«Межрелигиозные противоречия, безусловно, есть. Хотя бы в силу того, что государства ЦАР — поликонфессиональны, хотя и преимущественно мусульманские. Однако эти противоречия (во всяком случае, если речь идет о традиционных религиях) не носят конфликтного характера», — подчеркнул в интервью BPC главный научный сотрудник Казахстанского института стратегических исследований при Президенте Республики Казахстан Константин Сыроежкин.
— В Центральной Азии много говорят о религиозном экстремизме, подчеркивают роль различных организаций, которые входят в списки террористических и экстремистских организаций во многих странах мира. С вашей точки зрения, в чем суть религиозного экстремизма? Связан ли этот функционирующий религиозный экстремизм с кризисом в религии или он скорее имеет политическую окраску?
— Я считаю, что термин «религиозный экстремизм» не совсем корректен, поскольку ни одна из религий, как культурная традиция, в принципе не несет в себе элементов экстремизма. Другое дело, когда различного рода политические экстремисты в целях достижения конкретных политических целей используют в качестве одного из средств мобилизации населения религию. В этом и состоит суть «религиозного экстремизма», и именно в данном контексте я воспринимаю этот термин при ответе на ваши вопросы. Соответственно, это явление никак не связано с кризисом религии, а имеет отчетливую политическую окраску. Оно связано с политизацией религии.
— Если религиозный экстремизм в Центральной Азии существует, то какое влияние на его эскалацию оказывает Палестино-Израильский конфликт, ситуация в Иране и Афганистане?
— Все указанные вами конфликты имеют иную, нерелигиозную основу, хотя элемент использования религии в политических целях присутствует и в этих странах. Что касается влияния на наш регион, здесь уместнее говорить не столько о «религиозном экстремизме», сколько о «двойных стандартах» в разрешении конфликтных ситуаций, геополитическом противостоянии, угрозе полномасштабной войны, ухудшении социально-экономической ситуации, терроризме (в том числе и государственном), который имеет тенденцию к «перетеканию» через границы и т.д. В общем, том критическом потенциале, который содержат конфликты в данных государствах.
— По вашему мнению, в состоянии ли международные исламские организации, в первую очередь, Организация Исламской конференции (ОИК), позитивно влиять на снижение уровня исламского экстремизма в мире, в том числе и в Центральной Азии? Если да, то что для этого должно быть предпринято?
— «Исламский экстремизм» — это еще один миф, сознательно насаждаемый Западом. Проблема отнюдь не в этом, а в способности светского государства эффективно решать социально-экономические и политические проблемы. Там где этого нет, поднимает голову политический ислам, добиваясь либо участия во власти, либо всей полноты власти. Последнее явление возникает в условиях, когда государство (власть) пытается запретить религию как культурную традицию. Особенно это актуально для ислама, в котором понятия духовное и светское практически неразделимы.
ОИК, безусловно, может оказывать воздействие на уровень политизации ислама, но главная роль здесь должна отводиться самим светским властям государств ЦАР.
— Что следует предпринять правительствам центрально-азиатских государств и региональным международным организациям, таким как ШОС, ЕврАзЭС, ОДКБ, чтобы нивелировать ситуацию с религиозным экстремизмом в Центральной Азии?
— Если понимать этот термин, так, как его понимаю я, необходимо эффективно решать социально-экономические и политические проблемы. Если эти проблемы властью решаются, для политизации религии, а, следовательно, и для «религиозного экстремизма» отсутствует социальная почва. В государствах, где сильны позиции религии как культурной традиции, следует искать пути взаимодействия с ней и привлечения на свою сторону. Насильственными и административными методами можно достичь только противоположных результатов.
— Насколько тесно религиозный экстремизм связан с этническим?
— Прямой связи здесь нет, хотя любая религия всегда связана с конкретным этносом, а в этнических конфликтах очень часто используется, в том числе, и религиозная риторика. Во всяком случае, она весьма эффективна на этапе формирования этнических мифов, а также в качестве средства мобилизации населения. Особенно там, где культурно-религиозная традиция очень сильна.
— Существует мнение, что религиозный экстремизм направлен против светскости. На ваш взгляд, есть ли в Центральной Азии проблемы, связанные с межрелигиозными противоречиями? В таком случае, каков конфликтный потенциал возможного межрелигиозного противостояния в Центральной Азии?
— Межрелигиозные противоречия, безусловно, есть. Хотя бы в силу того, что государства ЦАР — поликонфессиональны, хотя и преимущественно мусульманские. Однако эти противоречия (во всяком случае, если речь идет о традиционных религиях) не носят конфликтного характера. Вот противоречия между традиционными религиями и различными сектами весьма конфликты. И в последнее время они учащаются. Причина — проникновение в регион различного рода миссионеров, несущих иные (нетрадиционные) ценности.