В конце февраля у многих работающих граждан выкроились еще одни неожиданные каникулы, посвященные Дню защитника Отечества, в прошлом известному как День Советской армии и Военно-морского флота. В силу традиции эта дата в общем-то давно перестала быть профессиональным праздником военных и превратилась в странный гендерный противовес «женскому дню» 8 Марта.

Между тем дата 23 февраля со всех точек зрения сомнительная, и иногда кажется, что уместнее было бы сделать этот день днем траура. Никакой воинской славы в российской истории с этим днем не связано, зато он ежегодно совпадает с днем памяти о тотальной депортации чеченского и ингушского народа — трагическом событии, многое объясняющем в современной кавказской политике и взаимоотношениях жителей Северного Кавказа со всеми остальными россиянами.

Хотя считается, что на Кавказе мир, Чечня и Ингушетия переживают очередную беду. Прямо перед праздниками в лесу на границе между ними большая группа сельских бедняков, собиравших черемшу, оказалась в зоне спецоперации федералов. По официальным сообщениям, несколько мирных жителей попали под перекрестный огонь федералов и боевиков, но один чудом выживший свидетель, чеченец 19 лет от роду, говорит, что перекрестного огня не было. Что федералы, видимо, приняли его и его друзей за боевиков, потому что иначе трудно объяснить, зачем их пленили, а затем нескольких из них расстреляли. Президенты обеих республик Рамзан Кадыров и Юнус-Бек Евкуров пытаются разобраться в случившемся, но это всегда трудно, когда в деле участвуют силовики.

На этом фоне в Ингушетии едва не случился скандал: в распоряжение местной общественности попал план мероприятий президента Юнус-Бека Евкурова, который, будучи сам военным человеком, собирался поздравить коллег. Президенту пришлось пригласить взволнованных жителей республики и объяснить, что никаких поздравлений в день скорби не будет и быть не может. И, чтобы даты не перекрещивались, нанести формальный поздравительный визит в воинские части накануне, 22 февраля.

Поздравить чеченца или ингуша с Днем защитника Отечества не то чтобы оскорбление, но крайняя бестактность. Однако телевизор все праздничные дни только и делал, что поздравлял. А по одному центральному каналу показали подряд все серии сериала о последней чеченской войне, в котором чеченцы — безусловное зло, а российские военные — абсолютное добро. Почему-то никому из телевизионных и их политических начальников в стране, которая считает себя многонациональной, не пришло в голову, как все это «добро» выглядит, например, в селе, где только что похоронили убитых сборщиков черемши, а там ведь тоже работают телевизоры. И многие, если не все, считают себя и свои семьи пострадавшими от рук «защитников Отечества».

Между тем вчера, 24 февраля, отмечала день своей независимости бывшая советская республика Эстония. Несмотря на демонстративную заботу российских властей об этнических русских, через 19 лет после распада СССР составляющих почти треть населения этой небольшой страны, день независимости Эстонии в список телевизионных сюжетов в России не попал. А ведь наши праздники не случайно отмечаются подряд.

24 февраля 1918 года в Ревеле (так тогда называли Таллин) кончилась очень недолго продержавшаяся там власть большевиков, и комитет национального спасения объявил Эстонию независимой демократической республикой. Ровно на следующий день в Ревель вошли немцы. Но суток провозглашенной независимости хватило, чтобы ее признали европейские державы. Когда сама кайзеровская Германия в ноябре 1918-го рухнула, прецедент 24 февраля стал основанием для образования независимой страны. Присоединение балтийских стран к СССР в 1940 году большинство западных стран так и не признало законным, пока СССР на излете своего существования, в сентябре 1991-го, не согласился на суверенитет Эстонии, Латвии и Литвы.

24 февраля 1918 года большевики стремительно двигались к заключению тяжелейшего для России мира с немцами в Брест-Литовске. До подписания договора оставались одно немецкое наступление и ровно неделя времени. Наступление немцев, развернутое 24 февраля, оказалось куда существеннее полумифических успехов только что созданной Красной армии под Псковом и Нарвой: если они и были, то оказались перечеркнуты Брестом. Так что чувство российской воинской гордости в день 23 февраля выглядит несколько натянутым.

С депортацией чеченцев и ингушей тоже все непросто. Чеченцы и ингуши, конечно, не были единственными, кто попал под каток сталинских репрессий вообще и депортаций в частности. Первыми в маховик тотальной депортации в августе 1941 года угодили 367 тыс. немцев Поволжья. За ними частично последовали венгры, болгары и финны — по той причине, что страны их происхождения воевали на одной стороне с гитлеровской Германией. Затем, практически тотально, были депортированы калмыки, карачаевцы, балкарцы, крымские татары, ногайцы, турки-месхетинцы, понтийские греки. Частично болгары, крымские цыгане, курды.

Чеченцы и ингуши просто оказались голосистее других. День операции «Чечевица», 23 февраля 1944 года, когда сотрудники НКВД вытащили из домов 362 тыс. чеченцев и 134 тыс. ингушей, погрузили их в неотапливаемые товарные вагоны и отправили сквозь кромешный февральский мороз в голые степи Северного Казахстана, стал известнее, чем даты депортаций поволжских немцев или, скажем, карачаевцев.

В Чечне была своя Хатынь — Хайбах, жителей которого, отказавшихся выселяться, сожгли заживо. Огромное количество людей замерзло по дороге. Но те, кто выжил, выплавились из многих разрозненных сельских общин и архаичных тейпов в одно этническое целое. Естественно, что в их картине мира огромное место занимала ненависть. Наложившаяся на сравнительно недавние воспоминания о Большой Кавказской войне XIX века, о генерале Ермолове и имаме Шамиле, она была стократно усилена депортацией.

Для наглядности представьте себе, что бы вы сами чувствовали по отношению к государству, которое не просто прошлось бы по вашим городам гребенкой репрессий, а в один прекрасный день превратило бы весь ваш народ, без разбора пола и возраста, от мала до велика, в бесправных арестантов. Швырнуло бы в обледенелые теплушки и отвезло в чужую далекую степь на долгие 13 лет. А потом сквозь зубы позволило бы вернуться, не то что не извинившись, а как бы продолжая косо посматривать.

Хронист ГУЛАГа Александр Солженицын, видевший ссыльных чеченцев в Казахстане, выделял их среди других пострадавших по этническому признаку: «Чечены… тяжелы для окружающих жителей… грубы, дерзки, русских откровенно не любят. Но стоило… проявить независимость, мужество — и расположение чеченов тотчас было завоевано! Когда кажется нам, что нас мало уважают, — надо проверить, так ли мы живем».

И в другом месте: «Была одна нация, которая совсем не поддалась психологии покорности. Не одиночки, не бунтари, а вся нация целиком. Это — чечены… После того как их однажды предательски сдернули с места, они уже больше ни во что не верили… нигде не пытались угодить или понравиться начальству — но всегда горды перед ним и даже открыто враждебны. Презирая законы всеобуча и те школьные государственные науки, они не пускали в школу своих девочек, чтобы не испортить там, да и мальчиков не всех. Женщин своих они не посылали в колхоз. И сами на колхозных полях не горбили. Больше всего они старались устроиться шоферами: ухаживать за мотором — не унизительно, в постоянном движении автомобиля они находили насыщение своей джигитской страсти, в шоферских возможностях — своей страсти воровской. Впрочем, эту последнюю страсть они удовлетворяли и непосредственно. Они принесли в мирный честный дремавший Казахстан понятие: «украли», «обчистили». Они могли угнать скот, обворовать дом, а иногда и просто отнять силою. Местных жителей и тех ссыльных, что так легко подчинились начальству, они расценивали почти как ту же породу. Они уважали только бунтарей».

Неудивительно, что это уважение к бунтарям взорвалось потом, через 35 лет после «милостивого» разрешения вернуться домой, аж двумя тяжелейшими войнами. В которых командирами стали те, кто родился в ссылке, а солдатами — их дети. А страдали среди прочих старики, помнившие выселение.

Я, человек из семьи, в которой есть кого поздравить 23 февраля с праздником профессиональных военных, никогда не забуду двух согнутых возрастом кавказских стариков с абсолютной бездной разочарования в выцветших глазах. Одного чеченца, ютившегося в холодном плацкартном вагоне посреди заснеженного поля, в составе, отданном под жилье беженцам из разгромленного Грозного. Он рефлекторно весь сжимался и прикрывал голову руками, когда по полу плацкарты переставляли табурет — ему казалось, что это снова гремит канонада. И одного ингуша, который воевал с немцами в Великую Отечественную и так тяжело был ранен под Новороссийском, что его семье сообщили, будто он не выжил. Когда он вернулся с фронта домой, оказалось, что его семья, все село и весь народ выселены в Казахстан. А в 1992 году его семья попала в самый переплет осетино-ингушского конфликта в Пригородном районе, который (конфликт) сам по себе стал прямым наследством ингушской депортации. Через 15 лет после конфликта в Пригородном он сидел у своего беженского вагончика и полуослепшими глазами смотрел на свой старый сад, находившийся в 500 метрах. Но по другую сторону непроходимой для него административной границы двух российских регионов — Ингушетии и Северной Осетии.

Некоторые комплиментарные историки «советской цивилизации» напоминают, что сталинские депортации, во-первых, не были уникальным «опытом»: царское правительство в 1860-1870-х годах сначала выселяло северокавказских горцев на равнину, предлагая несогласным удалиться в сопредельную Турцию, а потом депортировало неблагонадежных из прифронтовых районов в империалистическую войну. А во-вторых, депортации ведь действительно считались «депортациями возмездия». Аргамак, якобы подаренный чеченцами Гитлеру, скорее всего миф, но мало кто помнит, что в начале 1940-х, в том числе в момент, когда германский вермахт развернул наступление на Северный Кавказ, в горах Чечни полыхали антисоветские восстания, для подавления которых приходилось, почти как в 1990-е и 2000-е, применять фронтовую авиацию.

Но в том-то и проблема, что никто в России не хочет разбираться, как было на самом деле. В чем причины взаимного ожесточения. Можно ли его преодолеть, и если да, то как. День траура и памяти 23 февраля мог бы стать днем осознания и примирения. Но не станет, пока мы предпочитаем праздновать, когда часть наших сограждан скорбит. Пока нам кажется, что немецкое покаяние за нацизм — нелепая и закомплексованная дань глупой политкорректности, а не единственный способ общества реабилитироваться, причем не в юридическом, а скорее в медицинском смысле слова.

Чеченцев и ингушей в России около 1,5 млн — чуть больше 1% населения страны. Кто-то скажет, что это слишком мало, чтобы обращать на них внимание, а кто-то, наоборот, — что слишком много, особенно после всех депортаций, войн и вообще неприятностей, причиненных «этническому большинству». Но там, где можно наплевать на 1%, как правило, легко наплевать и на остальные 99%.

Иван СУХОВ

www.vremya.ru