Украина между ЕС и Евразией

Post navigation

Украина между ЕС и Евразией

В последние несколько недель Украина заняла одно из первых мест в газетных заголовках и топах информационных агентств.

 

Сергей МаркедоновОтказ президента и правительства этой страны подписать Соглашение об ассоциации с Европейским союзом спровоцировал острый внутриполитический кризис, последствия которого трудно прогнозировать. И это притом что интерес к Украине со стороны внешних игроков (России, ЕС, США) не пропадает.

Обсуждается широчайший круг перспектив, которые будут в скором времени стоять перед Киевом — начиная от введения санкций до возможного раскола страны на несколько частей. В какую сторону склонится чаша выбора? Каким путем последует Киев? Какой интеграционный проект предпочтет — европейский или евразийский? Или вообще предпочтет «доктрину Фрэнка Синатры»? Так с легкой руки советского дипломата и журналиста-международника Геннадия Герасимова стали называть курс тех стран, которые в рамках имеющихся возможностей стремятся «идти своим путем» («I did it my way», как пел известный американский исполнитель).

Сегодня немало охотников дать ответы на эти вопросы. Предпринимая эти попытки, обозреватели и в России, и на Западе стремятся излишне персонифицировать сложный процесс внешнеполитического самоопределения Украины.

 

За отказом поставить подпись под Соглашением об ассоциации многие увидели руку Владимира Путина и угрозу экономических санкций со стороны Москвы.

 

За массовыми выступлениями украинской оппозиции, напротив, стали разглядывать интересы США и их европейских союзников, в особенности Польши, имеющей свои особые интересы к соседним государствам.

 

Но политика, как известно, искусство возможного. И любой украинский лидер вне зависимости от того, какую фамилию он (или она) будет носить, не сможет сбежать от тех реалий, перед которыми сегодня стоят Виктор Янукович и Николай Азаров, а также их оппоненты — Арсений Яценюк, Виталий Кличко и Олег Тягнибок.

Рассмотрим этот непростой набор. После распада Советского Союза в 1991 году место независимой Украины в системе европейской и глобальной безопасности трудно недооценивать. Оно определяется целым рядом факторов.

 

Во-первых, Украина — вторая по размеру территории (603,7 тыс. кв. км) и пятая по численности страна Европы (чуть более 46 млн чел.). Ее площадь — это 5,7% всей европейской территории. Следовательно, ее появление на карте мира в качестве независимого государства наряду с объединением Германии стало одним из самых важных геополитических изменений в Европе после 1945 года.

 

По справедливому замечанию американского политолога Барри Поузена, Украина «обладает достаточным населением, промышленностью и сырьевыми ресурсами, чтобы претендовать на статус независимой державы среднего масштаба».

Во-вторых, Украина — часть Черноморского региона, который принято рассматривать как важный элемент так называемого пояса нестабильности (от Балкан через Приднестровье до Южного Кавказа). На юго-западном направлении Украина имеет непосредственный выход к одному из неразрешенных конфликтов на территории бывшего СССР — молдавско-приднестровскому (405 км украинской границы примыкает к непризнанной Приднестровской Молдавской Республике).

И хотя официальный Киев трудно назвать ведущим игроком на кавказском театре, его роль не стоит сбрасывать со счетов. Украина является важным партнером Грузии. В апреле 2013 года исполнилось 20 лет с того момента, как Киев и Тбилиси подписали «Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи».

 

Украина не раз выражала готовность направить миротворческие силы в зону грузино-абхазского конфликта, неизменно подчеркивая при этом, что такое решение будет принято лишь при наличии соответствующей резолюции Совета Безопасности ООН. При этом военные реформы на Украине традиционно рассматривались как своеобразный паттерн для Грузии. Грузинские офицеры проходили обучение на базе Академии ВС Украины, стажировку в воинских частях этой страны.

 

Важным партнером Украины в постсоветский период стал и Азербайджан. По словам известного киевского эксперта Бориса Парахонского, «Украина выступает за сохранение территориальной целостности Азербайджана, и поэтому ее позиция в вопросе Нагорного Карабаха противоречит позиции Армении и РФ».

 

Кроме этого, Киев и Баку еще в 1990-е гг. обозначили взаимный интерес по широкому спектру вопросов экономического сотрудничества (от транспортировки нефти через Украину до покупки производимого в этой стране нефтегазового оборудования и военной техники).

В-третьих, Украина — крупнейший сосед РФ в Европе. Она обеспечивает транзит российских энергоносителей в Европу. На территории Украины (Крымский полуостров) базируются основные силы Черноморского флота (ЧФ) России (это — около 70% всей инфраструктуры ЧФ).

 

В-четвертых, после трех волн расширений НАТО за 10 лет (1999-2009 гг.) Украина оказалась на своеобразной линии между Североатлантическим альянсом и Россией. Сегодня Украина граничит с четырьмя странами — членами НАТО и Евросоюза (Венгрия, Польша, Румыния, Словакия).

В этой связи значение внутриполитической (и в первую очередь межэтнической) стабильности внутри Украины приобретает особую важность, если принять во внимание ряд особенностей формирования украинской независимости в постсоветский период.

Появление независимой Украины в конце 1991 года создало парадоксальную ситуацию: с одной стороны, наличествовало новое суверенное образование, а с другой — его население обладало размытой самоидентификацией. И сегодня, спустя 22 года после обретения независимости, Украина, по мнению историка и политолога Алексея Миллера, продолжает оставаться «национализирующимся государством», то есть таким образованием, которое возникло после распада крупного многоэтничного государства под лозунгом самоопределения украинской этнокультурной общности, но само обладающее этнически и культурно неоднородным населением.

При этом даже среди этнических украинцев, составляющих большинство населения страны (это 77,8%), присутствуют серьезные региональные отличия.

 

«Такие государства переживают период поиска стабильности как результата компромисса между этнической и гражданской концепциями государства и нации», — справедливо считает Алексей Миллер.

 

Украина в ее нынешних границах существует только начиная с 1954 года (когда в ее состав был включен Крым). Но и другие регионы Украины (даже те, которые в отличие от Крыма считаются этническими украинскими территориями) были объединены вместе немногим раньше.

 

Западная Украина была включена в состав Украинской ССР в 1939 году, Северная Буковина и Южная Бессарабия — в 1940 году, Закарпатье — после Второй мировой войны. При этом данные проекты были конкурирующими друг с другом. Австро-венгерский и российский проекты, а до того проекты Речи Посполитой (не польский, а именно Речи Посполитой) и Московского государства. В каждом из них выходцы с территории Украины (этноним «украинец» далеко не сразу получил хождение) играли значительную роль.

 

Именно этот факт серьезно осложняет интеграцию страны, поскольку гражданами одного государства оказываются те, кто годами боролся друг против друга (ветеран ОУН и УПА и ветеран НКВД, вполне возможно этнический же украинец, боровшийся с «бандеровским подпольем», или ветеран Черноморского флота). И привычное для СМИ и экспертов разделение на «восток и запад» также не отражает всей сложности украинской этнополитической композиции.

 

Формально Закарпатье является Западной Украиной. Однако здесь «Партия регионов» и Виктор Янукович получали большинство во время парламентских выборов 2012 года и президентских выборов 2010 года.

 

Крым же, напротив, считается, опорой «русофильства». И для этого есть основания. Взять хотя бы базу Черноморского флота ВМС РФ в Севастополе. Но все это не отменяет того факта, что движение крымских татар является многолетним последовательным союзником украинской власти, а в трудные для нее моменты участником Майдана. Так было в 2004 году. Так во многом повторяется и в ходе второго Майдана в декабре 2013 года.

Но какой бы ни была история Украины, в итоге произошло объединение в рамках существующих ныне границ. Но это объединение было сделано не вождями национально-освободительного движения (типа итальянского Рисорджименто), а «железом и кровью» (но только без национального лидера типа Бисмарка). Это объединение было сделано не под эгидой украинских национальных целей, а в силу бюрократической необходимости, как она виделась советским вождям. Сталину, который включил в состав Украинской ССР Галицию, Закарпатье и Буковину, но «выключил» из ее состава Приднестровье. Хрущеву, сделавшему к 300-летию Переяславской рады поистине царский подарок Киеву в виде Крыма. Процессы формирования политической и этнической идентичности ее граждан еще далеки от своего завершения.

В этой связи насущнейшей национальной задачей Украины является прохождение между Сциллой галицийского национализма и Харибдой крымско-донбасской «русофилии». Любой перегиб в сторону пророссийской или откровенно антироссийской политики будет иметь для Украины тяжелые последствия.

 

Когда в 2010 году четвертый президент Украины выиграл президентские выборы, Москва воспринимала этот результат, как большой геополитический успех. Виктор Янукович победил лидера «оранжевой революции» Виктора Ющенко. Предшественник ныне действующего президента Украины выступал за максимальное снижение российского влияния на свою страну, а также за ускорение европейской и североатлантической интеграции.

Поэтому начало президентской легислатуры Януковича воспринималось в Москве, как внешнеполитический прорыв. Были подписаны Харьковские соглашения, предполагавшие пролонгацию пребывания российского Черноморского флота в Севастополе. Да и сама риторика Киева свидетельствовала о возвращении прагматики в отношениях между двумя странами.

 

Однако «медовый месяц» не перерос в нечто большее. Уже на сотый день своего президентства Янукович заявил, что не готов признать независимость Абхазии и Южной Осетии. Его администрация проявила интерес к альтернативным энергетическим проектам (то есть тем, где у России нет решающего голоса), показав преемственность позиций с предыдущими президентскими командами.

 

Обозначились противоречия и по «газовой проблеме», и по перспективам евразийской интеграции. И хотя в публичном пространстве лидеры двух стран старались не вести друг против друга жестких информационных кампаний, явное охлаждение не осталось незамеченным. В особенности после того, как Киев заявил о готовности подписать текст Соглашения об ассоциации с ЕС (оно было парафировано в 2012 году).

 

Но приглашение к повышению уровня кооперации с Евросоюзом ни в коей мере не было синонимом вступления в ряды интеграционного объединения. Даже об отмене визового режима речь в данном случае не шла. Более того, Европа, предлагая подписание документа об ассоциации, имела свои виды на Украину. И преследовала свои интересы.

Сегодня многие эксперты пытаются увидеть в срыве подписания злую волю Кремля и лично Владимира Путина. Однако не стоит упрощать ситуацию.

 

Справедливой выглядит оценка генерального директора Российского совета по международным делам Андрея Кортунова о том, что, «как ни оценивай действия Путина или Януковича в очередном украинском кризисе, это не отменяет одного фундаментального факта: Европейский союз не смог или не захотел предложить Украине никаких конкретных бонусов от ассоциированного членства, которые бы хоть как-то компенсировали неизбежные потери от разрыва традиционных экономических связей с восточными соседями. Никаких, пусть даже и символических. Ни будущего членства в Евросоюзе, хотя бы в среднесрочной перспективе. Ни введения безвизового режима в ближайшее время. Ни каких-то субсидий, направленных на смягчение последствий структурной перестройки экономики.

 

Фактически все свелось к патетической риторике о «европейской семье», «общих ценностях» и «чаяниях украинского народа». И, конечно, к заверениям о том, что где-то в светлом будущем создание зоны свободной торговли с ЕС пойдет на пользу украинской экономике. Но на постсоветском пространстве политики не привыкли мечтать о «журавлях в небе», они предпочитают «синиц в руках». Тем паче, что товарооборот Украины с Россией в 2012 году составил 45,5 миллиардов американских долларов (эта цифра делала РФ главным торговым партнером Киева).

Но все это не означает, что идея сотрудничества с ЕС похоронена. Опять же в силу прагматических причин. Дело ведь не только в пришедших на Майдан-2.

Вот как описывает эту ситуацию обозреватель «Коммерсанта» Александр Габуев: «В частных разговорах многие люди из топ-20 украинского Forbes говорят, что не видят свою страну в Таможенном союзе. Сейчас это не опасно, но логика интеграции ведет к открытию рынков, а значит, в Украину придут более богатые российские олигархи…

 

Этот мотив вполне понятен: в 2013 году на Украине было всего десять долларовых миллиардеров (в России — 131), причем только Ринат Ахметов с состоянием $15,4 млрд может считаться крупным по российским меркам. У второго богача Украины Виктора Пинчука (зять экс-президента Леонида Кучмы) — всего $3,8 млрд». И поэтому совсем не случайны «понимающие» слова Рината Ахметова о втором Майдане.

Скажу крамольную мысль для российской патриотической общественности. Действительно, Украина — не Россия. Но в то же время это не анти-Россия. Не стала же она анти-Польшей, хотя исторических претензий и здесь предостаточно, или анти-Румынией (хотя именно с ней еще недавно велись споры о принадлежности острова Змеиный). И уж никак современная Украина — только Галиция (где антироссийские настроения политически доминируют). Ее культурная и политическая география намного шире.

 

Следовательно, любой президент Украины просто обречен на то, чтобы проводить «политику качелей» и быть медиатором, разработчиком срединной линии, которая бы удовлетворяла и запад, и восток страны. Нежелание любого украинского лидера принимать эти реалии может сработать против возглавляемого им государства. Заметим, с НАТО, Евросоюзом, Россией или без оных.

Таким образом, Москва и Брюссель должны понимать, что подталкивание Киева к однозначному выбору создает для всех оттенков политического класса Украины серьезные проблемы. В особенности если просчитывать последствия. И стоит понимать, что главным национальным интересом этой страны является сохранение и российского, и европейского векторов не в жесткой конкуренции, а во взаимном дополнении.

 

Россию многие критиковали за отсутствие гибкости при осуществлении политики на постсоветском пространстве. Но в неменьшей степени схожие черты продемонстрировал и Европейский союз, сосредоточившись не на прагматике, а на ценностях.

 

Между тем ассоциативные соглашения с Европой сегодня уже имеют несколько стран Северной Африки и Ближнего Востока (Алжир, Египет, Иордания, Ливан, Тунис). Однако проблематично говорить об их продвижении к демократии. Партнером ЕС является и Азербайджан. На том самом саммите в Вильнюсе в ноябре 2013 года, где Украина и Евросоюз должны были подписать Соглашение об ассоциации, Брюссель и Баку договорились об облегчении визового режима. Да, пока это не ассоциация, но заметим, что инициатива в этом вопросе остается за азербайджанской властью (которая совсем недавно пошла по пути третьего срока для одного главы государства), а не за демократической Европой.

Прогресс на этом направлении не в последнюю очередь зависит от воли и эффективности самой страны, готовой к кооперации с ЕС. Думается, что чем скорее Европа и Россия смогут достичь эффективного взаимодействия по странам «Восточного партнерства» и действовать путем не исключения, а дополнения, тем лучшие перспективы станут возможны для европейской безопасности. Не только в пределах современного Евросоюза. И здесь крайне важно, чтобы каждая из сторон сумела бы извлекать уроки из собственных ошибок.

 

Так, 13 декабря 2013 года посол Польши (страны, имеющей особые интересы на Украине) в Армении Здислав Рачинский заявил о готовности ЕС поработать над новыми юридическими основами взаимоотношений. Означает ли это готовность принять политику Еревана по балансированию между Европой и Россией, а также потенциальное участие Армении в Таможенном союзе?

 

Пока рано делать выводы относительно этого намерения. Однако проявленная гибкость и готовность к трехстороннему диалогу с участием Москвы, а не с попытками ее выдавливания из европейских проектов могла бы стать принципиально новым словом в «восточной политике» ЕС. В этом случае и Армения, и Украина могли бы избежать мучительного выбора между двумя векторами интеграции, получая возможность взаимного дополнения позитивных моментов от обоих проектов. И Россия с Европой смогли бы преодолеть остаточные воздействия холодной войны.

 

Впрочем, похоже, до этой цели еще далеко. И Украине снова приходится демонстрировать все чудеса геополитического лавирования.

Сергей Маркедонов

Источник: http://noev-kovcheg.ru

 

Похожие материалы

Ретроспектива дня