10 февраля 1837 г. в Санкт-Петербурге погиб Александр Сергеевич Пушкин. По инициативе Асана Хуршутова — искреннего ценителя и знатока творчества Поэта — МФ-информ решил отметить память классика русской поэзии циклом статей, которые, на наш взгляд раскрывают А.С. Пушкина в несколько ином ключе, чем это написано во многих книгах, посвященных его жизни и творчеству. Предлагаем вашему вниманию пятую завершающую статью из цикла «Пушкин начинается с Крыма».

Крымские картины и образы в романе А.С. Пушкина «Евгений Онегин»

В энциклопедии русской жизни ( как называют уникальный поэтический роман Пушкина «Евгений Онегин») первой трети Х1Х века нашлось место и крымским картинам и образам, по которым мы можем судить об определенных реалиях Крыма того далёкого времени, и об отношении поэта к его природе, истории и народу.

Поэтически нарисованные с помощью слов-образов пейзажи нашего полуострова полны романтического очарования («Воображенью край священный», «Прекрасны вы, брега Тавриды»), прелести невиданной доселе природы. К брегам Тавриды, пронизанным светом южного летнего солнца и пропитанным запахами полуденного моря и лесистых гор, открывшимся перед молодым Пушкиным в своём первозданным великолепии, обращены слова-воспоминания автора «Евгения Онегина», отправившего своего главного героя в недосягаемый для себя Крым:

«Вы мне предстали в блеске брачном:
На небе синем и прозрачном
Сияли груды ваших гор,
Долин, деревьев, сёл узор
Разостлан был передо мною».

В черновой рукописи есть и такой вариант:

«Прелестны вы, брега Тавриды
Когда вас видишь с корабля —
При свете утренней Киприды —
Так (помню) вас увидел я.
Вы мне явились в блеске брач(ном)
На небе ясном и прозрачном
Темнелись груды ваших гор».

Небо, которое увидел и запомнил поэт — ясное, синее, прозрачное. Горы одновременно и сияли (освещенные солнцем), и темнели (на фоне ясного неба и моря), а приморские долины подобны узорному изумрудному ковру. Прилагательное «брачный» подчёркивает чистоту нетронутой еще разрушающей цивилизацией природы горного Крыма и его Южного берега.

Впервые крымский берег увидел Пушкин (и главный герой «Евгения Онегина») при переправе через керченский пролив:

«Он едет к берегам иным —
Он прибыл из Та(мани) в Крым
Он зрит поэту край священный»

И далее в черновой рукописи :

«Волшебный край!.. воспоминанья
Священной тенью облегли
Сей отдалённый край земли
— — — — —
Он видит Керчь уединённый»

Эпитеты пушкинские ярки и ёмки. Отдалённый край земли это и собственно Крым (окраинная территория империи), и керченский берег (восточная окраина Крыма). Очень точно одним словом «уединённый» подчёркнуто относительно изолированное от остальных городов и весей полуострова географическое положение Керчи — восточного его форпоста.

Море присутствует в картинах Крыма — Тавриды повсеместно, хотя слово «море» не использовано ни разу! Но оно ощущается и зримо, и слухом, через картины берегов и «прибрежных скал», фиксацию точки обзора — борта корабля, идущего из Тамани в Крым или из Феодосии к Гурзуфу, в воспоминании о шуме морском и вечном хоре валов, накатывающих на берег.

Крым — край, пронизанный поэзией, излучающий поэтическое. В описании своих уединённых прогулок с музой Пушкин не мог не вспомнить ночное пребывание на морском берегу, слушание ритма волн, бьющих о берег:

«Как часто по брегам Тавриды
Она меня во мгле ночной
Водила слушать шум морской»

Живое море не просто шумит-голосит, не просто шепчет в ночи ,перекатывая пенистой волной камни и шлифуя скалистый берег. Оно славит Всевышнего Творца! И поэт, ведомый музой, услышал эту молитву природной стихии:

«Немолчный шопот Нереиды,
Глубокий, вечный хор валов,
Хвалебный гимн Отцу миров».

Читая эти строки я вспоминаю первые аяты трех сур Корана — 61-й (Ас-Саф), 62-й (Аль-Джума) и 64-й (Ат-Табагун) в переводе В. Пороховой:

Всё в небесах и на земле,
Хвалу и славу воздаёт Аллаху,
Кто мудрости и власти преисполнен!
(61: 1)

Всё сущее на небе и земле
Хвалу и славу воздаёт Аллаху —
(Верховному) царю, Святому,
Мудрейшему властителю (миров)!
(62: 1)

Всё в небесах и на земле
Аллаху воздаёт хвалу и славу!
Ему принадлежит господство (над мирами)
Ему — хвала, и мощь его над всем!
(64: 1)

Из прошлого Крыма — Таврии — Причерноморья А.С. Пушкин лучше всего, вероятно, знал античную историю. Античные образы многочисленны в его поэтическом наследии. В описании путешествия Онегина по полуденному краю, бывшему некогда частью, периферией античного мира, автор романа использует образы и имена Артрида и Пилата, Митридата, Киприды. В главе восьмой вспоминает шепот Нереиды.

Среди картин и образов Крыма, в которых переплелись и прошлое, и поэтический вымысел, не только Керчь и Гурзуф, не только берега (которые Пушкин видел с корабля), но и воспоминание о Бахчисарае, о Ханском дворце, которые Онегин посетил через три года после своего автора:

«Скажи, Фонтан Бахчисарая!
Такие ль мысли мне на ум
Навёл твой бесконечный шум,
Когда безмолвно пред тобою
Зарему я воображал
Средь пышных, опустелых зал…
Спустя три года, вслед за мною,
Скитаясь в той же стороне,
Онегин вспомнил обо мне».

Нельзя не обратить внимания, что «Фонтан» написано с большой буквы и уподоблено имени собственному, поскольку это обращение к конкретному «фонтану слёз», который вместе с тем символизировал собой все подобные источники , стал не только ключевым элементом-образом интерьера дворца, но (одновременно) и символом ушедшей эпохи Крымского ханства, и символом современного старого Бахчисарая. И Фонтан, как символ, созданный именно Пушкиным в поэме «Бахчисарайский фонтан», упомянут (зафиксирован повторно) поэтом в «Евгении Онегине».

Вспоминая о Крыме, сопровождая своего главного героя в его путешествии (по хронологии романа это 1823 г.), Пушкин гармонично вплетает в канву текста личные воспоминания и, естественно (чтобы обозначить некую рождающуюся поэтическую традицию — «Он зрит поэту край священный» — строка из варианта черновой рукописи) вспоминает собрата по перу:

«Там пел Мицкевич вдохновенный
И, посреди прибрежных скал
Свою Литву воспоминал».

Известно, что Адам Мицкевич путешествовал по Крыму в 1825 году, побывав в Гурзуфе и в доме, в котором с 19 августа до 4 сентября вместе с Раевскими жил Пушкин. Поэтическим памятником его пребывания на нашем полуострове стали «Крымские сонеты», так лаконично (одной строкой) и высоко (об этом свидетельствует слово «вдохновенный») оценённые автором «Евгения Онегина».

О народе Крыма — крымских татарах — буквально одно упоминание:

«А там, меж хижинок татар»…

Но несколько больше о народе, о его стране и истории в контексте путешествия Онегина:

«Долин, деревьев, сёл узор
Разостлан был передо мною».

«Сияло всё… везде пестрели
Сады и (хижины) татар»
(вторая цитата из варианта черновой рукописи)

Но даже это немногое, а также топонимы — образы — «Таврида», «Бахчисарай», «Крым» и «Керчь» (последние два в черновых рукописях) ясно дают понять, что Пушкин и его литературный герой побывали в особой стране, отличной от России и Украины, от других земель своим прошлым, своим (пусть и сильно умалившимся в результате исторических потрясений) народом с его мировоззрением, традициями, культурой.

От лица этого народа, возрождающегося из пепла и руин на родной земле, воспетой великим русским поэтом, благодарю Провидение, подарившее Пушкину в конце лета 1820 года «счастливейшие минуты жизни», а всем нам во многих поколениях его насыщенные любовью к Крыму и уважением к нашим предкам — его современникам — драгоценные поэтические строки.

Асан Хуршутов,

Гурзуф — Ялта, 2006

Опубликовано в сборнике «Дни Ришелье в Гурзуфе»

(Международная научно-практическая конференция. Материалы)

Симферополь, 2009, с. 130 — 134