Философ Сергей Роганов считает, что страхи западных политологов отчасти оправданы, поскольку возрождение советского пространства не может не стать национальной идеей России…
Америка 1930-х для нас — это великая депрессия и великие гангстерские войны. И не сомневаюсь, что большинству граждан будет очень непросто ответить на вопрос: что так восхищало «американского Сталина» — Рузвельта в экономических, социальных и культурных программах Муссолини и Гитлера?
Очень многие инициативы президента США были идентичны главным направлениям внутренней политики фашистской Италии и нацистской Германии. В то же время Рузвельта называли «американским Сталиным»? Герберт Уэллс после посещения Москвы в 1934-м и встречи с советским отцом народов не смог увидеть разницы между экономической и социальной политикой коммунистического руководства и президента США, который к тому же избирался четыре срока подряд.
Это была эпоха становления трех главных идеологий, которые определили облик не только ХХ века: коммунизма, фашизма и либерализма. Понадобилась жесточайшая Вторая мировая война, чтобы расставить точки над i и похоронить гитлеровский нацизм, но отнюдь не фашизм. Понадобилось не одно десятилетие, чтобы можно было начать глобальный диалог о мирном сосуществовании двух сверхдержав — СССР и США, двух главных идеологий планеты.
Поэтому те, кто всё еще видят в СССР только очереди за дефицитом и «кровавый режим», просто продолжают страдать дефицитом мозга или дефицитом воображения. Исчезновение Советского Союза само по себе стало причиной великого дефицита — дефицита исторического оптимизма и социального творчества.
Именно об этом я вспоминал и думал, читая мнения американских экспертов, которые они высказали «Известиям», по поводу перспектив возрождения СССР под видом Евразийского экономического союза. Оценивая итоги встречи президентов России, Казахстана и Белоруссии в рамках Евразийской экономической комиссии (ЕЭК), в которой также приняли участие президенты Армении и Киргизии и председатель правительства Украины; работу по созданию Таможенного союза; недавние абсолютно пророссийские решения Приднестровья, я бы хотел напомнить — и не только американским политологам, что на всесоюзном референдуме 17-го марта 1991 года 76,43 % советских граждан ответили «Да» на простой вопрос:
«Считаете ли вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновлённой Федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?».
Можно, конечно, долго оценивать размах коррупции, темпов экономического роста или плачевное состояние многих социальных институтов в свободных республиках на постсоветском пространстве, но вот это вот «Да», которое прозвучало тогда, было подтверждением того, что СССР — единое цивилизационное пространство. Советский союз никогда не был проектом, основанном «на однопартийной системе и плановой экономике» (как сказал «Известиям» Эдвард Лукас). Это было «Да», высказанное не в пользу построения коммунизма на всей планете или тотальной войны с мировым капитализмом, а в пользу советского образа жизни, который, конечно же, отличался и не мог не отличаться от своего антипода — американского образа жизни.
И который продолжает, как бы мы ни пытались это отрицать, продолжая клеймить позором «совок», определять атмосферу общественного сознания во всех бывших советских республиках, и прежде всего в России. В ненавистных многим традиционных ценностях, которые якобы навязываются силой современной России, без труда можно увидеть прежде всего не далекие традиции прежней российской империи, а советские традиции, которые никуда и не уходили от нас, да и не могли уйти.
Присутствие этих ценностей особенно заметно в культуре, в театре, в кино, в литературе, — советские шедевры искусства продолжают оставаться эталоном даже для более молодого поколения российских граждан, даже если их перекрашивают и раскрашивают современными технологиями.
Долгие годы в России и других республиках в этом почти стыдно было признаваться прежде всего на официальном уровне, в атмосфере духовного тоталитаризма «либеральных ценностей», жестокости, агрессивности которых могли бы, пожалуй, позавидовать видные идеологи сталинского СССР. И понадобилось чуть не четверть века, чтобы наконец прекратить ликование по поводу катастрофы 1991 года — коллапса СССР. Чтобы наконец оценить цивилизационное пространство Советского Союза и начать шаг за шагом возрождать и воссоздавать то, что было так бездумно разрушено.
Нужно понять, что никакой другой национальной идеи для России кроме восстановления советского общежития на настоящем этапе развития нет и быть не может. И оценить реальность этой задачи на основании тех критериев, которые используют западные политологи, говоря теперь о перспективах возрождения Союза, невозможно: оценивать подобные перспективы можно только с позиций духа и воли миллионов советских граждан к объединению.
И при чем здесь ВВП? При чем здесь нефть или кровь, которую якобы надо пролить в борьбе за возрождение СССР?
Культурный и исторический шок постсоветского сознания постепенно отступает — такие глобальные травмы в результате катастроф излечиваются не за один год и не за одно поколение. Но они дают такой цивилизационный опыт, которому могут позавидовать все без исключения современные развитые страны.
Прошло время войн идеологий, наступила эпоха соревнования цивилизаций, и пытаться остаться в парадигме прошлого века невозможно.
И как бы ни осторожничали или злобствовали политологи, без всяких сомнений можно сказать только одно: Евразийский проект России — настоящий вызов Западу, прежде всего США, и перед этим проектом даже меркнут безусловные успехи Поднебесной, теперь — второй экономики мира.