Несмотря на то, что у крымских татар одна общая трагедия, одна судьба — высылка с родного края, боль утраты Родины, долгая дорога домой, жизнь каждого их них настолько уникальна и удивительна, что о ней можно писать романы и ставить фильмы.

Живет на одной из улиц Симферополя в маленьком доме Сыдыка Эминова, историю которой также невозможно назвать обычной. Она родилась 15 мая 1921 года в Бахчисарае и воспитывалась в семье, где дружно жили девять детей. Ее отец, Халил, имел свой скобяной магазин, цех на текстильной фабрике, много овец и прочего хозяйства. Жили они в огромном двухэтажном доме с красивой деревянной галереей по всему периметру. Но после НЭПа в 1930 году их семью раскулачили, все конфисковали — и фабрику, и магазин, и все вещи, оставив одну подушку и одно одеяло. Отобрали и дом, разделили его на 14 квартир и заселили несколько семей. Отец был посажен в тюрьму в Мелитополе, через год получил вольное поселение без права приезжать в Крым. Тогда Сыдыке было 9 лет. Как лишенных прав, старших братьев не брали на работу, а ее не принимали в школу. В результате братья вынуждены были уехать в Севастополь, изменить фамилии и устроиться рабочими на морзавод.

Ее маму чекисты заставили отказаться от отца. Он и сам советовал ей так поступить во имя спасения детей. Наступили тяжелые времена. Младшие дети собирали хворост, кизил, орехи в лесу и продавали, а мама стала портнихой — обшивала людей. Приходилось ютиться по квартирам. Сыдыку с трудом удалось устроить в школу, где до 8 класса она отлично училась на крымскотатарском языке, затем пришлось пойти в русскую школу. И как бы ни было трудно переходить с крымскотатарского на русский язык обучения, она окончила среднюю школу на «отлично». В 1939 году с отца сняли все обвинения, и он вернулся на родную землю, но, не прожив с семьей и года, умер от рака.

Началась война. Сыдыка-ханум вспоминает, как поспешно красноармейцы покидали город, взрывали заводы, уничтожали продукты, магазины, склады, как в спешке подожгли огромную гору пшеницы, которая не успела сгореть. Они разгребли сгоревшее сверху и набрали ее в мешки, что позволило им пережить зиму и не погибнуть от голода.

Вскоре они получили возможность вернуться в свой дом — им предоставили кухню, прихожую и три комнаты. Там они прожили до 1944 года, — до того злополучного момента, когда в ночь на 18 мая в дверь постучали солдаты. Вошедший военнослужащий сообщил, чтобы взяли с собой теплые вещи и еду: предстоит долгая дорога. Мать решила, что их повезут на расстрел. Сыдыка обернулась и увидела, как у солдата по щекам бегут слезы. В отчаянии она разбила зеркало. Солдат сказал: «Зачем вы так, зеркало к плохому бьется, вы жизнь свою разбиваете». Сыдыка ответила: «Она и так разбита».

Погрузили всех в поезд, и тронулись в далекий путь. В неизвестность. Вагоны перегружены, в основном детьми, женщинами и стариками, от тесноты и наступившего лета в вагонах духота, а открывать окна запрещено. Мать плакала: «Как теперь жить? Что делать?». «Не плачьте, мама, — утешала ее Сыдыка. — Руки есть, ноги целы, голова на плечах. Что будем делать? Работать! Главное — все живы-здоровы». Маму успокоила, а у самой сердце кровью обливается. До сих пор Сыдыка-ханум со слезами на глазах вспоминает стихи, сочиненные ею тогда в одну из бессонных ночей:

Майыс он секиз геджеси

Къыркъ дёртюнджи сенеси

Къакъылды татар халкъынынъ

Къапысы-пенджереси.

Къапыдан кирип кельдилер:

«Приказ кельди», — сойледилер.

«Он беш дакъкъа ичерсинде

Къырымдан чыкъсыз», — дедилер.

Шашмалап турдым юкъумдан,

Юрегим урды къоркъудан.

Топлай алмай эшьяларым,

Сагълыкълаштым юртумдан.

Чувалы алдым аркъамгъа,

Чыкътым азбар къапыгъа.

Сагълыкълаштым эв-азбарнен,

Къалдым мушкюль Аллагъа.

Машиналар янашты

Миллетимиз къарышты

Ана-баба, сой-соп, бала

Бир биринен айырылышты…

В их вагоне умер старик. Его оставили на насыпи, в Казахстане, времени на похороны не дали, и завернуть покойного тоже было нечем.

Но случались и курьезы. Так, на одном из вокзалов играла группа музыкантов. Среди депортированных тоже оказался музыкант, который попросил баян, чтобы сыграть свое. Только начал играть, как вдруг услышали уже ставшее привычным «По вагонам!». Так с баяном и уехали.

Через 18 дней дороги их выгрузили в Бекабаде, прямо у цемзавода. Вышел замдиректора цемзавода и сказал, что всех приглашает на работу, здесь же всем дадут жилье, продуктовые карточки. Но никто не вызвался, поскольку все думали, что лучше жить и работать в совхозах.

Стали ждать, что приедут из совхоза и заберут их. Приехал только один человек из совхоза им. Карла Маркса. Пообещал, что дадут дома всем. То, что в результате получили, трудно было назвать домом: одна комната и кухня без окон и дверей. Но не успели расположиться, как пришли звать на работу — траву косить. Раздали серпы. Солнце печет, головы покрыть нечем, они пытаются этими серпами резать траву, а серпы бьют по ногам. Стали выдирать траву с корнем. Бригадир сообщил, что обедать все будут здесь же, никто домой не пойдет. Сорок человек, приехавшие в совхоз, так и не смогли скосить это поле. Такой труд оказался для Сыдыки очень тяжелым, да еще наутро приехали два корейца, сказали, что это самый отсталый совхоз, бегите, мол, отсюда. Решив, что на эту работу она больше не пойдет, Сыдыка переправилась через Сырдарью и устроилась на цемзавод. Через некоторое время она увидела объявление о наборе людей на Фархадстрой, пошла в отдел кадров и встала в очередь. Ей предложили кассиром в первую столовую, и она сразу согласилась. Когда устроилась на работу, забрала из совхоза семью. Но их прописать не захотели, сказали: «Откуда приехали, туда и возвращайтесь». А без прописки не выдавали пайки на семью, которые были так нужны для выживания. Думала-думала, как поступить, а тут вышел указ о порядке воссоединения семей. Решилась и написала Калинину письмо. Он ответил: обеспечить воссоединение семьи и предоставить пайки.

Закончилась война. Стали с фронтов возвращаться мужчины. Каждый день кто-то находил своих: у кого-то брат, у кого-то отец приезжал, разыскивал свою семью, оставался или увозил с собой. Все вместе радовались возвратившимся с фронта, вместе горевали о погибших. В ноябре 1945 года нашел свою семью и ее брат Шевкет, который увез их в Самарканд, где обосновались остальные родственники. Но там Сыдыка оставалась недолго. На Фархадстрое она познакомилась с Якубом Эминовым. Тогда они были просто знакомыми, но его сестре, работавшей вместе с Сыдыкой, нравилась эта задорная, неунывающая, работящая девушка. И вдруг в январе они приезжают за ней на грузовой машине в Самарканд. Приехали, засватали и в тот же день увезли ее назад, в Бекабад. Так Сыдыка вышла замуж.

Ее муж первым из крымских татар построил в Бекабаде дом. Когда он строил, приходили соотечественники и говорили: «Что ты делаешь, Якуб? Мы же скоро в Крым вернемся». А он отвечал: «Я создал семью, значит и жильем обеспечить должен». В этом доме стали частыми гостями артисты, которые были знакомы с Якубом: Ильяс Бахшиш, Февзи Билялов, Ягъя Шерфединов. Да и гостиница в Бекабаде была очень маленькой, а дом Эминовых находился напротив нее. Например, когда Ильяс Бахшиш и Февзи Белялов приехали записывать первую грампластинку, остановились у них, а на запись ходили в рабочий клуб.

В 1946 году родился первенец — сын Сервер. Три года Сыдыка-ханум занималась воспитанием ребенка, а потом снова пошла на работу: на цемзавод счетоводом-табельщицей. В 1953 году родилась дочь Гульнар, затем — в 1955 и 1961 — сыновья Энвер и Айдер. Так, до 1965 года она воспитывала детей, пока не устроилась на автобазу, где проработала до пенсии. Тем временем, дети росли, понемногу вставали на ноги: Сервера женили, Энвер учился в техникуме, Гульнар — в университете, а Айдер еще в школу ходил. Но не успели порадоваться успехам детей, как верный спутник жизни, Якуб, неожиданно ушел из жизни. В 1973 году у него случился инфаркт. Теперь обязанность помочь детям найти свое место в жизни полностью легла на плечи Сыдыки ханум.

В 1989 году она решила поехать в Крым на операцию по поводу катаракты. Прибыла к сестре Зоре, которая уже перебралась на Родину. На консультации врач сказал, что катаракта еще не в той стадии, можно еще потерпеть. «Потерпеть — так потерпеть», — решила Сыдыка-ханум и присоединилась к крымским татарам, которые тогда в Крыму искали дома, приценивались, покупали. С сестрой пошли к нотариусу, а там трое граждан оформляли дома, оставшиеся от родителей. Среди них был один караим, который выбежал им навстречу и спросил: «Вам дом надо?». «Да, надо», — ответили сестры. Оказалось, он приехал забрать свою мать за границу, документы все были уже оформлены. Пришли осматривать дом, продавец назвал свою цену. Сыдыка и Зоре переговорили на родном языке. Услышав их речь, караимская старушка так обрадовалась, что перешла на крымскотатарский язык и решительно заявила своему сыну: «Продам только им. И намного дешевле». Но когда пошли в горисполком, одна дама-чиновница никак ее не хотела прописывать и сказала: «Чего вы сюда приехали?» На что Сыдыка-ханум с гордостью ответила: «А я отсюда никуда и не уезжала. Меня отсюда никто не выписывал. Я здесь жила и буду жить». С июня по декабрь они почти ежедневно ходили в горисполком. И только в конце 1989 года с документами и печатями, наконец, вошли в уже свой дом.

Смотря на выцветшие фотографии, невольно задумываешься о скоротечности и неумолимости времени. Но пока жива память, живы и люди, и их деяния. Ведь в жизни каждого, даже самого обычного человека всегда есть место подвигу. Подвиг Сыдыки ханум — несломленный дух, несокрушимая вера, беззаветная любовь к Родине, высокое чувство материнства. И это не только ее подвиг. Это подвиг каждой крымской татарки, в чьем горячем сердце всегда живет Крым, где бы она не находилась и каким бы жизненным испытаниям не подвергалась.

Фериде ТАРСИНОВА

«Полуостров» №19 (323) 15 – 21 мая 2009 

P.S. Пятнадцатого мая Сыдыке-ханум исполняется 88 лет. Ее сестрам, родившимся также в мае, — Зоре (15 мая) и Мелихе (1 мая) — соответственно 83 и 81 год. Семья Куртмоллаевых поздравляет всех сестер С днем рождения и желает им крепкого здоровья, мира, благополучия и долгих лет жизни.

Хайырлы яшлар олсун!