Идея ликвидации национальных автономий постепенно переходит в разряд навязчивых. Впервые озвученная Жириновским в 2001-м, она была достаточно быстро подхвачена властями. Проходившее в 2003-2007-м укрупнение регионов де факто свелось к ликвидации семи национальных образований, по «железной» логике «вертикали» — наиболее «безобидных». Де факто, кампания стала вершиной тактики «накажем лояльных, поощрим буйных».
С тех пор концепция искоренения автономий стала идеей-фикс в «национально-мыслящих» кругах. А не так давно её озвучил Михаил Прохоров, выступивший с идеей ликвидации «деления страны по национальному признаку» и создания «10-15 самодостаточных образований». Аргументы сторонников деавтономизации общеизвестны. Во-первых, по их мнению, статус автономии сам по себе наделяет «колоссальными привилегиями», и русские области подвергаются конституционно закреплённому апартеиду. Во-вторых, наличие автономных образований — безусловная предпосылка к сепаратизму и распаду страны.
Всё это подкрепляется «историческими экскурсами». «Россия ВСЕГДА была унитарным государством». «Да, Россия была империей, но в царской России никогда не было деления территории по национальному признаку. В России были губернии, уезды, но никогда не было национальных республик. Национальные республики появились после революции и явились следствием провозглашения права нации на самоопределение, вплоть до отделения от бывшей империи». То, что наличие деления по национальному признаку было причиной распада СССР, не подвергается сомнению.
Начнём с конца. Отечественный национализм прочно стоит на основаниях невежества, и невежества в отношении национальной истории в особенности. В реальности Россия НИКОГДА не была унитарным государством — более того, на протяжении большей части своей истории империя демонстрировала образец своеобразного «монархического федерализма». Примеры Царства Польского и Финляндии, не имевшей с Петербургом даже договора о взаимной выдаче преступников, общеизвестны. Однако на самом деле круг автономных и полуавтономных образований был шире. Так, почти весь XIX век в среде российских юристов шла примечательная дискуссия по поводу Прибалтики — местные правоведы настаивали, что в остзейских губерниях могли иметь силу только законы, специально для них изданные. Де-факто, местные немцы отстаивали сложившуюся практику — законодательство окрестностей Риги и Ревеля было связано с «русским»… практически никак. Собственную структуру имело и местное самоуправление. Изначально весьма широкая автономия существовала и в присоединённой в 1812-м Молдавии. Что касается Украины, то, хотя Гетманщина как таковая была ликвидирована ещё Екатериной, местные законы (Литовский статут) продолжали действовать до 1840-го, как, впрочем, и в Белоруссии. На востоке автономными были Бухарское и Хивинское ханства, Урянхайский край (Тува).
Общую практику в отношении инородческого населения проще всего проиллюстрировать на примере военно-народного управления на Кавказе и в Туркмении. Её основные принципы выглядели так:
1. Туземное население управляется не по законам империи, а по «народным обычаям и особым постановлениям».
2. Суд над туземцами принадлежит местным «народным судам» и отправляется под надзором местной военной власти не по законам империи, «а по адату, в некоторых случаях — по шариату и по особым постановлениям.
На уровне административно-территориального деления подобные схемы отражались в сосуществовании двух типов территориальных единиц. В России не было однородной чисто губернской системы — наряду с губерниями существовали «округа», «области» и «края», где законодательство и структура управления всегда строились с учётом местного «колорита». При этом во главе военной администрации зачастую оказывались офицеры местного происхождения.
Иными словами, имперские администраторы в некоторых отношениях были намного более «общечеловеками» и «толерастами», чем современные носители этих определений. Евразийский колосс, почти не имевший шансов возникнуть, исходя из «объективных» предпосылок, во многом вырос из-за соблюдения негласного, но стабильно проводимого в жизнь принципа «платите налоги и живите, как хотите». Империя не была идеальной — но чаще всего умела быть наименьшим из зол по сравнению с конкурентами.
Устойчивый дрейф от традиционной парадигмы в сторону унитаризма и добровольно-принудительной русификации начался лишь во второй трети XIX века. И достиг своего максимума в царствование Александра III и раннего (до 1905-го) Николая II. Однако, во-первых, это была всего лишь тень тогдашнего европейского мейнстрима — стеная об участи поляков, те же французы безжалостно преследовали на своей территории проявления даже совершенно безобидных национальных идентичностей вроде бретонской. Во-вторых, попытки превратить империю в национальное государство фактически обернулись ростом сепаратизма — даже там, где о нём давно забыли. Вопреки мифу, волна «отделенцев» захлестнула старую Россию не после октября 1917-го. Распад государства начался почти сразу после февральской революции.
При этом коллапс 1917-го самим фактом своего существования опровергает идею о том, что автономизм есть предпосылка к сепаратизму. Так, в первых рядах «беглецов» оказалась Украина, где последние остатки «самодеятельности» были ликвидированы почти за 80 лет до февраля 1917-го. Это особенно показательно на фоне того, что столетие назад украинцы сохраняли лояльность в 1812-м, когда крах империи тоже казался неизбежным.
И это мировая практика. Территории отлагаются или не отлагаются вполне независимо от того, существовала ли там автономия или нет. Так, Косово было лишено своего статуса в 1989-м — и это отнюдь не помогло его сохранению в составе Югославии. Иными словами, любая «смена вывески» не отменяет существования нации.
Теперь посмотрим на нашу реальность. Вопреки мифу, единственное конституционное отличие автономии от стандартной области — это возможность введения местного языка как второго государственного. Все остальные «опции» являются либо «декоративными» (например, то, что в приложении к области именуется уставом, в приложении к автономии именуется конституцией), либо это продукт сложных и неоднозначных отношений Кремля и региона, не имеющих к его формальному статусу никакого отношения. Финансирование Чечни, безусловно, избыточно — однако от того, что республику переименуют в Грозненскую область, оно не уменьшится ни на рубль.
Таким образом, искоренение автономий в переводе на русский означает две вещи — смену вывесок и запрет на использование местного языка как второго государственного. Иными словами, это бессмысленный «зажим», который ничего не даст в плане сохранения целостности страны, зато практически осчастливит сепаратистов. И не только — в ХХI веке стандартная имперская практика, предполагающая, что национальные меньшинства имеют некие элементарные права (такие, как возможность прочитать официальный документ на родном языке), стала общераспространённой. В итоге принцип «наименьшего из зол» будет работать против нас, генерируя прозападные настроения в среде национальных меньшинств и превращая любой интеграционный проект с участием Москвы в удобный повод для запугивания грядущим удушением национальных прав интегрируемых. Между тем, реинтеграция постсоветского пространства — это не блажь Кремля, а суровая необходимость.
Что касается «прохоровской» идеи «растворить» автономии, укрупнив регионы, то она выглядит как диверсия и анекдот одновременно. Попробуем «укрупнить» Северный Кавказ. Что, собственно, намерен сделать автор проекта? Создать из бывших автономий монстра от Дагестана до Карачаево-Черкессии? Между тем, «мультинациональные» автономии и без того регулярно генерируют головную боль для федералов из-за хронических дрязг по поводу этнического баланса во властных структурах. При этом самой многочисленной этнической группой на Северном Кавказе являются чеченцы.
Второй вариант — присоединить Ставрополье к Чечне, Ингушетии и Дагестану. Третий — идти в деле укрупнения до конца и присоединить к конгломерату автономий разом Краснодар и Ставрополье. Межэтнические дрязги в обоих случаях возводятся в квадрат. Иными словами, бьющая ключом национальная мысль порождает феномены, в приложении к которым вопрос «глупость или измена» не вполне тривиален. Национальная мысль, как известно, настойчиво требует создания русской республики — очевидно, для того, чтобы сделать русский язык вторым государственным. Интересно, какой планируется сделать первым?
Иными словами, сторонники повальной «губернизации» предлагают идею: а) практически бессмысленную, б) несущую впечатляющие издержки, которые при неблагоприятном развитии событий могут оказаться фатальными.
Евгений ПОЖИДАЕВ
Источник: http://www.regnum.ru