Слышать в адрес своей страны слова критики от иностранца, да еще в таком животрепещущем вопросе, как вопрос казахского языка, признаюсь, занятие не совсем приятное. В душе скребут кошки. Но, очевидно, и такая точка зрения полезна для общества.

Тем более что высказывает ее языковед, профессор Индианского университета, доктор политических наук Гарвардского университета Билл Фирман, личность довольно известная Казахстане. Ведь не каждый американец может, подобно ему, похвастать таким отличным владением казахского языка.

— Билл, расскажите, как вы связали себя с Казахстаном? Как это случилось?

— Впервые в Средней Азии на стажировке я побывал в 1976 году. Тогда я приехал в Ташкент. В то время на американцев здесь смотрели как на марсиан. И все, разумеется, думали, что я работаю на ЦРУ. Хотя я сюда попал в результате ошибки. В то время шел культурный обмен между Советским Союзом и Соединенными Штатами. Из СССР в основном к нам приезжали специалисты в области физики, а из Америки посылали обычно ученых, занимающихся русской классикой – Пушкиным, Толстым, Достоевским. А тут выискивается какой-то непонятный Билл Фирман, интересующийся языковым строительством в Средней Азии в двадцатые-тридцатые годы прошлого века. Очевидно в Москве решили, что это какой-то кабинетный филолог. Так что я сам удивился, когда меня к вам пустили. Позже я защитил диссертацию по вопросу языковой политики в Узбекистане на начальном этапе Советской власти.

Кстати, узбекский язык в то время у меня был на низком уровне. Да и откуда мне было его знать, если существовавшие в те годы учебники узбекского языка были довольно скверного качества. Если не сказать хуже. В них разговор, в основном, шел о колхозах и тракторах. Притом что, глядя на мою внешность, никто и не думал разговаривать со мной по-узбекски. Да и мне самому было легче общаться на русском языке.

Однако сегодня я Узбекистаном занимаюсь в меньшей степени. Меня куда больше интересует вопрос языковой политики, проводимой в последние годы у вас, в независимом Казахстане.

— Уже теплее…

— Да, и я расскажу почему. Первая причина связана с тем, что знание казахского языка в казахской среде сегодня сродни исполнению патриотического акта. Оно важно для самоидентификации личности. Хотя и в Узбекистане, конечно, русский язык присутствует, как и таджикский. И это важный вопрос, чтобы понять, какая это страна и какие языки в ней преобладают. Но потом, что тоже очень важно, в отличие от Узбекистана, здесь у вас можно свободно говорить на такие темы, открыто дискутировать. В то время как Узбекистан – это закрытая страна.

Я к вам приезжаю каждый год на протяжении последних десяти лет. И дома читаю казахскую прессу: «Жас Алаш», «Заман-Казахстан», «Егемен Казахстан», «Айкын», ну и так далее.

Но вместе с тем я критически отношусь к языковой политике в Казахстане. Поскольку считаю, что с самого начала вы занимались не тем, чем нужно было. Мне думается, когда в восемьдесят девятом году принимался «Закон о языках», не была учтена специфика республики. То есть в ту пору было абсолютно нереально думать об осуществлении такого закона. Ведь в то время говорили, что через два–три года делопроизводство будет переведено на казахский язык. Так писали. Хотя на самом деле никаких предпосылок к тому не было. Не было в достаточном количестве учебников казахского языка, хороших педагогов. Причем вместо того, чтобы вести обучение казахскому языку с уровня детсада, начальной школы, знание казахского языка стали требовать со студентов высших учебных заведений.

Хотя и было много шума, много помпезных мероприятий. Деньги тоже уходили не туда, куда им следовало бы. Что в конечном итоге работало на подрыв авторитета казахского языка. В то время как следовало осуществлять работу на поднятие его престижа. Чтобы казахский язык хотели изучать не только Сауле и Азамат, но и Маша, и Саша, и даже их бабушка, тетя Оля, которая сидит дома с Сашей и Машей.

И потом, я бы еще хотел обратить ваше внимание на изучение казахского языка в школах. Ну, ради бога, объяснит мне кто-нибудь, почему и зачем русскоязычным ребятишкам надо обязательно учить грамматику казахского языка? Ведь даже владея в совершенстве русским языком, немногие из них вам скажут, где в русском языке причастный оборот, а где – деепричастный. Тогда как здесь требуется просто коммуникативный подход, чтобы дети изучали разговорный казахский язык, могли на нем свободно общаться. А не зубрили правила грамматики и синтаксиса.

— Я во многом с вами согласен, однако думаю, что в вашем взгляде превалирует логика ученого. Но ведь существует еще и логика политического момента. Вспомним, когда принимался «Закон о языках», – это был 1989 год. В народе еще была свежа память о декабрьских событиях 1986 года. Люди ждали перемен. А фоном к ним служили пустые магазинные прилавки. В обществе нарастало социальное напряжение. И понятно, что в этих условиях, чтобы не растерять свою легитимность и не ввергнуть страну в пучину анархии, власть просто вынуждена была прибегать к популистским мерам, заявляя о скором переводе делопроизводства на казахский язык. Хотя и во власти, я думаю, в то время многие понимали, что это не совсем реально.

— Я с вами согласен. После восемьдесят шестого и событий последующих лет многие здесь у вас в республике задавались вопросом – а чем мы хуже Узбекистана или Латвии, где являлись преобладающими узбекский или латышский языки? Но там была совершенно другая ситуация.

— А я бы не сказал, что у нас после восемьдесят девятого года произошли какие-то революционные подвижки в области изучения казахского языка. Напротив, вынужден заметить, чиновники во власти, несмотря на существование «Закона о языках», в первые годы независимости отнеслись к изучению казахского языка с большой прохладцей. Дальше громких деклараций дело не шло.

— Я не говорю, что был форсаж. И сегодня его, конечно, тоже нет. Но может и не надо форсировать?

— Я думаю, напротив, пришло время для серьезной, углубленной работы. Казахи, согласно последней переписи, составляют 67% населения республики. И это население заявляет сегодня открыто: – А почему правительство не разговаривает с нами на родном языке, почему с нами не разговаривает на государственном языке парламент? Они что, с Луны к нам свалились? Ведь если и дальше продолжать в вопросе изучения казахского языка тянуть кота за хвост, прикрывая чиновничью лень, то власть рискует утерять доверие значительной части казахского электората. А ведь там, где кто-то теряет, другой кто-то и находит.

— Вы меня не совсем правильно поняли. Я не выступаю против казахского языка и не призываю его саботировать. Экзамены по казахскому языку нужны в школах и высших учебных заведениях. Но вместе с тем, когда ваши чиновники заявляют, что казахстанское образование приближается к западным стандартам – это, мягко говоря, неправда. Везде на постсоветском пространстве образование сегодня намного хуже, чем оно было в советское время. И требовать от такой израненной школы, чтобы она на все сто процентов справлялась с поставленной задачей – тоже нереально. Ведь пока деньги, выделяемые на изучение казахского языка, не перекочуют из толстых кошельков чиновников в прохудившиеся карманы учителей, мало что поменяется. Поэтому я хочу сказать – пора уже от красивых слов, сказанных с высоких трибун, переходить к живому делу.

— И вот здесь я с вами абсолютно согласен.

Серик МАЛЕЕВ, Алматы

www.liter.kz