Я, Абдулмеджитов Ремзи Меджитович, родился в г. Бахчисарае 1 августа 1936 года. Родители: отец — Абулмеджит, 1910 г.р., мать — Азиме (1912-1991). В семье я был третьим ребёнком из четырёх; у меня было два старших брата (Эшреф -1930 г.р., Рустем — 1933 г.р.) и младшая сестра -Шефика (1940 г.р.). Мы жили в селе Дуванкой около Бахчисарая. Родителей и старших братьев уже нет в живых. Сестра с семьёй живёт в г. Новороссийске.
В 1944 г. отца призвали в трудармию, в г. Рыбинск, откуда он не вернулся. В результате выселения в мае 1944 года наша семья попала на рудник Койташ Самарканской области. Наша мама смогла всех нас спасти от смерти и вырастить. Я в средней школе почти не учился: во-первых, школа от нашего дома была далеко, во-вторых, с наступлением зимы обувать и одевать почти ничего не было. Помню, где-то 1 месяц ходил во 2-й класс, в 4-й класс столько — же. Перерос, начал работать.
По достижении 16-летнего возраста (1952-й год) меня обязали два раза в месяц ходить на регистрацию в комендатуру, так как в то время (до апреля 1956г.) для нас был комендантский режим.
В 1955 году меня призвали в армию, а точнее в ВСО — военно-строительный отряд. Этот отряд сформировали на Украине, затем отправили нас в г. Юрга в Кемеровской области, в Сибири. В ВСО набрали, в основном, бывших уголовников, дезертиров… и я, как крымский татарин — ненадёжный элемент — попал туда же. Копали траншеи для проведения труб.
С первых дней офицеры и сержанты ходили ниже травы и тише воды, а заправляли всем бывшие зэки. Земля была мёрзлая на 3-4 метра. Инструменты: кувалда, зубила, щипцы. Я был маленький и щуплый и кувалду выше пояса поднять не мог. С помощью щипцов я удерживал зубило, по которому били кувалдой. Часто щипцы вылетали из моих рук. Через несколько дней меня забраковали и отправили работать отделочником, то есть штукатуром-маляром, что меня больше устроило.
Когда меня спросили, знаю ли я эту работу, я ответил «да» и назвал аж 6-й разряд. Меня назначили бригадиром, но вскоре поняли, что я ничего не понимаю в этой работе. С бригадирства сняли, оставили простым отделочником. Другой проблемой было то, что в столовой я избегал есть мясо, боясь, что это свинина. И гречку незнакомую мне я не ел. В общем, тогда я испортил свой желудок.
Прошло полгода. Однажды ночью нас разбудили как по тревоге эти бандюги и сказали, что пойдём в общежитие в город (это 2 км). Это было зимой.
Привели нас к кинотеатру. Слышим, внутри играет музыка, идут танцы. Нам объяснили, что группа солдат зайдёт вовнутрь, а остальные станут с двух сторон у дверей, намотав на ладони брезентовые ремни. Нам приказали выходивших бить ремнями по головам.
Как только группа бандитов вошла в клуб, там начался визг и крик. Выбегавших били ремнями по спинам и головам. Я, потрясённый происходившим, никого не ударил. Это заметил рядом стоявший солдат и, дав подзатыльник, велел бить.
Я замахал руками беспорядочно, а когда увидел одного из выбегавших, у которого кожа висит перед лицом, то потерял сознание, упав прямо на снег. Очнулся, когда какой-то солдат пытался поднять меня, чтобы возвращаться в часть…
Вскоре из Москвы приехала комиссия, которая выясняла, кто устроил погром и избиение. Весь город гудел; требовали, чтобы ВСО убрали из Юрги. Ничего не выявив, комиссия уехала. В город невозможно стало выходить.
Прошло ещё 2-3 месяца. Однажды ночью нас снова подняли «по тревоге», объяснив, что «идём на Берлин» (это был небольшой аккуратный посёлок, в котором жили выселенные советские немцы). Как только мы подошли к посёлку, нам приказали группами нападать на дома, ломать всё и избивать людей.
Мы, несколько солдат, подошли к одному дому, не зная как поступить. К нам подошёл зэк, начал материться и рванул дверь. Мы увидели хозяина дома с вилами в руках, а за ним стояли дети. Мы боялись шевельнуться. Какой-то отморозок проник в дом сзади через окно и ударил хозяина бревном по голове. Тот упал, а активисты-погромщики ворвались в дом и всё там перебили. Было видно, что многие дома горели. Был объявлен отход и погромщики вернулись в казармы. Позже выяснилось, что ранее двое стройбатовцев были в посёлке и приставали к девушкам, за что были побиты и выгнаны из посёлка.
После этого ЧП город восстал. Люди вышли на улицы с требованием немедленно убрать из Юрги бандформирование под видом советской армии. Вторая комиссия приехавшая из Москвы поработала лучше. В итоге ВСО расформировали… И вскоре я поехал домой (демобилизовался). Точнее сказать — освободился из тюряги через 11 месяцев такой службы. Мне было выдано удостоверение о том, что я закончил курсы штукатура-маляра.
В Самарканде я устроился на работу в УНР-978, где управляющим был Сервер Омеров.
Одним из печальных последствий злосчастной службы был мой больной желудок и мучивший меня гастрит…
Мы жили недалеко от сельхозинститута. Я часто наблюдал, как туда шли студенты узбечата, которым я завидовал и сокрушался, что так и останусь недоучкой. Однажды я работал недалеко от дома, где мы жили. На обед я в рабочем комбинезоне, обляпанном разными красками, шёл домой. На переходе через улицу я остановился перед светофором и ждал зелёного света. Дождавшись, перешёл дорогу, но услышал звук свистка. Обернувшись, увидел двух милиционеров, которые подзывали меня. Они нагло на меня смотрят с усмешкой, а один из них спрашивает меня: «Почему ты не пьяный?». Удивившись, я ответил: «Почему я должен быть пьяным?». Они оба заржали и говорят, что все маляры пьяницы… Я не знал, как добрался домой, упал на подушку и начал плакать. Мама была удивлена, не зная причины…
После этого случая я решил, что надо сделать всё, чтобы выучиться и приобрести другую профессию. Я дал себе клятву достичь этого. На второй день нашёл школу рабочей молодёжи, зашёл к директору и попросил зачислить. Она спросила — в какой класс. Я не знал, что ответить, но сказал — в четвёртый. Услышал ответ: «Молодой человек это не начальная школа, у нас 8-10 классы. Я опомнился и говорю: «Конечно, в 8-й класс». Она попросила документы о прежней учёбе: табель, ходатайство. Я ушёл и стал думать, где найти эти документы. Вспомнил, что в прошлом году ездил к тёте в Наманганскую область, где познакомился с одним учителем узбекской школы. Поехал, нашёл его и попросил помочь.
Он согласился с условием, что я неделю-полторы походил в школу, в класс, где учились 12-13-ти летние подростки. Пришлось согласиться, а когда время вышло, он сказал: езжай, сейчас директора нет, приедет, сделаю и вышлю бумаги по почте. Я вернулся в Самарканд и сразу пошёл в ШРМ, объяснив директору, что бумаги придут через неделю. «Тогда и приходите»- сказала она. Но я настойчиво добился её разрешения начать посещать занятия… И вот я за партой. Пытаюсь конспектировать, но ничего не получается. Тем не менее, когда учителя задавали вопросы, я всегда поднимал руку. Когда спрашивали меня, я, видимо не то говорил. Они махали руками и просили меня присесть…
Учебный год приближался к концу, а бумаг всё не было… но чудо в мою пользу произошло на уроке физики. Учитель (он был кореец, учтивый и вежливый) спросил класс: «По дороге едет автомобиль. Какая его часть остаётся недвижимой по отношению к земле?» Каждый стремился ответить первым, но давали неверные ответы. Я же сообразил, что не разу не прозвучала одна важнейшая часть и крикнул: «Колесо!». Учитель тут же похвалил меня. Он видимо сказал директору, что я нормальный парень, который в своё время не смог нормально учиться и предложил оставить меня в школе…
Меня внесли в школьный журнал. Я решил экстренно наверстать упущенное. В то время при переходе в следующий класс у школьников оставались учебники. Я собрал в нашем и соседнем домах все учебники, начиная с 3-го по 10-й класс. Стал интенсивно читать. Непонятное без стеснения спрашивал у старшеклассников-соседей. Уволился со стройки и устроился на завод «Красный двигатель» шлифовальщиком. В ночную смену брал учебники с собой… Девятый класс я закончил с несколькими четвёрками и тройками.
При заводе открыли сменную школу рабочей молодёжи и я закончил 10-й класс там. Я был старостой класса. Замдиректора школы был наш земляк Эскендер Аблаев (который сейчас живёт в мрн Каменка в Симферополе). Десятый класс я закончил без троек и намеревался поступить в кооперативный институт. Узнав, что я житель городской, документы у меня не приняли, разъяснив, что институт готовит специалистов для сельской местности. На моё объяснение, что я деревенский, ответили: «Но живёте в городе»…
Тогда, поразмыслив, я решил поступить в сельхозинститут, где было три факультета: ветеринарный, агрономический и зоотехнический. Я так рассуждал: ветеринарный не годится — не люблю медицину, агрономический тоже — ходить по полю в сапогах меня не устраивало, а о зоотехническом я не имел никакого представления, а спросить у кого-то было неудобно. Думал, что буду ходить в белом халате в теплице, где выращивают новые сорта растений.
Экзамены я сдал хорошо, и меня приняли. Начал учиться. Прошло месяца три. Всё время говорим и пишем о животных, но не о том, чего я ждал. Вскоре нас отправили на практику в подшефный колхоз в Самаркандском районе. Меня определили на свиноферму ухаживать за свиноматками с огромным количеством поросят, которые резво бегали у меня под ногами. Одного из них я оттолкнул было ногой, а он такой визг поднял, что его огромная свиномамаша сорвалась с места и бросилась на меня. Я бежать от неё, а она успела схватить за брюки, которые тут же разорвались. Ну, думаю, попал, начал собирать вещи, чтобы уехать. Но домуло (наставник) уговорил остаться и поручил работать на кухне.
Год закончился, наступили каникулы. В нашем доме жил один болгарин, который попросил меня отремонтировать его квартиру. В ходе работы мы общались, он узнал о моём положении и обещал помочь с переводом. Я сказал, что отремонтирую его квартиру бесплатно. Вскоре он сказал, что договорился с ректором. Но сельхозинститут не хотел давать мне документы. Это продолжалось довольно долго, но я всё же забрал свои документы. Меня приняли в кооперативный институт на 2-й курс, но без стипендии, пока не сдам некоторые экзамены. Я учился хорошо. Меня выбрали старостой группы.
В 1963г. я организовал студенческий кружок из соотечественников. Мы обсуждали под видом дней рождений или праздников наши национальные проблемы.
Через год объявили, что несколько студентов отправят в Москву для продолжения учёбы по специальности для последующей преподавательской работы. Я попал в тот список. В то время в СССР было всего 4 кооперативных института: в Москве, Киеве, Караганде и Самарканде. После окончания института я получил диплом педагога и товароведа. Поступил в аспирантуру, которую закончил через два года, защитился и стал работать на кафедре»Организация и техника торговли в системе потребительской кооперации». Через полгода меня перевели в «Центросоюз» при Министерстве торговли. Там я встречался с бывшим первым секретарём ЦК КП Узбекистана (который был до Рашидова, забыл его фамилию), который был очень образованным человеком.
С первых дней проживания в Москве я всегда аккуратно посещал наших представителей, отправляемых народом в столицу для инициирования рассмотрения и решения национального вопроса крымских татар руководством КПСС и Советского государства.
Я познакомился с многими соотечественниками, которые жили в Москве. Я обратил внимание, что у большинства из них жёны были не из нашего народа. Я увидел также, каким незавидным было положение многих московских татар, когда они становились пожилыми и старыми. Дети и жёны к ним были холодны, если не сказать большего.
Помню, когда ко мне приезжала мама, чтобы навестить меня, московские соотечественники напрашивались в гости, чтобы отведать наши национальные блюда, которых не ели десятилетиями.
Помню случай, когда умер Усеин агъа, в прошлом заслуженный инженер. Его жена звонит мне и говорит: Усеин умер, приезжайте и забирайте, похороните его… А ведь у них были две дочери и внуки…
Постепенно во мне созрело решение оставить всё и уехать из Москвы, чтобы не повторить участь Басыр агъа, Усеин агъа и многих им подобных. Да и время создать семью подошло.
Как — то на вопрос, когда я женюсь, ответил, что когда вернусь в Крым. Тогда один из коллег сказал, что договорится. Он позвонил, выяснил, что такие специалисты нужны. Есть и работа, и жильё. Он — то не сказал им пятую графу специалиста. Тем не менее, я взял направление и поехал. Пришёл, куда надо, представился как направленный из Москвы специалист, показал направление.
Две девушки в отделе кадров взяли мои документы и вышли. Их долго не было. Появившись, они волновались и стали извиняться, пытаясь объяснить о, чего я ожидал. Я решительно потребовал назад направление и ушёл. Вернувшись в «Центросоюз» рассказал, как всё было. Они тут же хотели звонить в Симферополь. Я сказал: позвоните, когда я уйду. На второй день коллеги сокрушённо говорили мне о том, что никогда не думали, что специалист, кроме своей профессии и квалификации, должен быть ещё и нужной национальности.
Тогда я говорю им: ребята, я поеду в Узбекистан, а потом оттуда с моим народом вернусь в Крым. Они мне помогли получить направление в Фергану, куда после ташкентского землетрясения 1966 года переехал кооперативный техникум. Через некоторое время поехал в Самарканд, где мама нашла мне невесту, которая мне понравилась. Сыграв свадьбу с женой вернулся в Фергану.
Позже, в 1972 году мы переехали в город Геленджик, который расположен на северо-восточном побережье Чёрного моря. Совсем недалеко от нашего Крыма. А в 1989 году путём обмена квартир переехали — вернулись в родной край. С тех пор и живём в Алупке…
Ремзи Абдулмеджитов