От редакции: Жизнь человека — всего лишь миг в мироздании. А как хочется рассказать обо всех, кто внес заметный вклад в общенародное дело. Один из них — Руслан Эминов, которому, Бог мой, уже семьдесят! Поздравляя его с этой датой, редакция решила опубликовать выдержки из его воспоминаний. Слово — Руслану ЭМИНОВУ.

КАК Я ОТОМСТИЛ БЕРИИ

…Летом 1953 года был в пионерском лагере имени «1 Мая» рабочих-строителей Узбекистана, расположенном в пригородной зоне Ташкента — Чиланзаре. Объявили о разоблачении врага народа и шпиона Лаврентия Берия. Мне уже было 14 лет. Ещё в школе в пятом классе, сидя за партой со своим товарищем с первого класса Талятом Струковым, запомнил его слова, обращенные в сторону портрета Л.П. Берия: «Эта сволочь нас выслала». Об этом он узнал от своего отца Василия Николаевича Струкова.

Наш класс одновременно являлся и школьным актовым залом. За последним рядом парт начиналась сцена, на которой стояло пианино. На этой сцене на школьных мероприятиях и переменках часто пела учившаяся с нами в одном классе Урие Керменчикли. И вот мне представился случай отомстить за наши беды, за наши слезы, за смерть наших близких палачу. С центральной аллеи, где были портреты партийных вождей, я сорвал большой потрет Берии. Повесили его на орешник у блока подсобных помещений рядом с лагерной столовой и стали расстреливать камнями, вернее, комками земли, но они не пробивали холст. Мне повезло, я нашёл большой болт и запустил его прямо в ненавистное с детства лицо… Болт прорвал холст, а груда посыпавшихся в след комков земли завершила прорыв…

СВОБОДУ НАМ ОБЪЯВИЛ КОМЕНДАНТ

До 1954 года ещё действовал комендантский режим… Все ещё существовали ограничения в поступлении в вузы, хотя и смягчились условия выезда абитуриентов для поступления. Помню, в 1952 году мою двоюродную сестру Нияру Асанову из Бекабада в Ташкент для сдачи экзаменов в институт сопровождал милиционер…

Позже, когда Нияра училась в Самаркандском Торговом институте, моего отца и остальных родственников со стороны матери Нияры, живших тогда в Бекабаде, пригласили на её свадьбу. Отец как старший из всех родственников занимался оформлением документов в комендатуре на разрешение выезда в Самарканд. Перед самым отъездом, когда уже все сидели в кузове автомашины, подбежал взволнованный комендант Шукур Рахматов и радостно сообщил: «Вам не нужно никакого разрешения, можете находиться в Самарканде, сколько хотите, с вас сняли комендантский надзор! ВЫ СВОБОДНЫ! ВЫ СВОБОДНЫ! ПОЗДРАВЛЯЮ ВАС!».

КРЫМ — НЕ КАЛМЫЦКИЕ СТЕПИ…

Наступил 1956 год. Март месяц и XX съезд КПСС, разоблачивший культ личности Сталина. Летом я выехал в Самарканд поступать в строительный техникум… Пока я учился два года, зарабатывал на ремонте радиоприемников, помогал шить тапочки и продавать на базаре. Подрабатывал на стройке подсобником и каменщиком, резал саманные кирпичи, политическая жизнь страны и моего народа прошла мимо.

За это время были возвращены чеченцы, ингуши, калмыки, карачаевцы, балкарцы, но в отношении нашего народа было заявлено, что Крым — не калмыцкие степи, и Крым передан недавно в состав Украины. Такое заявление сильно потрясло наш народ, это решение было наравне с повторным выселением. Тем не менее трудолюбие, сохранившее жизнь в тяжелейших условиях, не покинуло наших соотечественников, они продолжали активно трудиться со всей отдачей на стройках, заводах, фабриках, хлопковых полях, садах и виноградниках, внося достойный вклад в экономику страны.

С ЧЕГО НАЧАЛСЯ МОЙ ПУТЬ В НАЦИОНАЛЬНОМ ДВИЖЕНИИ

Трудиться я начал рано. Ещё в детстве помогал отцу в строительстве дома. В 1950 году он получил участок под индивидуальное строительство. Собрались все родственники, двоюродные братья отца и друзья, выкопали траншеи под фундамент и на следующий выходной «хашаром» заливали бетон…

После защиты диплома в апреле 1959 года был направлен в город Наманган куда переехала мама, выйдя замуж за Османа Кайшева. Перед выездом в Наманган, заехал к отцу в Бекабад, зашел к моим учителям Джеппару Акимову и Осману Эбасанову. Джеппар Акимович дал мне один экземпляр, изготовленного Сулейманом Асановым и привезенного к тому времени из Москвы «Сборника документов национального движения крымских татар». Этот сборник стал основой моей деятельности в национальном движении во все последующие годы.

РОЖДЕНИЕ СЫНА В КРЫМУ

8 августа 1967 года в Севастополе у меня родился сын Рустем. Тогда я работал в Ташкентском РСУ треста Гордорстройремонт начальником ПТО.

Оформил отпуск и выехал в Севастополь. Отмечали рождение сына с отчимом жены Эльмиры Алексеем Александровым… В ресторане Морского порта с нами выпивал капитан 1-го ранга. Узнав, что я крымский татарин, раскрыл свою тайну, оказывается, у него жена — крымская татарка, и они это скрывают даже от своих детей. Возмущался существующим положением, интересовался нашим движением, о котором уже многие знали…

Эльмира рассказала, что когда она лежала в роддоме, одна из женщин, узнав, что она крымская татарка, спросила: «А вам разрешат здесь рожать?» На что жена ответила: «Нет, наверное, как только начнутся схватки, уеду в Ташкент». Свидетельство о рождении всё же выдали в Севастополе. Таким образом, наш Рустем стал первым крымским татарином, родившимся в Крыму после выселения народа в мае 1944 года.

«ИЛЬИЧ, СБРОСЬ БРОНЗУ И ГРАНИТ, ВОССТАНЬ ИЗ МРАМОРА НЕМОГО»

В каждый свой приезд в Крым с 1961 года я всегда приходил в Симферополе к дому по ул. Гоголя 52/18, в котором родился в 1939 году.

Летом 1967 я опять отдыхал в Крыму. От дома прошелся до центра. Там, где сейчас находится Украинский театр, находился небольшой уютный скверик. Сел на скамейку в задумчивости. Сидевший там же парень, моего возраста, подсел ко мне рядом на скамейку. «Ты — крымский татарин?» — спросил он без предисловия. С таким вопросом ко мне уже обращались не раз местные старожилы и оставшиеся в Крыму дети от смешанных браков. Массового приезда ещё не было. Приезжали только на отдых, в отпуск. «Ленур, — представился он и добавил — Ибраимов». «Да, Руслан Эминов», — ответил я. Пригласил в кафе в скверике на углу улиц Кирова и Р. Люксембург. Повод был — знакомство и рождение моего сына. Я уже активно участвовал в национальном движении и поведал ему о возможно скором решении нашего национального вопроса и возвращении народа на Родину. Я не предполагал, что ещё предстоят долгие годы борьбы и трудов. Тогда же он зачитал: «Ильич, сбрось бронзу и гранит, восстань из мрамора немого». С этого дня и началась наша поистине братская дружба. Все его письма ко мне начинались словами: «Брат мой! Друг мой!» Я ещё тогда не знал, как эта встреча на долгие годы соединит нас.

10 сентября закончился мой отпуск, и я возвращался в Ташкент на прилетевшем из Узбекистана самолете. Прохожу на своё место и вижу, на моем сидении лежит газета «Правда Востока» за субботу 9 сентября и в ней «Указ Верховного Совета СССР» от 5 сентября 1967 года «О гражданах татарской национальности, ранее проживавших в Крыму».

Я с трепетом взял газету, слезы застлали глаза, сел и сквозь слезы прочел Указ. Сразу почувствовал подвох, непорядочность, точнее, подлость изданного Указа… Как бы то ни было, приехав в Ташкент, я оформил расчет и 18 октября 1967 года опять вылетел в Крым. Думал, что навсегда…

НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА В ПОЕЗДЕ

Вечером в поезде наш попутчик, севший где-то на юге Украины, майор пограничных войск, затеял разговор. Шевкет лежал на верхней полке, он уроженец степного Крыма, как у нас говорят, явно выраженный «ногъай». Может быть поэтому майор спросил: «Откуда вы, ребята?». Я ответил: «Из Крыма».

 — Ну, что там, татары возвращаются?

Я решил съязвить:

— Да, возвращаются, но им под зад коленом, и они вылетают оттуда как пробки…

— Зачем вы так резко и жестоко… А ведь я участвовал в их выселении. Был тогда молод и единственно, что у меня запечатлелось, это их красивые девушки. Сейчас я все представляю по-другому и с ужасом думаю, а если бы так же выселили мою мать?! Она живет под Москвой, в колхозе «Победа»…

Мы почти не спали, майор поведал, что закончил истфак. Вышел в отставку и решил заняться историей профессионально. Дал мне свой адрес, который я записал в записную книжку, изъятую у меня при аресте в Москве 6 июня 1968 года. Жаль, не помню ни имени, ни фамилии, что утратил связь с интересным свидетелем выселения…

ДОПРОС В КГБ

13 сентября 1968 года в КГБ меня допрашивали несколько человек, пока мой следователь майор Бобылев П. М. ходил к начальству, один из оперативников стал меня стращать и провоцировать…Вскоре вернулся Бобылев и начал «беседу». Я упрекнул его работой в органах, которые возглавляли Ягода, Ежов и Берия с Абакумовым, напомнил о докладе Хрущева на XX съезде. Сказал, что наши стремления законны, а процессы над крымскими татарами — вопиющая несправедливость, и когда-нибудь мы будем оправданы, а осуждены те, кто сегодня нас обвиняет… Их следователь не стал комментировать, только сказал, что он в органах с тех пор как я родился и ничем себя не запятнал, выписал мне пропуск, и я покинул здание КГБ… От участия в дознании по нашему делу он отстранился.

АКАДЕМИК САХАРОВ НА ПАМЯТЬ ЗНАЛ ВСЕ СОНЕТЫ ШЕКСПИРА

2 марта 1979 года мне позвонил Решат Джемилев и попросил встретить в аэропорту Андрея Дмитриевича Сахарова. Академик был в темном пальто, сутулый, и ничем не выделялся от остальных пассажиров. Его тогда ещё не показывали по телевидению, планка с тремя звездочками Героя Социалистического Труда находилась под пальто, так, что никто на него не обращал внимания, кроме, разумеется, сотрудников КГБ. Кроме Решата, кажется, был и Асан Джемилев. Я отвез их домой к Асану. На встречу с Сахаровым пришел и поэт Григорий Александров. Сахаров поразил нас знанием на память всех сонетов Шекспира.

На следующий день в субботу, 3-го марта, должен был состояться суд Мустафы Джемилева, на защиту которого, собственно, и прилетел Андрей Дмитриевич. Но Мустафу на суд не привезли, об этом нам сообщили уже после обеда, просто забыли. Сидя в ожидании суда, мы долго беседовали с Андреем Дмитриевичем, конечно, в основном о политике. Он был откровенен и не боялся открыто говорить о своих взглядах…

На следующий день, в воскресение, приехали ко мне домой. Жил я на третьем этаже, и Андрей Дмитриевич поднимался по ступенькам с перерывами и по одной проступи, болело сердце. У меня собрались крымские татары со всего Узбекистана. Было много желающих встретиться с известным на весь мир ученым, говорили в основном о наболевших наших проблемах. Сахаров больше слушал, был не многословен, рецептов и наставлений никаких не давал. Был очень скромен и не собирался никого поучать. Собравшиеся, как мне помнится, тоже вели себя спокойно, провокационных вопросов не задавали, хотя на встрече присутствовали представители различных течений национального движения.

Жена моя приготовила «кобетэ», Андрей Дмитриевич поел с удовольствием. Держал моего младшего двухлетнего сына Тимура на руках.

На следующий день, 5-го марта вечером, Андрей Дмитриевич решил улететь в Москву, не надеясь на возможность выступить в суде…

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

До начала массового возвращения в Крым оставалось еще ровно десять лет борьбы… И сотни тысяч километров дорог по Узбекистану, поездки в Крым и Москву. Тысячи встреч на местах, городских, республиканских и союзных, с нашими соотечественниками, разбросанными по всему СССР. Национальное движение было массовым явлением, и в нём участвовали тысячи крымских татар разных возрастов и поколений. Многих из них, к глубочайшему сожалению, уже нет с нами. Порой бывает больно и обидно, что о многих из них даже не вспоминают… Только у меня сохранился список из 92 фамилий представителей инициативных групп национального движения, с которыми я лично контактировал. Это 92 центра общенародной борьбы, это ежедневные обсуждения и собрания, и бесконечные долгие дороги с моими друзьями-единомышленниками Сулейманом ага Вели, Ризой ага Умеровым, Асаном Ибришем, Рефатом Годженовым, Османом Мустафаевым, Энвером Калафатовым, Иззетом Изединовым…

Руслан ЭМИНОВ, Севастополь

«Полуостров» №22 (326), 5 — 11 июня 2009