«Никто не забыт, ничто не забыто», «война не закончена, пока не похоронен последний солдат» — эти фразы всем нам хорошо известны с детства. Однако даже спустя более чем 70 лет после победы в Великой Отечественной мы точно не знаем ни количества погибших, ни числа пропавших без вести, непогребенных и забытых защитников Родины.
Почему так случилось и как это положение дел на протяжении многих лет пытаются исправить добровольцы российского поискового движения, «Ленте.ру» рассказал историк-архивист, кандидат исторических наук, редактор журнала «Военная археология» Сергей Садовников.
Впервые интервью с Сергеем Садовниковым о судьбе погибших и пропавших без вести советских солдат было опубликовано в апреле 2018 года. «Лента.ру» публикует его повторно.
Цена победы
— По официальным данным Минобороны, военные потери СССР в Великой Отечественной войне составили 8,6 миллиона человек. Известно ли, сколько из них не захоронены надлежащим образом? Знаем ли мы число пропавших без вести?
— На мой взгляд, реальные военные потери намного больше — возможно, даже почти вдвое. Что касается количества бойцов и командиров, погибших во время Великой Отечественной войны и не захороненных надлежащим образом, то об этом даже сейчас вряд ли кто достоверно скажет, так как незахороненные не были учтены никакими органами. Если говорить о количестве пропавших без вести — здесь большой разлет в числах.
— Но есть же какая-то официальная статистика?
— В январе 2009 года тогдашний президент России Дмитрий Медведев сказал, что до сих пор числятся пропавшими без вести более 2,4 миллиона человек и неизвестны имена 6 миллионов воинов из 9,5 миллиона, находящихся в примерно 47 тысячах зарегистрированных братских могил на территории нашей страны и за рубежом. Но уже в изданном в следующем, 2010 году, справочнике «Великая Отечественная без грифа секретности. Книга потерь» количество пропавших без вести определялось как 1 миллион 783,3 тысячи человек.
Но все эти данные никак нельзя считать окончательными, обоснованными и достоверными. Многие независимые исследователи (и я в целом с ними согласен) считают, что реальное число пропавших без вести военнослужащих значительно выше официальной — от 3 миллионов до 4,5 миллиона человек.
— Почему вы считаете, что государство дает заниженные данные?
— Вопрос связан с ценою победы. Основная проблема, по моему мнению, в том, что примерно каждый второй военнослужащий Красной армии, не вернувшийся с войны, до сих пор числится пропавшим без вести. Об этом свидетельствует и анализ региональных Книг Памяти. Вот соотношение пропавших без вести к общему числу военных потерь среди призванных, например: в Москве — 49,5 процента, в Московской области — 52,1 процента, в Костромской области — более 45 процентов, в Тульской области — 50,04 процента, в Курской области — 43,37 процента. Мне не хотелось бы сейчас углубляться в статистику, потому что это отдельная тема, но мы должны осознать масштаб цены, которую наш народ заплатил за победу в той войне.
— Почему же у нас во время Великой Отечественной войны было такое колоссальное количество пропавших без вести?
— На то было много причин. Во-первых, стремительные темпы наступления вермахта в 1941-1942 годах. Во-вторых, крупномасштабный, ожесточенный и затяжной характер боевых действий в течение всей войны на огромной территории. В-третьих, отсутствие надежных средств опознания погибших бойцов Красной армии, так как в ноябре 1942 года отменили медальоны, которые заменили красноармейскими книжками, введенными только в октябре 1941 года. Кстати, это решение существенно повысило процент пропавших без вести.
Даже к началу Великой Отечественной не все бойцы Красной армии в приграничных военных округах были обеспечены медальонами, а в дальнейшем их производство и выдача часто были проблематичными. Да и сохранность бумажного вкладыша в агрессивной среде была ненадежной. Сами красноармейцы зачастую относились к медальонам небрежно. Вот некоторые из причин, не позволявших систематически и достоверно учитывать потери личного состава в боевой обстановке.
В списках не значились
— Я читал, что в послевоенное время существовала практика, когда погибших намеренно объявляли пропавшими без вести, чтобы не платить их семьям пособия по потере кормильца. Известно ли вам что-либо об этом?
— Мне об этом ничего не известно, никаких документов на сей счет я нигде не встречал. Но семьи миллионов без вести пропавших действительно в военные и послевоенные голодные годы долго испытывали нужду и страдания, причем не только материальные и физические. Они вели розыски, переписку с официальными инстанциями и десятилетиями получали ответ: «Ваш муж (отец, сын, брат) — пропал без вести». Поэтому для родственников солдат, не вернувшихся с войны, такая формулировка на долгое время становилась клеймом, под которым скрывалось подозрение о сдаче в плен и переходе на службу к немцам.
Вот вам пример. В 1991 году мы нашли и опознали останки красноармейца Михаила Романовича Демакова, 1913 года рождения, уроженца села Осетры Даровского района Кировской области, пропавшего без вести в августе 1942 года. В ответ на наше сообщение я вскоре получил письмо от его сына Геннадия Михайловича Демакова, родившегося 23 июня 1941 года: «Все эти годы я чувствовал себя неловко. Вспоминал отца только в День Победы. Но запись «пропал без вести» не давала мне покоя. Вы сняли тень с моей души… Жили мы тяжело, с большим трудом выжили. Ели траву, а за лишнюю клеверную головку я, например, не раз получал по мягкому месту… Мама так и не выходила замуж, хотя предлагали, из-за нас не пошла». И таких писем у нас — множество. Для родственников очень важна моральная реабилитация честного имени павшего воина.
— Почему пропавшие без вести были приравнены по статусу к погибшим только в 1991 году?
— В ходе перестройки, в 1988 году многочисленные разрозненные поисковые отряды наконец-то объединились во Всесоюзный координационный Совет поисковых отрядов. В дальнейшем, для увековечения памяти павших в боях за Родину возникла идея к предстоящему 50-летию Победы составить Всесоюзную Книгу Памяти, состоящую из аналогичных региональных книг Памяти. Когда стали собирать соответствующие сведения, выяснилось то, о чем я уже говорил, — во многих местах страны почти половина всех погибших на войне числилась пропавшими без вести. Возник вопрос: что с ними делать? Каких-либо правовых оснований включать их в книги Памяти не имелось, но не замечать пропавших без вести тоже было нельзя — слишком много их оказалось.
Поэтому в феврале 1991 года президент СССР Михаил Горбачев издал указ, которым предписывалось занести «в книги Памяти всех без вести пропавших советских граждан, за исключением лиц, в отношении которых имеются убедительные доказательства их сотрудничества с противником». А уже спустя месяц председатель Верховного Совета РСФСР Борис Ельцин подписал постановление, которое всех погибших в плену или пропавших без вести граждан России (за исключением изменников и коллаборационистов) приравняло по статусу к погибшим «при выполнении конституционной обязанности по защите Отечества».
— Правда ли, что после войны многие места боевых действий, где остались лежать наши незахороненные солдаты, перепахивали и засаживали деревьями? Я читал, что в «Долине смерти» под Мясным Бором при строительстве линии электропередач «бульдозеры сгребали песок с останками по обе стороны просеки, а трактористы сеяли ельник, проезжая прямо по костям и перемалывая их».
— К сожалению, для меня и многих моих товарищей по поисковому движению это знакомая ситуация. Мы часто сталкивались с тем, что одни участки территорий, где во время войны шли интенсивные бои, оказывались засеянными елками и соснами, а другие — наоборот, распаханными сельхозтехникой. В 1960-е годы в районе Мясного Бора в лесах прорубали просеки для ЛЭП между Ленинградом и Новгородом, и потом поисковики находили там амуницию, фрагменты вооружения и много солдатских останков.
— То есть ЛЭП тянули прямо по солдатским костям?
Возможно, предварительно там проводили разминирование территории, но на этом все и заканчивалось. Ведь после войны даже очистка бывших полей сражений от боеприпасов и минных полей для нашей страны была очень большой проблемой.
— Но неужели никому не приходило в голову после разминирования и перед распашкой полей и строительством ЛЭП просто по-людски похоронить лежащих там наших мертвых солдат?
— Вы не забывайте, что там полегла 2-я Ударная армия, которую перед ее разгромом принял под командование печально известный генерал Власов. Тень его предательства легла клеймом на всех ее бойцов, в том числе и погибших. Поэтому кому после войны была нужда хоронить «власовцев»?
Не осталось имен
— Такое наплевательское отношение к памяти павших воинов было только в районе Мясного Бора?
— К сожалению, подобный вандализм был нередким явлением. Множество останков погибших в 1941-1942 годах оказалось на дне водохранилищ, построенных после войны на стыке Московской и Смоленской областей. И когда сейчас из них периодически спускают воду, регулируя ее уровень, то волной, размывающей берег, оголяются останки воинов и предметы снаряжения.
Однако и в то время находились энтузиасты, которые на свой страх и риск пытались что-то сделать: находили места гибели бойцов и офицеров Красной армии, собирали уцелевшие медальоны, документы, награды павших и приносили их в местные военкоматы, вели переписку с родственниками опознанных воинов. Собственно, из таких разрозненных групп следопытов постепенно в дальнейшем и сформировалось поисковое движение.
— Как в военкоматах поступали с этими находками?
— По-разному. Тут вступал в силу человеческий фактор. Одни чиновники относились к своей работе добросовестно и отправляли письма родным солдат, чьи останки находили следопыты. Другие недовольно отмахивались от них, а найденные в лесах артефакты могли годами без надобности пылиться в шкафах и подвалах военкоматов. Сколько ценных свидетельств о судьбах тысяч наших павших бойцов было навсегда утеряно в результате такого бездушного отношения, даже трудно представить!
— Массовым перезахоронением погибших воинов по всей стране впервые занялись только в конце 1950-х годов?
Нет, эта работа началась с 1946 года с принятием соответствующего постановления Совнаркома. Но еще во время войны и сразу после нее обязанность по очистке территории от трупов людей и животных, павших во время боевых действий, была возложена на местные Советы, местное население. Но оно с такой задачей часто просто не справлялось — физически не хватало людей, которые могли бы этим заниматься.
— Это правда, что многие ответственные лица к работе по переносу останков погибших воинов относились формально? Я слышал, что зачастую вместо реального их перезахоронения на новых мемориалах там просто записывали на плитах фамилии этих красноармейцев, а их прежние могилы ликвидировали.
— Это еще одна тяжелейшая проблема, которая очень мешает деятельности современных поисковиков. Первая массовая кампания по укрупнению и переносу захоронений растянулась на долгие годы — примерно до середины 1970-х годов. Она проходила всплесками, усиливаясь или затухая в зависимости от приближения очередного юбилея Победы. И нередко все это проходило небрежно и формально. Допустим, нашли возле какой-то деревни полузаброшенное воинское захоронение, в котором, например, было погребено 20 бойцов. Одного-двух-трех перенесли, а остальных забрать поленились, не успевали, либо тела еще были неразложившиеся (как сами местные жители рассказывали), да так на прежнем месте и оставили — только землю разровняли.
Но на новом мемориале, торжественно открытом где-нибудь в райцентре, в числе прочих на мраморе выбивали имена всех двадцати. Это в случае, если после боя их хоронили однополчане и именной список личного состава сохранился в архиве Министерства обороны, а после войны был получен местным военкоматом для учета и увековечения. Если же хоронили после боев местные жители или противник, стягивая тела павших советских воинов в воронки, силосные и картофельные ямы, погреба домов, блиндажи, траншеи и так далее, то единственный шанс — это возможное обнаружение каких-либо документов исключительно при переносе (эксгумации) в послевоенные годы.
При этом из-за аврала или элементарной лени на новых памятниках нередко оставляли лишь фамилии и инициалы погибших, без указания имен и отчеств. Иногда по невнимательности в них допускались искажения и ошибки. К тому же, еще со времен войны имелись специальные предписания — «на могилах, в которых погребено более 8-10 человек, надписи делать только на 4-5 человек с добавлением и «другие»». И вот теперь из-за этой, мягко говоря, безалаберности, поисковикам для установления личности павших воинов приходится распутывать такие клубки и цепочки, какие иному детективу не снились.
Конечно, это была масштабная и необходимая работа, вызванная объективными причинами, но, к сожалению, нередко она проводилась ненадлежащим образом и сопровождалась частичными или фиктивными переносами воинских захоронений. Я могу сказать на примере Московской области, что, проверяя места пятнадцати бывших братских могил, перенесенных в ходе укрупнения воинских захоронений в 1950-1960-х годах, в четырнадцати из них мы спустя уже полвека находили «забытые» останки наших солдат и медальоны, в которых смогли прочитать записки и разыскать родственников.
Стали землей и травой
— То есть нельзя быть полностью уверенным в том, что под послевоенными воинскими мемориалами лежат все те воины, чьи имена там обозначены?
— Где-то — да, а где-то — нет. Тут опять же все решал пресловутый человеческий фактор — насколько добросовестно и честно люди выполняли эту работу. А нам теперь часто приходится расхлебывать возникшую в результате этого неразбериху и объяснять недоумевающим родственникам, как так получилось, что по бумагам их погибший герой числился погребенным в одном захоронении, а на самом деле вплоть до последнего времени лежал на глубине двадцати-тридцати сантиметров от поверхности или в воронке в районе места его гибели. И для них было потрясением узнать, что каждый год они ездили и возлагали венки совсем не туда, где лежали родные косточки.
— Зачем вообще было нужно затевать эту мемориальную оптимизацию? Не проще ли было не трогать эти небольшие захоронения, оставив их в покое?
— Определенная логика после войны в этом была — облегчить учет, содержание и благоустройство таких мест памяти. В дальнейшем «неперспективные» русские деревни стремительно исчезали и, соответственно, приходили в запустение расположенные там одиночные или братские могилы. Поддерживать их в надлежащем состоянии было некому. Старики, которые за ними следили, постепенно умирали. Вот и приходилось переносить захоронения и укрупнять мемориалы.
Другое дело, что это надо было делать с умом. В реальности акты о переносах (перезахоронениях) считались текущей документацией с коротким сроком хранения и через пять-десять лет уничтожались. А ведь в этих актах указывалось количество воинов, обнаруженные документы, медальоны, письма, иногда военные и довоенные награды. Поэтому мы, к сожалению, очень редко можем выявить информацию об этих переносах в сельсоветах или в военкоматах. Имена павших поисковики устанавливают и по таким документам.
— Вы практически пересказываете сюжет фильма «Вдовы», снятого в 1976 году.
— Да, это очень правдивая и довольно-таки смелая для своего времени картина. Кстати, вторая волна воинских перезахоронений, вызванная теми же самыми причинами, началась в конце 1990-х годов и, по сути, продолжается по сей день.
— Какова реакция родственников бойцов Красной армии, чьи останки нашли поисковики и чьи имена установили?
— В преобладающем числе случаев правильная, естественная. Сын солдата нам рассказывал, что в детстве учительница в школе говорила в классе: «У Петрова отец вернулся с наградами, у Смирнова отец вернулся без руки, а вот что стало с пропавшим без вести отцом Горячева, непонятно и подозрительно». И дальше она недвусмысленно намекала, что с сыном этого Горячева надо быть поосторожнее. Несколько лет назад мы выяснили, что Горячев-старший погиб в 1942 году во время Ржевско-Вяземской операции. И вот его сын, который из-за своей анкеты даже в институт не мог поступить и всю жизнь испытывал чувство неполноценности, рыдал в голос, узнав наконец-таки о подлинной, геройской судьбе своего отца — не дезертира и не предателя-перебежчика, а погибшего с оружием в руках вместе со своими боевыми товарищами во время атаки в 20 метрах от бывших немецких позиций.
Но есть и такие люди, которые известие о том, что нашелся их родственник, павший смертью храбрых, встречают равнодушно. И вот от такой реакции поисковикам становится неловко за сограждан.
— Поисковикам еще надолго хватит работы?
— У нас в стране нет ни одного региона, на территории которого велись боевые действия, где вопрос о поисковых работах, розыске пропавших без вести и безвестно павших бойцах был бы окончательно закрыт. Отдельная тема — увековечение памяти павших на местах гибели, в Книгах Памяти, переучет в документах Центрального архива Министерства обороны опознанных воинов из категории «пропавший без вести» на «погибший в бою» с указанием места захоронения (перезахоронения).
Подвиг и память
— Насколько широко сейчас развернуто поисковое движение России?
— В это движение вовлечены тысячи наших соотечественников — от студентов до ветеранов. Самая крупная в стране организация — Общероссийское общественное движение по увековечению памяти погибших при защите Отечества «Поисковое движение России». Одни поисковые организации работают на общественных началах за счет своих средств, другие имеют статус юридического лица и получают соответствующую региональную поддержку и президентские гранты. Все они делают общее дело. Понимаете, большинство людей приходят в поиск с правильной мотивацией. У всех свои счеты с той войной — для нас она еще не окончена.
Вы только вдумайтесь — государственная по сути задача много лет решается силами добровольных общественных организаций. Лишь в 2006 году, на седьмом десятке лет после Великой Победы, указом президента России Владимира Путина был наконец-таки определен федеральный орган исполнительной власти, на который возложены полномочия в военно-мемориальной сфере.
— Как он называется?
Министерство обороны РФ в лице Управления по увековечению памяти погибших при защите Отечества. Это логично и правильно — таким вопросом должно заниматься то же самое ведомство, которое отправляло людей на войну. Мы работаем с ним в тесном контакте. Практическое воплощение этой деятельности возложено на 90-й отдельный специальный поисковый батальон, дислоцированный в поселке Мга Ленинградской области.
— Всего лишь один батальон на целое Министерство обороны?
— Это вопрос не ко мне. Я тоже считаю, что наше государство этой проблемой должно заниматься более активно и заинтересованно, особенно за рубежом. При этом я должен сказать слова благодарности этому ведомству и сотрудничающим с ним программистам за создание уникальных общедоступных сайтов ОБД «Мемориал», «Подвиг народа» и «Память народа», позволяющих самостоятельно осуществлять поиск сведений о судьбах не вернувшихся с фронтов Великой Отечественной, их боевом пути и полученных ими наградах. До сих пор у нас в России и в зарубежных странах продолжается работа по выявлению документов (в том числе трофейных) о фронтовых судьбах наших соотечественников.
Великая Отечественная — это колоссальное горе, накрывшее нашу страну и породившее множество тяжелейших последствий в демографии, экономике и других сферах. Но я считаю, что самая главная проблема, доставшаяся нам от нее, — это судьбы миллионов пропавших без вести. Мы должны помнить, что эта проблема до сих пор остается нерешенной, несмотря на то что ежегодно благодаря усилиям поисковиков-добровольцев возвращаются из небытия тысячи имен пропавших без вести советских воинов, включая умерших во вражеском плену (в том числе в странах Европы).
И надо помнить, что время работает против нас. С каждым годом все меньше шансов установить имена павших солдат. Уходят последние живые участники войны, очевидцы боевых действий и их близкие родственники. И мы с вами представляем последние поколения, для которых война остается живой памятью, а не далекой историей.
Беседовал Андрей Мозжухин
Источник: https://lenta.ru/articles/2018/04/05/unknown_soldiers/