Жизнь длиною в век
Среди участников крымскотатарского национального движения Мустафа Халилов отличался солидным возрастом и пользовался еще более солидным авторитетом. До последних дней своей длившейся чуть более ста лет жизни он принимал активное участие в борьбе за восстановление прав народа. Родившийся еще в XIX веке, он был свидетелем многих важных событий, происходивших в жизни крымских татар, и сам сыграл большую роль в истории крымскотатарского национального движения.
Мустафа Халилов появился на свет в январе 1897 года в селении Аджи-Болат Симферопольского уезда (ныне село Угловое Бахчисарайского района) в семье преподавателя деревенского медресе Сеит-Халиля. Его отец, получивший образование в медресе Бахчисарая и Стамбула, сделал все, чтобы его старший сын также стал образованным человеком. Пройдя за пару лет программу сельской школы, юный Мустафа поступил в Отаркойское земское училище. По окончании его он был готов продолжить обучение в Стамбуле, но начавшаяся Первая мировая война помешала этим планам. В 1915 году Мустафа Халилов поступает на обучение в бахчисарайское Зынджырлы медресе. На время его учебы там пришлись годы революции. На его глазах разворачивался национальный подъем 1917 года. В Бахчисарае тогда происходили многие важные события, например созыв первого Курултая. Спустя десятилетия уже в Ташкенте Мустафа Халилов рассказывал известному деятелю крымскотатарского национального движения Идрису Асанину о том, как, не получив в медресе зимнюю одежду, пришел в ханский дворец, пытаясь добиться встречи с самим Челеби-Джиханом, чтобы пожаловаться национальному лидеру на свое бедственное положение. Встретиться с Челеби-Джиханом, конечно, не удалось, но в приемной молодой человек познакомился с Али Боданинским, который сыграл в его судьбе значительную роль. Именно с помощью Боданинского Мустафа Халилов поступил в Лазаревский институт восточных языков в Москве, на факультет арабского языка, но завершить обучение не позволили трагические события на родине. В 1922 году во время голода умер его отец, и Мустафа, как старший мужчина в семье, возвращается в родной Аджи-Болат.
По возвращении в родное село он работал в сельсовете, обзавелся семьей. Но начавшаяся в 1929-м коллективизация нарушила мирную жизнь. Поскольку Мустафа Халилов происходил из зажиточной семьи, его причислили к кулакам, и над ним нависла опасность высылки. С помощью своего товарища по учебе в медресе видного партийного работника Ильяса Тархана он становится учителем в селе Саватка (ныне с.Россошанка Балаклавского района г.Севастополя). Но и там его продолжают преследовать как кулака. Осознав, что в Крыму им не избежать репрессий, Мустафа Халилов и его жена Ребия-апте принимают нелегкое решение — покинуть родину. «Они были очень дальновидные люди — Мустафа-ага и его окружение, они не стали ждать, пока деревенские активисты, выскочившие из грязи в князи и решавшие судьбы людей, их раскулачат», — рассказывает знавший лично Мустафу Халилова ветеран национального движения Иззет Хаиров. Сначала Халилов с семьей уезжает в Москву, а затем в Ташкент. В столице Узбекистана Мустафа работает учителем в узбекских школах, оканчивает Ташкентский пединститут. При этом он помогал с устройством на работу соотечественникам, искавшим в Ташкенте спасения от большого террора 1937-го.
В 1942 году Мустафа Халилов, которому исполнилось уже 45 лет, призывается в Красную Армию. После некоторой подготовки в тыловых частях он в июне 1943-го попадает в действующую армию. Сражался в войсках тяжелой артиллерии на Брянском, 2-м Прибалтийском, 3-м Белорусском и 1-м Прибалтийском фронтах. В августе 1944-го командир 1104-го артиллерийского пушечного полка майор Молошников представил красноармейца Халилова к награждению орденом Славы III-й степени. В наградном листе указывается, что в бою 16 августа 1944-го, когда противник перешел в наступление и вклинился в боевые порядки советских войск, старший телефонист Мустафа Халилов получил задание смотать линию связи в районе, где появились вражеские автоматчики. Это задание было им выполнено, несмотря на обстрел со стороны врага. На следующий день, 17 августа, Халилов 12 раз устранял обрывы линии связи, причем 3 раза под обстрелом противника. Но ордена Славы Мустафа Халилов так и не получил. Сегодня трудно сказать, показались ли вышестоящим начальникам его заслуги недостаточными или сказывалось отношение к недавно выселенным из Крыма крымским татарам, но статус награды был понижен. 17 сентября 1944 года приказом командующего артиллерией 2-й гвардейской армии Мустафа Халилов «за образцовое выполнение боевых заданий Командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество» был награжден медалью «За отвагу».
Вернувшись с войны, Мустафа Халилов узнал о депортации. Поскольку он приехал в Узбекистан еще до войны, на него и его семью не распространялся режим спецпоселения. Но долгие годы он ничего не мог узнать о судьбе своих братьев, сестер и матери, которая умерла в местах депортации, так и не увидев старшего сына.
С наступлением хрущевской оттепели и отменой режима спецпоселений стала разворачиваться борьба крымскотатарского народа за восстановление своих попранных прав. Мустафа Халилов активно включился в этот процесс. Его дом, располагавшийся в старинном ташкентском районе Бешагач, стал настоящим центром национального движения. Там происходили встречи участников движения.
«Это был очень гостеприимный, хлебосольный дом, — вспоминает Иззет Хаиров. — Он никогда не был пуст. Днем и ночью у Мустафы Халилова со всей республики были гости — знакомые, друзья, товарищи, связанные в той ли иной степени с национальным движением. Этот дом посещали все известные деятели национального движения. Я не помню ни одного известного крымскотатарского деятеля, который бы не бывал там». И действительно, в доме на Бешагаче бывали Джеббар Акимов, Бекир и Юрий Османовы, Роллан Кадыев, Решат Джемилев, Эшреф Шемьи-Заде, Идрис Асанин, Мустафа Джемилев, Джелял Челебиев, академик Сахаров и многие другие известные люди. «Из Ферганы и Самарканда, из любого уголка Узбекистана, Средней Азии все приезжали к нему, все были уверены, что он их встретит, накормит и напоит. Все, кому нужно было жилье, обращались к нему и жили сколько нужно, он денег ни с кого не брал. Дом его был постоянно полон людей», — вспоминает участник национального движения Рустем Эмиров.
Во время многочисленных судебных процессов, происходивших в Ташкенте над активистами национального движения, в доме Мустафы Халилова происходили встречи с московскими адвокатами, защищавшими крымских татар. По словам Иззета Хаирова, «дом Мустафы Халилова, был штабом, где анализировалась информация и принимались решения. Так сложилось, что Мустафа-ага отовсюду принимал информацию и передавал ее».
Таким образом, Мустафа Халилов стал одним из видных деятелей нацдвижения. Он не был теоретиком, определявшим стратегию борьбы. Но его роль в практической работе была велика. «В национальном движении он решал организационные и тактические вопросы. Его целью было собрать всех воедино и примирить. В те времена в движении существовали ферганская, самаркандская группировки. Вот его цель была всех сплотить, чтобы все шли в одной упряжке. Любимая поговорка Мустафы-ага была: «Эгер биз душманны дост япалмасакъ, достумыздан душман япмайыкъ» («Если мы из врага не сможем сделать друга, то и друга не превратим во врага»), — рассказывает Рустем Эмиров.
Деятельность Мустафы Халилова не могла не остаться незамеченной для КГБ. За его домом и посетителями постоянно следили. Не имея возможности посадить Мустафу Халилова за решетку в силу его возраста, кагэбэшники вызывали его на беседы и снимали его с самолетов, когда он в качестве народного представителя направлялся в Москву.
Сам легендарный дом на Бешагаче был достаточно скромным. По словам Иззета Хаирова, «Само домовладение было узбекского типа, с дувалами. Двор был узкий и длинный, тянувшийся на 30-40 метров в глубину. В ширину он составлял 10-15 метров. По правую сторону от ворот тянулись постройки с комнатушками. Дом был низкий, приземистый, с низкими дувальными, очень толстыми земляными стенами, низкими, по 2 метра высотой потолками. Во дворе у Мустафы Халилова росло очень много винограда, из которого он делал вино в большом количестве. И все раздавал. Он ничего не продавал. Когда кто-то приезжал, он вытаскивал на стол графин с вином. Кто хотел, тот пил. Дома под кухней у него был очень большой подвал, где хранилось вино, туда спускались по лестнице. Вина у него было сотни литров и даже старой выдержки».
«Когда я с ним познакомился, ему было уже 75 лет, — вспоминает Рустем Эмиров. — Он был довольно крепким физически человеком, невысоким, жилистым. Мустафа-ага постоянно работал физически во дворе. У него было очень много винограда и он постоянно копал, делал обрезку, ухаживал за ним. Ему было уже 80 с лишним лет, а он мог бегать по двору, делать физзарядку, чтобы держать себя в форме. Он всегда очень рано вставал. Я не помню его праздного. Если он читал, то поздно вечером, когда все дела закончивались».
Те, кому довелось побывать в гостеприимном доме Мустафы Халилова, с теплотой вспоминают и его супругу Ребию-апте. Следует заметить, что она была выпускницей знаменитого Тотайкойского педтехникума. «Ребия-апте была очень эрудированной женщиной. Такой эрудированной женщины я среди крымских татарок больше не встречал. Она могла часами вспоминать и рассказывать о техникуме, тамошних преподавателях. Она помнила наизусть большинство стихотворений Амди Гирайбая и красиво их декламировала на крымскотатарском языке», — рассказывает Рустем Эмиров.
Будучи одним из старейших участников крымскотатарского национального движения, Мустафа Халилов являлся тем звеном, которое обеспечивало связь между уничтоженной сталинскими палачами в значительной степени крымскотатарской интеллигенцией 1930-х годов и новыми поколениями крымских татар.
В 1978-м Мустафа Халилов вместе с Джеббаром Акимовым приехали в Крым на похороны Эшрефа Шемьи-Заде. По словам Рустема Эмирова, «После похорон Джеббар-ага сразу вернулся в Узбекистан, а Мустафа-ага остался на несколько дней. В те дни мы с ним поездили по Крыму. Приехали в Акмесджид (Симферополь), а оттуда поехали в Бахчисарай. Это был еще 1978 год, время, когда крымских татар не прописывали в Крыму и массово выселяли. А мы специально поехали в Бахчисарай. «Я хочу тебе показать, где находится могила Гаспринского», — говорит мне Мустафа-ага. Поэтому, приехав в город, мы, не заходя в Хансарай, сразу же отправились на территорию Зынджырлы медресе. В то время территория Зынджырлы медресе была занята под психиатрическую больницу. Никто тогда не предполагал, что Советский Союз распадется и все станет на свои места. Зашли, он долго вспоминал, наконец нашел и говорит: «Вот в этом месте похоронен Гаспринский. Нас не будет, но хоть кто-то должен знать, где он похоронен».
Ему было за 90, когда мечты участников национального движения сбылись и крымскотатарский народ стал возвращаться на Родину. В 1991 году Мустафа Халилов приезжает в Крым уже как гость открывшегося в Акмесджиде II Курултая. 26 июня 1991 года, в первый день работы национального съезда, он выступил в начале заседания с приветственной речью в адрес делегатов. Тогда же впервые за многие годы он предпринял поездку в свое родное село Аджи-Болат. «Поездка была тяжелой в том смысле, что он был очень взволнован. Когда мы поехали в Аджи-Болат, у него была мысль найти свой дом, где он жил до войны, когда он в спешке вынужден был покинуть Крым. Он хотел показать, где спрятал документы о партии «Милли Фирка». Но когда мы приехали туда, он так был расстроен, эта обида прорывалась. Мы час-два побыли в селе. Все, конечно, изменилось. Потом он говорит: «Рустем, поехали обратно, я уже не могу». Он даже не стал искать свой дом. Мы поехали обратно», — рассказывает Рустем Эмиров, сопровождавший его и в этой поездке.
В 1990-е Мустафа Халилов продолжал жить в Ташкенте, время от времени приезжая в Крым. В 1996-м ему пришлось попрощаться со своим уже ставшим легендарным домом на Бешагаче. В этом районе строилась новая станция метро, и его дом в числе других попал под снос. Взамен он получил четырехкомнатную квартиру в районе Чиланзар.
В январе 1997 года в Акмесджиде в Крымскотатарском театре торжественно отметили столетие Мустафы Халилова. Но окончательно переехать в Крым он так и не успел. 24 апреля 1997-го старейший участник национального движения умер в Ташкенте.
Эмир АБЛЯЗОВ, «ГК»