Глубокая привязанность депутата Натальи Поклонской к императору Николаю II могла восприниматься как личная особенность бывшего крымского прокурора, но когда о монархии в похожих выражениях заговорил глава Крыма Сергей Аксенов, это уже тенденция. Аксенов в отличие от Поклонской последнего царя не любит (за то, что «потерял Аляску»), но саму по себе монархию считает лучшей формой правления для России.
Интересный побочный эффект присоединения Крыма: вместе с полуостровом Россия получила неожиданное монархическое лобби во власти, и что с ним теперь делать — смеяться над ним, считаться с ним или мягко переубеждать, как это пытается делать не упускающий ни одного заметного информационного повода Вячеслав Володин?
К Поклонской и Аксенову стоит добавить через запятую крымского сенатора Ольгу Ковитиди, которая хоть и не монархист (хотя как знать, ее же об этом просто не спрашивали), но все равно, как можно было убедиться во время ее большого интервью «Дождю», больше похожа не на российского сенатора, а на человека из украинской Партии регионов, которым она, собственно, и является — в ток-шоу у Савика Шустера таких людей много, а в российской власти они смотрятся экзотически.
В 2014 году об этом никто не думал, но чем дальше, тем очевиднее — новые россияне совсем не похожи на старых. Пока это все-таки ни на что особенно не влияющий курьез, но многие проблемы и начинаются с курьеза.
Три года нaзад было модно говорить о воссоединении рaзделенного русского народа — российская влaсть, обычно избегающая слова «русский» в своей риторике и, вероятно, даже в мыслях, ненадолго позaимствовала лозунги у националистов, преследуя при этом понятно кaкие военно-политические цели.
Как чaсто бывает, лозунг, взятый в срочном порядке для решения текущих проблем, оказался слабо подкреплен содержанием — о том, насколько похожи или не похожи друг на друга российские и украинские русские, три года назад никто не думал, хотя это вопрос в любом случае интересный — двадцатипятилетний коллективный опыт соотечественников в двух разных странах никак не заслуживает того, чтобы его игнорировать.
Российские русские закалялись в более жесткой, чем на Украине, политической реальности. Украина не знала нашего 1993 года, Украина не знала двух чеченских войн, Украина не разочаровывалась в рынке и демократии и не искала спасения от них под твердой рукой самодержавного президента-чекиста.
И дальше уже совсем философский вопрос — что происходит с русскими, лишенными значительного общерусского опыта? Они превращаются в украинцев, они становятся каким-то отдельным субэтносом, или все это не имеет значения, и человек, переживший девяностые и нулевые в Рязани, ничем не отличается от человека, пережившего те же годы в Симферополе?
И еще вопрос: кто лучше, кто аутентичнее — тот, кто успел собрать за 25 лет все типичные травмы россиян, или тот, кто счастливым образом их избежал?
В суете 2014 года думать об этом было некогда и некому. Теперь, сталкиваясь с картиной мира Поклонской или Аксенова, думать уже не о чем — Россия и так едина в многообразии, в ней есть и Кавказ, и Тыва, и много чего еще; на этом фоне наивный монархизм крымчан выглядит диковато, но не более того — видали мы и более впечатляющее многообразие. Но это ведь повод не только всматриваться в крымчан, но и в себя — «старые» россияне если чем и отличаются от «новых», то скорее тем, что привыкли помалкивать на такие темы. Вы думаете, если бы о царе спросили Кобзона, он бы ответил каким-нибудь безупречным с исторической и этической точки зрения текстом?
В российской власти действительно оказалось некоторое количество людей другой, чем принято у нас, культуры, другого воспитания, другого образования. Конкретная тема царя, как справедливо напоминает публицист Егор Холмогоров, давно укоренена в Крыму, и в годы украинского владычества она была в моде именно у пророссийской части крымского общества, стихийно противопоставлявшей имперское прошлое с Ливадийским дворцом желто-синим флагам над правительственными зданиями и Тарасу Шевченко в школьной программе. Но такие региональные особенности не выходят за пределы стандартного «бордюр — поребрик» — ну да, в Крыму любят царя, а в Калининграде Иммануила Канта, это же не делает крымчан и калининградцев инопланетянами друг относительно друга.
Другое дело, что вообще слишком мало вещей, которые делают крымчан, калининградцев, москвичей, сибиряков и прочих единым народом. Есть Великая Отечественная война; показательно, что еще один герой «русской весны» в Крыму, Алексей Чалый, в украинские времена занимался музеем в артиллерийской батарее военных времен и вообще культивировал тему «города русской славы» — это тот язык, который одинаково понятен по обе стороны российско-украинской границы. Но это именно единственный общепонятный язык; шаг влево или вправо от военной тематики — и появляется мироточащий бюст или царь, отдавший Аляску, и мы видим, что если и есть какая-то общая история у всех людей в «русском мире», то они либо не знают ее, либо имеют о ней самые экзотические представления.
Еще есть, конечно, телевидение и шоу-бизнес — стоит вспомнить, как Поклонская в «Прожекторперисхилтон» признавалась, что ей нравятся фильмы «Елки» и «Жених» — именно современный треш, а не абстрактная классика становится основной точкой соприкосновения с национальной культурой для всех русских вне зависимости от того, где они живут. Ну и еще одна точка — Путин, конечно. Трудно сомневаться, что и Аксенов, и любой другой российский губернатор относятся к Путину как-то по-разному. Это действительно объединяющая фигура, но вряд ли кто-то уверенно скажет, что именно лояльность Путину делает крымчан и остальных россиян одним народом.
И, собственно, это главный вопрос — а делает ли нас сегодня что-то всерьез одним народом? Очевидно, что георгиевских ленточек, телевидения и Путина недостаточно, но даже этот минимальный набор сегодня выглядит тем максимумом, на который можно рассчитывать. Это именно та же проблема, о которую рабилась кремлевская идея «закона о российской нации» — не напишешь же в таком законе, что нацией считаются все, кто смотрит российский телевизор, а кроме этого, написать, в общем, нечего.
Крымчане, попавшие в российскую власть, — да, это скорее комический сюжет, провинциалы-иностранцы, ставшие вдруг всероссийским истеблишментом. Их нелепые заявления, их публичные попытки выстроить свою картину мира выглядят смешно — они пытаются вести себя как настоящие россияне, но неприятный секрет современной России, видимо, в том и заключается, что вести себя «как россиянин» невозможно, потому что никто не знает, никто не придумал или не понял, что это такое. Поклонская, Аксенов и еще сотни тысяч крымчан стали частью народа, у которого нет никаких свойств, и именно поэтому они и выглядят нелепо, что пытаются найти несуществующие свойства.
Олег Кашин
Источник: https://republic.ru