Из серии документальных и мемуарных материалов, предоставленных Назимом Амедовым

Продолжаем публикацию материалов о Самединовой Джеваир (1925 — 2015), предоставленных её сыном  — известным композитором, дирижёром и музыкантом Назимом Амедовым.

Новеллы спецпереселенца

1. Часы

Наконец-то приехали! Где мы? Что за станция из тех бесчисленных, которые мы видели за восемнадцать суток изнурительного пути?

Конвоиры открыли двери товарняка, стали выходить. Сразу обдало жарким и каким-то густым пахучим воздухом. Закружилась голова. Конец ли? Из состава выходили изможденные люди, женщины и дети, выгружали узлы, чемоданы, еще что-то в мешках. Тихо переговаривались, обессиленные дорогой, голодом и горем. Послышался скрип деревянных колес. К станции подъезжали невиданные колесницы на огромных колесах – арбы.

Пробежали по ряду медики — «больные есть?» «Есть, есть»… Но не остановились, не осмотрели.  «Что проходите? Есть больные!» Вспыхнула ссора, «Мы от Гитлера бежали, не как вы»… «Вот именно так – бежали! Алла ишини билир (Аллах все знает)». Ни воды, ни куска хлеба. Никаких объяснений. Снуют милиционеры, НКВДэшники – работают. «Загружайте вещи, отправляемся!» – дан приказ. С высокой арбы равнодушно взирал смуглый возница в тюбетейке и белой свободной рубахе. Кое-как загрузили скарб. Места на арбе было мало, еле уместились, сверху посадили детей, стариков и двинулись в путь. В санпропускник сказали. Женщины, девушки, дети, редкие мужчины, старики.

Шли, ничего не видя перед собой, только пыльная горячая дорога и льющийся отовсюду нестерпимый жар.  Темнеет в глазах, в ушах шум, душа окаменела. Не ощущая себя в реальном мире, сняла с себя юбку,  надетую сверх платья, и сотворила на голове импровизированную чалму. В голове звенело, гудело, болело. Никто не плакал. На обочинах собрались местные жители, в основном женщины (мужчины на фронте!). Тоже молча взирали на этих непонятных измученных «предателей». Ни слова, ни звука. Никто не предложил детям куска хлеба, стакана воды. Мы не смотрели по сторонам, только бы не споткнуться, не упасть, дойти хоть куда-нибудь, попить воды…

И вдруг подбежала женщина, из зрителей, что-то говорит, взяла меня за руку. «Что?!»…  «Часы, часы не продадите?» Я не сразу поняла, забыла, что часы у меня на запястье. И что-то толкнуло меня в грудь, я как будто очнулась, со дна души вскипела горечь, обида, злость. Вот они люди! Я не знаю только, отразилось ли это все на моем лице, когда я резко сказала «Нет!». Но я никогда не забуду, как отпрянула от меня эта, по-видимому, неплохая женщина, побледнела, и я увидела удивление и раскаяние на ее лице. Да, наверное, это было какое-то раскаяние. Она только начала понимать, что происходит.

Таково было начало долгой и трудной жизни спецпереселенца в таком солнечном и таком холодном Узбекистане.

2. Деньги

И вот первый день работы на чужбине.

Поработав в дальнем колхозе с месяц-два, отдышавшись на клеверном поле, которое косили несколько девушек серпами, нас перевели в райцентр. Никто не проверял, никому наша работа не нужна была. Председатель колхоза молодой, только что вернувшийся по ранению с фронта и только что женившийся, был снисходительным, и на первых порах кое-чем помогал нам.

Перевели несколько человек в райцентр, где хлопкоочистительный завод, школа, больница. Направили меня счетоводом в заводской ОРС.

Являюсь в первый раз на работу. По-видимому, ждали. Встретили с любопытством и настороженно четыре-пять человек, работавших там. Вопросы об оккупации, разрушениях, зверствах фашистов, что, как и где. Конечно, рассказала о том, что видела, знала и пережила. И вдруг, молчавший до сих пор бухгалтер, огорошил: «А какие там ходили деньги?» Все замолчали с осуждением глядя на него. Да, Бердичевского Александра Михайловича, чьи сородичи уничтожались в печах и гетто, интересовало: какие там ходили деньги?! Многое хотелось ему сказать, но я лишь ответила: «Одна марка – десять рублей!» «Да?»… Больше в конторе никто не говорил, все занялись своим делом.

3. Забастовка

Впервые я видела забастовку в 1944 г., работая на хлопкоочистительном заводе. В порядке нагрузки я отпускала талоны на обед, в так называемой «таджикской» столовой, отдельной от общезаводской. Там готовили для грузчиков-таджиков, была их отдельная бригада. Обеды не отличались особенно от общих, тот же суп из рисовой сечки с репой, иногда с кусочком мяса. Люди они были спокойные, гордые, держались особняком, ходили в ярких халатах и тюбетейках, обвязанных платками. Три раза в день получали там пищу. Иногда не все брали, если совсем не было мяса, или, выудив кусочек мяса (когда он был) из миски, остальное выливали на землю. Язык был абсолютно непонятен, по-узбекски они и я говорили плохо, но обходились.

Однажды, придя на обед, я увидела их всех сидящих возле стогов хлопка на корточках и что-то обсуждавших. Повариха на мой вопрос ответила, что они отказываются от обеда. Просидев там положенный срок, я отправилась в контору и доложила об этом. И тут прибежал начальник и срочно приказал писать накладную – расклад на плов. Мне объяснили, что раз в неделю они отказываются грузить кипы в вагоны, если не выдадут продукты на плов. Пришел бригадир, взял накладную. На ужин никто не явился. Я спросила, что за кипы? Оказывается, каждая весом в 100 кг!

Стихотворения

Друзья

Друзья познаются не в радости счастья.

Тогда познаются они,

Когда наступают дни горя, ненасть -,

Несчастий и трудностей дни.

И друг нам не тот,

Кто так жарко клянется,

А в трудное время предаст.

А тот, кто в суровые дни улыбнется

И теплую руку подаст!

1944 г.

Там…

Там, где моря бушующий вал

Набегает на берег стеною,

Где таинственный грот между скал

С голубою и чистой водою,

Где сияющих гор высота

Сберегает лесную прохладу,

Где природы родной красота

Обещает навеки отраду,

Где весною душистый миндаль

Покрывается нежным цветеньем,

И повсюду зеленая даль,

Упоенная светом и пеньем!

1945 г.

Самединова Джеваир Абдураимовна