конфедерации можно было бы сохранить, правда, без стран Балтии — их уж не вернуть было — получил огласку пакт Молотова-Риббентропа и весь мир понял, что эти государства потеряли свою независимость в результате сговора, многие страны их поддерживали.
Считаю, что в распаде СССР сыграли свою роль не собственно этнические, национальные проблемы, а несовершенство государственного устройства страны, бесправие государств в лице союзных и автономных республик, которые были зажаты в рамках жесткой централизованной системы. Причины распада СССР и роль при этом Михаила Сергеевича Горбачёва и по сей день время от времени обсуждается с горечью, но какой-либо однозначной, обобщённой оценки я пока не слышал. Да и возможна ли она? Но есть один важный, принципиальный момент. Я просто уверен, что если бы процесс перестройки не начался сверху, то, скорее всего, он был бы невозможен и по сегодняшний день.
Парадокс ситуации заключался в том, что, решившись на реформаторские процессы, власть сама себе подписывала приговор. Не знать об этом, не чувствовать в связи с этим определенной опасности Горбачев и его окружение просто не могли. Видимо, он был уверен, что все произойдет по сценарию КПСС. Я уверен: перестройка общества, затеянная Михаилом Горбачёвым, последним генсеком КПСС — это счастливая карта, которая все-таки выпала моему — и, разумеется, в значительно большей степени — всем последующим поколениям.
— В августе 1990 года под Вашим руководством была принята Декларация о государственном суверенитете Татарстана. Почему Вы в 1991 году пошли на выборы президента Республики Татарстан?
— Для того, чтобы ответить на этот вопрос, нужно совершить краткий экскурс в историю государственности Татарстана. Как вы, наверное, знаете, наша государственность, зародившаяся в Волжской Булгарии, была надолго утеряна после завоевания Казанского ханства в XVI веке. И только в 1920 году Татарстан стал автономной республикой. А автономная республика — это государство, так и было записано в конституциях и СССР, и РСФСР. Другое дело — не доставало полномочий, была централизованная система. При этом, и не однажды, возникал вопрос о повышении статуса Татарстана до союзного.
Этот вопрос рассматривался, притязания были обозначены. Но Сталин в 1936 году решил: да, эти республики достойны союзного статуса, они соответствуют ему по всем параметрам — кроме одного: они не имеют внешних границ. Кстати, союзные руководители всегда знали об этой проблеме, понимали, что когда-нибудь она встанет в полный рост. И этот момент наступил. В конце 1980-х началась перестройка, которая сопровождалась девизом «Гласность!». В небывалых масштабах забурлило все политическое пространство великой державы — СССР. Прежде всего, поднялась национальная интеллигенция, сохранившая память о прежней государственности татар, требуя расширения прав и полномочий своего народа, вплоть до полной независимости. Тут никого не обвинишь, приведу только один пример: в те годы в Казани осталась только одна татарская школа, и та неполная. И стремление к самостоятельности — это был вопрос выживания, сохранения нации, своей идентичности, выражающейся в сохранении и развитии языка, культуры, традиций. Безусловно, это сыграло важную роль в последующих событиях, нам удалось, без крайних проявлений национализма, объединить вокруг идеи суверенитета весь многонациональный народ республики.
12 июня 1990 года Верховный Совет РСФСР, председателем которого был Борис Ельцин, принял Декларацию о государственном суверенитете РСФСР. Таким образом, заметьте, не Татарстан начал так называемый «парад суверенитетов», как многие думают до сих пор, а Российская Федерация. И наступил абсолютно закономерный момент: Татарстан, обладая богатой историей государственности и большим экономическим, научным и культурным потенциалом, не мог оставаться в стороне и не заявить о своих правах. На то были самые веские основания, республика, например, владела всего двумя процентами собственности, находившейся на его территории. 80 процентов — крупные промышленные предприятия, нефтяная отрасль — принадлежало СССР, 18 процентов — РСФСР. Тем более, что о правах республик в российской декларации ничего не было заявлено.
А в августе 1990-го в Татарстан как знаменосец демократии, приехал председатель Верховного Совета РСФСР Борис Николаевич Ельцин и увидел всё своими глазами: весь народ на улицах, что в Казани, что в Альметьевске, что на селе, что встреча в Союзе писателей — везде народ требует суверенитета, полной независимости. Тогда он в переполненном зале УНИКС Казанского университета произнёс, ставшую знаменитой фразу: «Берите суверенитета столько, сколько проглотите». Но упрощать Ельцина не следует, думаю, в этом была своя логика.
Нельзя быть в пределах Садового кольца «знаменосцем демократии», а едва покинув Москву — каким-то иным. Действительно, его слова заметно успокоили народ. После произошедшего, за ужином, он сказал: «Минтимер, я заявил о ваших правах, суверенитете, что делать-то будем? Вы же не уйдёте из России?» Я говорю: «Не об уходе речь идет, но надо находить ответы на запросы наших людей. Надо находить общий язык, надо договариваться». И мы тогда пришли к единому мнению: немедленно начать переговоры о договорных отношениях.
Я подчеркну, Татарстан на уровне официальной власти не ставил вопрос о полной независимости. Мы прошли самые сложные политические ситуации, образно говоря, по лезвию ножа. Толпы людей заполняли площади, круглые сутки митинговали… Это стало жестким испытанием для всего руководства.
Кстати, считаю очень важным, что у меня хватило выдержки нигде и ни разу в этот период ни произнести публично слово «независимость». Я так и не высказал вслух того, чего жаждала от меня бушующая и с каждым днем всё более агрессивно настроенная толпа. Можно себе представить, что бы произошло, если бы я, поддавшись эмоциям, обронил это «заветное» слово? И ещё одна деталь: с самого начала мы твердо стояли на своей позиции: наш суверенитет не имеет национальной направленности, следовательно, экстремизма ни в какой форме недопустим.
И уже 30 августа 1990 года, среди ночи, после длительных, бурных дебатов, первыми после Российской Федерации, мы приняли Декларацию о государственном суверенитете Татарстана. Единогласно, при одном воздержавшемся. Декларация открыла нам путь для работы над проектом новой конституции республики.
В то время я занимал одновременно две должности — первого секретаря и председателя Верховного Совета. После отмены 6-й статьи Конституции СССР о руководящей и направляющей роли КПСС, был выдвинут лозунг «Вся власть Советам!» И я, выступив перед своими соратниками по партии, сообщил, что перехожу в Советы и призвал их сделать то же самое. Таким образом, мы сохранили костяк опытных руководителей, с которым в последующем и решали судьбоносные вопросы. Раньше ведь не было необходимости в обширной координации деятельности исполнительной и законодательной ветвей власти — все решала партия, остальным оставалось брать четко под козырек. Теперь не стало главного руководителя, в чьих руках сосредоточились бы бразды правления. Нужен был некто, кто взял бы всю ответственность на себя.
Так постепенно начала созревать мысль о необходимости учреждения должности президента республики. Тем более что уже был прецедент — Михаил Горбачев стал президентом страны… Решающую роль в учреждении должности президента Татарстана сыграло решение Верховного Совета РСФСР о проведении референдума по вопросу об учреждении поста президента Российской Федерации и назначении выборов первого президента РФ. Кстати, 12 июня 1991 года в Татарстане в одних и тех же избирательных участках шли выборы Президентов Татарстана и России. Избирателям предлагалось одновременно два бюллетеня. Но лишь 36 процентов избирателей взяли на избирательных участках бюллетени с именами кандидатов в президенты России. Поэтому выборы президента России на территории Татарстана были официально признаны несостоявшимися из-за низкого процента полученных избирателями бюллетеней. А за избрание президента Татарстана, за мою кандидатуру проголосовал 1 миллион 131 тысяч 91 человек, что составило 70,6 процента от принявших участие в выборах избирателей.
Всенародное избрание президента Татарстана укрепило суверенный статус республики. В процессе разработки нового Союзного договора в Ново-Огарёво я участвовал уже в качестве всенародно избранного президента республики и парафировал Союзный договор с условием, что Татарстан подпишет его по горизонтали наравне с союзными республиками. Вы знаете, на 20 августа была назначена церемония подписания Договора о Союзе Суверенных Государств. Как известно, 19 августа 1991 года случился путч.
— А в 1992 году вы провели референдум по суверенитету республики, где большинство сказало «да». И всё-таки Татарстан не стал суверенным государством. Как Вам удалось договориться с Ельциным и, по большому счёту, сохранить единство России?
— Это было непростое время как для Татарстана, так и для всей России. Распад СССР ускорил наши поиски ответа на вопрос: как добиться юридического признания нового статуса Татарстана? Тогда Верховный Совет республики принял Закон о проведении референдума. Хочу пояснить: на какой же вопрос большинство татарстанцев сказало «да»? Участникам референдума предлагалось ответить на один вопрос: «Согласны ли Вы, что Республика Татарстан — суверенное государство, субъект международного права, строящее свои отношения с Российской Федерацией и другими республиками, государствами на основе равноправных договоров?».
Вопреки сильнейшему давлению со стороны федерального центра с целью не допустить проведение референдума, 21 марта все 2611 избирательных участков, за исключением нескольких, открылись вовремя и совершенно спокойно работали, а потом подвели итоги и отчитались. В референдуме приняли участие 81,7 процента населения, имеющего избирательное право. На поставленный вопрос ответили «да» 61,4 процента избирателей из числа принявших участие в голосовании. Стало совершенно очевидно, что большинство населения Татарстана поддерживает курс повышения статуса и обновления республики на основе демократических принципов. Заслуга референдума была и в том, что сохранялась целостность России, федеративные принципы её развития.
Благодаря этому референдуму мы в ноябре 1992 года приняли свою конституцию, а в 1994 году был подписан Договор о разграничении предметов ведения и взаимном делегировании полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и Республики Татарстан. Надо отдать должное Борису Николаевичу: он понимал, что Договор будет гарантом стабильности в стране и пойдет на пользу и России, и Татарстану. Он всегда был последователен в диалоге со мной. Сказать, что переговоры шли сложно, значит, ничего не сказать. С момента первой встречи наших делегаций мы пережили развал Союза, два путча и много других драматических событий. И, тем не менее, в этой постоянно меняющейся политической обстановке диалог сохранился.
Во время работы Ельцин проявил удивительную для него деликатность и внимание. Он говорил: «Сложности будут непременно, но на них не надо зацикливаться, переходите к другим разделам. Трудными местами займемся мы с Минтимером». Такое случалось не раз. Возникали вопросы, в которые наши переговорщики упирались, как в стену. Противоречия казались непреодолимыми. Тогда Ельцин говорил: «Продолжайте работать дальше», — и приглашал меня: «Сейчас мы с Минтимером сядем и всё распутаем». Таких случаев, когда мы вдвоем с Борисом Николаевичем искали выходы из непреодолимых, казалось бы, противоречий, было несколько. Нам действительно приходилось, порой с великим трудом, распутывать эти юридические правовые и экономические узлы.
Что же касается того, стал ли Татарстан суверенным государством, то дело в том, мы не собирались учреждать армию, вводить свою денежную единицу, заводить таможенную службу; одевать в колючую проволоку границы республики. По одной совершенно простой причине: нам всё это было не нужно! Полномочия, которые мы сочли лишними, передали федеральному центру: оборона, коммуникации, внешнеполитическая деятельность и тому подобное. Но то, что нужно для реализации наших полномочий, должно было оставаться у нас.
Поэтому, после заключения Договора, мы четко записали в своей Конституции, в её первой статье, что суверенитет республики выражается в обладании всей полнотой государственной власти вне пределов ведения Российской Федерации и полномочий Российской Федерации по предметам совместного ведения Российской Федерации и Республики Татарстан и является неотъемлемым качественным состоянием Республики Татарстан. Это означает, что основные принципы Декларации о государственном суверенитете сохраняются. Известно, что в федеративном государстве стопроцентного суверенитета не бывает. Получается, что исходя из этих положений, мы сами себе на основе Договора разграничили свои полномочия. Скажу так, в пределах этого мы сполна реализовываем свои права.
— В начале XXI века мир скатился к глубокому средневековью. Возникают все новые вызовы для человечества. Вооруженные конфликты, в том числе и по религиозным и национальным признакам, терроризм, вмешательство в суверенитет других государств и многое другое разрывают цивилизацию. Как Вам удалось сохранить мирное сосуществование двух конфессий в Татарстане?
— Не только двух, а всех конфессий, представленных в республике. Должен сказать, что более глубокое осмысление важности религии в жизни каждого человека у меня созрело, когда начались перестроечные процессы, а вместе с ними и возрождение духовное.
Ведь как у нас было раньше? Мы всегда считали, что если, согласно Конституции, религия отделена от государства, то и нам не должно быть до нее никакого дела. Потом постепенно приходило более глубокое понимание: государство и общество это не одно и то же, а уж душа человеческая, духовный мир это и вовсе территории, где без веры никак не обойтись. Да, религия отделена от государства, но не от общества. Это — основной принцип нашего взаимодействия со всеми религиозными организациями. Поэтому мы решительно против того, чтобы власть отдалялась, а еще хуже, вовсе уклонялась от решения насущных религиозных проблем.
В то же время власти предержащие должны быть очень бдительными и осторожными, если где-то намечается почва для разногласий. Это такая материя, к которой, если не в состоянии уберечь в целости и сохранности, лучше вовсе не притрагиваться. Равновесие должно быть во всем — я говорю это не с чужих слов, а руководствуясь историческим и отчасти собственным опытом.
С самого начала мы содействовали возвращению верующим культовых зданий: мусульманам — мечетей, православным — соборов и церквей, кроме того, развернулось строительство новых мечетей и новых церквей. Это для нас было не какой-то очередной данью моде, а очень важная, насущная потребность. Потому что мирное сосуществование религий — это не просто желание, это основная ценность — богатство республики. Отсюда и постоянное внимание властных структур к этим проблемам. В самом начале перестроечных лет в республике одними из первых в России вернули верующим синагогу, хотя там находился институт усовершенствования учителей.
Наряду с восстановлением староверческой церкви в Казани также была возведена и католическая церковь по просьбе верующих. Так что сейчас в центре Казани действуют не только мечети и православные церкви, но и католический храм, храм староверов, лютеранская церковь. Если люди, которым нравится жить в Татарстане, хотят реализовать свое конституционное право на вероисповедание, то наша задача — создать им условия. На сегодняшний день они созданы.
Приведу один яркий пример. Все, кто приезжает в Казань, посещают Кремль и запоминают в нем то, что мечеть Кул Шариф и Благовещенский собор стоят там рядом. Это, пожалуй, самый первый и самый популярный зримый образ мира и согласия в Татарстане. По истории, во времена Казанского ханства на кремлёвском холме возвышалась главная в городе прекрасная многоминаретная мечеть. В перестроечные годы, накаляя и без того напряженную обстановку, крайние националистические силы заговорили о том, что в XVI веке при взятии Казани эта мечеть была разрушена, а на ее месте был построен Благовещенский собор.
Дошли даже до того, что призывали построить на месте собора новую мечеть. Послушав такие речи, последив за дискуссией, развернувшейся в обществе, было решено обратиться к многонациональному народу Татарстана. По республиканскому телевидению я обратился с вопросом: «Будет ли на земле Татарстана мир и согласие, если мы снесем собор Благовещения и поставим на его место мечеть Кул Шариф?» Все здравомыслящие люди отреагировали одинаково, в том смысле, что так нельзя поступать ни в коем случае. Это был исчерпывающий ответ народа на призыв крайних сил. И я подписал указ, где к тысячелетию Казани было принято решение отреставрировать Благовещенский собор и на территории Кремля построить-воссоздать мечеть Кул Шариф.
Конечно, такое решение не случайно было принято одним указом президента Татарстана. Чтобы сохранить межконфессиональное согласие, нужно выверять не просто каждый шаг — движение, посыл мысли… Мы тогда организовали один благотворительный Фонд и всем миром возродили эти святыни.
И в дальнейшем в Татарстане проблемы, касающиеся традиционных религий, как правило, решались и решаются с учетом мнения и просьб верующих основных конфессий. Покинув пост президента Татарстана, я решил заняться возрождением двух древних городов Болгара (исламская цивилизация — IX век) и Свияжска (православная цивилизация — XVI век). Это — масштабные проекты, нацеленные на возрождение историко-архитектурных и духовных центров, связанных с развитием ислама и православия. И на это раз создали единый Республиканский Фонд по возрождению памятников истории и культуры РТ (Фонд «Возрождение»), деятельность которого поддерживается всем населением республики. В 2014 году Болгарский историко-археологический комплекс был включён в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Уже в прошлом году досье по Успенскому собору острова-града Свияжск сдано в Центр Всемирного наследия, сейчас оно изучается экспертами. Работа продвигается, есть весьма неплохие шансы попасть в список ЮНЕСКО.
4 ноября прошлого года — в День народного единства — президент Татарстана Рустам Минниханов подписал указ «О создании Болгарской исламской академии и воссоздании Собора Казанской иконы Божьей Матери». Должен сказать, что эти объекты имеют огромное значение не только для Татарстана, но и для всей Российской Федерации, сказал бы, и за её пределами. Более того, это решение востребовано нашим непростым, неспокойным временем. Это уже третий масштабный проект, работающий на укрепление межнационального и межконфессионального согласия. Вполне закономерно мы взялись и за этот проект, который полностью вписывается в концепцию деятельности нашего Фонда. Президент республики Рустам Минниханов, с учетом накопленного опыта, принял решение о возложении и этой задачи на Республиканский Фонд «Возрождение». Работа началась в этом году с торжественных церемонией закладки памятных капсул в основание будущей Болгарской исламской академии и воссоздаваемого собора. В настоящее время финансирование и строительство на обоих объектах осуществляются по намеченному плану.
— Почему Вы в 2010 году решили дать дорогу молодым? И как Вы себя чувствуете сегодня?
— Уход мой был осознанным и предопределен рядом причин. Прежде всего, это мой возраст. Все-таки мне было уже 73 года, хотя на здоровье я особо не жаловался, но энергия, активность была уже не прежняя. На руководящих должностях я работал без малого пятьдесят лет. Был свидетелем ряда смен верховной власти в республике. Но я хотел уйти с поста президента республики еще в 2005 году, когда всенародные выборы глав субъектов были заменены системой наделения полномочиями президентом РФ.
У меня была тогда чёткая мотивация для ухода, я ведь все время избирался. Владимир Владимирович Путин попросил меня остаться еще на один срок. «Когда Вы работаете, я спокоен за Татарстан», — сказал он. Я согласился, хотя, признаюсь, не без раздумий и внутренних колебаний. А в 2010 году я ушел со спокойным сердцем за Татарстан, зная, что новый президент республики со всем справится. То, что новым главой республики стал человек, с которым я проработал бок о бок последние одиннадцать лет, мой ближайший соратник, премьер-министр Рустам Минниханов, талантливая личность, и то, что в Московском Кремле его кандидатуру признали как наиболее достойную, это, я вам скажу, большое достижение и для меня в том числе. Главное для политика не просто уйти, а ещё и сделать правильный выбор относительно будущего. Я считаю, что мне это удалось.
В настоящее время, будучи государственным советником республики, я заметно ограничиваю своё участие в общественно-политической деятельности органов власти региона, так как не вижу в этом необходимости: республика в надежных руках. Молодая команда президента Татарстана Рустама Минниханова вот уже около семи лет достойно справляется со всеми задачами, республика динамично развивается и занимает передовые позиции в масштабах страны.
Как я уже говорил, сейчас я во главе Фонда «Возрождение» занимаюсь восстановлением исторического материального наследия. Скажу честно, я открыл для себя новый мир. Меня часто спрашивают: как себя ощущаете после президентства? Комфортно! Не стремлюсь кого-то убеждать, но это правда.
— Минтимер Шарипович, мы знаем, что в январе наступившего 2017 года Вы отмечаете свой 80-летний юбилей. Примите от читателей нашего журнала наилучшие пожелания здоровья и сил для успешного осуществления Ваших замыслов, нацеленных на созидание во имя мира и согласия между народами.
— Спасибо за добрые слова и пожелания! Спешу доложить, у меня перед новым 2017 годом изменился статус: отныне я — прадед!
Источник: https://www.pnp.ru/