«После того как гранатой, брошенной «беркутовцами», мне оторвало кисть левой руки, медкомиссия дала заключение: «бытовая травма, общее заболевание», — рассказывает 60-летний крымчанин Мустафа Хаиров, раненный бойцами «Беркута», которые по ошибке(?) ворвались в его дом.

Напомним, что 22 февраля около часа ночи бойцы «Беркута» бросили в дом жителя села Мирное Симферопольского района Мустафы Хаирова две светошумовые гранаты. Одной из них мужчине оторвало кисть левой руки. Его 25-летний сын Эйваз попал на больничную койку с открытой черепно-мозговой травмой. Штурм дома Хаировых «силовики» мотивировали тем, что искали преступника, который 15 февраля, угрожая обрезом, выкрал 23-летнюю дочь своей бывшей сожительницы. И якобы двое жителей поселка, лично знавшие похитителя, заявили, что видели его во дворе Мустафы Хаирова. Для задержания преступника, вооруженного огнестрельным оружием, и был вызван «Беркут»…

В связи с инцидентом понесли наказание 23 правоохранителя, из них двое уволены из милиции, пятеро сняты с занимаемых должностей, восемь предупреждены о неполном должностном соответствии, остальным объявлены строгие выговоры. При этом ни один из бойцов спецподразделения «Беркут», входивших в группу захвата, не был наказан. Министр внутренних дел Украины Луценко публично извинился перед Мустафой и его семьей за действия своих подчиненных, пообещав, что за счет МВД в доме Хаировых будет сделан ремонт, а семье будет оказана моральная и материальная помощь. Но, как известно, обещать — еще не значит жениться. Поэтому Мустафа Хаиров подал в суд на МВД. Точнее вынужден был это сделать.

В домике, где живут Хаировы (кстати, жилье не их собственное, а зятя), всего две комнатушки и небольшой коридор.

— Вот в этой комнате милиция сделала ремонт, а в коридоре, где лупили в дверь, не стали, — показывает супруга Мустафы Хаирова Урие. — И вторую комнату мы ремонтировали за свой счет.

— А материально помогли? — спрашиваю у Мустафы.

— Тогда все били себя в грудь, обещали помочь, но ничего так и не сделали, — заметно заикаясь, говорит Мустафа. Время от времени он прикрывает правой рукой левую культю. Даже в больнице, где мы с ним беседовали на следующий день после трагедии, он выглядел моложе. И не заикался, как теперь. «Хождения по мукам», а именно так можно назвать то, чем сейчас вынужден заниматься Мустафа Хаиров, к сожалению, на пользу здоровью не идут.

— С 22 февраля по 18 марта я лежал в Луговской больнице, — вспоминает Мустафа Серверович. — Затем меня перевели в Перовскую (Симферопольский район. — Авт.). Там замечательный персонал, но это сельская больница, и тех специалистов, которые бы мне помогли, в ней нет. Меня и сейчас по ночам мучают кошмары, супруга говорит, что кричу во сне. А тогда вообще спать не мог. Только закрою глаза, и, словно кадры из фильма ужасов, начинают мелькать события той страшной ночи, и я вскакиваю.

После осмотра психиатра Мустафе Хаирову порекомендовали лечь в реабилитационное отделение психиатрической Строгановской больницы. Там он пробыл со 2 по 30 апреля. Кстати, после перенесенного стресса за помощью к невропатологу вынуждена была обращаться и супруга Мустафы. Пробыв еще месяц на больничном, Хаиров обратился к врачам с одним вопросом: что мне делать? Те направили его на медкомиссию.

— Хорошо, я настоял, чтобы в направлении было указано, что ранение получено мною в результате ошибочных действий подразделения «Беркут» и что в моей руке взорвалась граната, — говорит Мустафа. — Прихожу на медкомиссию, а мне пишут: «Бытовая травма, общее заболевание»! Естественно, я с этим диагнозом не согласился. Направили меня еще на одну комиссию, там такой же диагноз ставят. Я не согласился. Прошел еще две комиссии, и все определили, что у меня… бытовая травма, общее заболевание. Мне дали на год II группу инвалидности, рабочую! Тогда я обратился за помощью к вице-премьеру крымского правительства Азизу Абдуллаеву, он — в Минздрав Крыма, там посоветовали обжаловать решение. Обжаловал, но его все равно оставили в силе. Ничего не поделаешь, пошел оформлять пенсию по тем документам, которые получил. Посчитали, и вышло, что пенсия по инвалидности у меня чуть больше 700 гривен. Извините, говорю, но я как бывший горняк (Мустафа Хаиров почти 30 лет отработал на урановых рудниках в Узбекистане. — Авт.) получаю 1300 гривен. «Так получайте свою пенсию, а от этой по инвалидности можете отказаться, — ответили мне. — Потому что вы имеете право только на одну из двух пенсий». И сейчас я получаю только заработанную за 42 года пенсию, а по инвалидности — ничего. Как будто ничего не случилось. Решил хотя бы коммунальные льготы, положенные мне как инвалиду, оформить. Но чиновники сказали, что льготы мне не положены. Потому что в заключении медкомиссии написано — II группа инвалидности, рабочая. Это ли не верх цинизма?! — возмущается Мустафа Серверович.

— И тогда я ему посоветовала, — в разговор вступает супруга Урие, — раз так, езжай в комиссию и… устраивайся к ним на работу.

— Поехал, — улыбается Мустафа, — и спокойно так им говорю: или берите к себе на работу, или исправляйте документ. Куда им деваться, зачеркнули слово «рабочая», написали «не рабочая», рука-то у меня через год не вырастет. Поскольку стал инвалидом, пришлось уволиться с работы в аэропорту «Центральный», где я электриком зарабатывал по две с половиной тысячи гривен.

— У него же руки золотые, — Урие Абдулаевна так и не решается сказать: были. — Он подрабатывал, где появлялась возможность. А сейчас в такое тяжелое время получает только свою честным трудом заработанную пенсию.

«О том, чтобы сыграть на аккордеоне, как раньше, и не мечтаю»

— Кто-то из милиции поинтересовался, как вы живете после всего случившегося, в чем нуждаетесь? — спрашиваю у Мустафы. — Почему вы сами обиваете пороги чиновничьих кабинетов? Крымская милиция могла бы и посодействовать.

— Ничего такого не было, — вздыхает Мустафа. — Пошел в военкомат, чтобы мне присвоили статус участника боевых действий или инвалида войны. Я же получил травму в боевой обстановке, развязанной в конкретное время, на конкретной территории спецподразделением «Беркут», которое выполняло задание по освобождению заложника. Но там меня даже слушать не захотели. Лишь после запроса народного депутата Андрея Сенченко мне пришел ответ, что свидетельство инвалида войны выдает Министерство труда и социальной защиты. Там я тоже был — и получил ответ, что они этими делами… не занимаются. Получается, все делают вид, что ничего не произошло.

— Сделать вам протез руки тоже никто так и не удосужился?

— В Министерстве соцзащиты Крыма предложили сделать протез, выдали все необходимые бумаги. Поехал я на Симферопольский протезный завод. Там мне показали деревянный протез, больше похожий на палку. «А чего-нибудь посовременнее, чтобы я мог хотя бы какие-то элементарные движения выполнять, нет?» — спрашиваю. «Мы такие вещи не делаем, — отвечают, — если хотите, берите этот». Хотя, когда в Луговскую больницу ко мне приезжал извиняться тогдашний начальник крымского главка милиции Николай Ильичев, он сказал, мол, вы не беспокойтесь, мы вам сделаем хороший протез. Увы…

— Я помогаю ему одеваться, точнее одеваемся в три руки, — говорит Урие Абдулаевна. — Потому что мужская одежда, сами знаете, предназначена для двух рук — пуговицу на брюках застегнуть, ремень.

— Как в детстве, всему учусь заново, — горько улыбается Мустафа. — О том, чтобы сыграть на аккордеоне, как раньше, и не мечтаю. А так хочется, хотя бы для души…

В какой-то степени аккордеон сейчас Мустафе Серверовичу смог бы заменить синтезатор, но купить его семье Хаировых теперь и вовсе не по карману.

— Представляете, каково ему сейчас, взрослому мужчине, который всю жизнь все по дому делал сам! — вздыхает Урие. — Он же у нас и готовит прекрасно. Бывало, говорим ему: «Папочка, мы соскучились по твоему плову, сделай». И он с удовольствием нас радовал…

— Хотели мы с братом попасть на прием к нынешнему начальнику крымского главка милиции Геннадию Москалю, пришли, а нам говорят, что он прием не ведет и не известно, когда будет, — продолжает рассказывать о своих мытарствах Мустафа Хаиров. — Отправил ему обстоятельное письмо, с уведомлением. Больше месяца прошло, а ответа нет. Звоню в главк, там говорят: ждите. Обращался со своей проблемой к Тимошенко, Медведько, Луценко. Только Президенту еще не писал. Недавно в Киеве была пресс-конференция по нарушениям работниками милиции прав человека. Там Луценко задали вопрос о том, какова моя дальнейшая судьба и оказана ли мне помощь. Луценко ответил, что помощь будет оказана самая достойная. Снова одни обещания.

— После таких хождений по инстанциям мы вынуждены были подать в суд на МВД, — говорит Урие Хаирова. — Но заседания суда то переносятся, то отменяются, пока состоялось всего два.

«Судят не тех, кто давал приказы, а исполнителей»

— Чтобы убрать остроту этого дела и притупить общественный интерес, они все затягивают, — в разговор вступает Изет Серверович, старший брат Мустафы Хаирова. — Более того, мы узнали, что в качестве ответчика выступают заместитель командира «Беркута» и заместитель начальника Симферопольского райотдела милиции. Но это не те люди, которые должны отвечать за содеянное. Они выполняли приказ. По сути, судят не тех, кто давал приказы, а исполнителей. Мы с братом знакомились с материалами уголовного дела, сделали некоторые выписки. В деле говорится, что в операции (освобождения заложницы. — Авт.) участвовали около 20 человек, 13 — бойцы «Беркута», пять — из группы оцепления. А уже в Мирненском сельсовете к ним присоединились сотрудники районного отдела милиции. То есть всего было более 20 человек.

— Получается, в сельсовете знали, к кому «Беркут» направляется?

— Они знали точно, куда идут, — говорит Изет Серверович. — И легенда о том, что якобы ошиблись адресом, всего лишь легенда. Если бы в ту ночь брат не потерял руку, а произошел просто налет (на что они и рассчитывали), то общественность об этом даже не узнала бы. А в крымскотатарской среде распространилась бы весть, мол, «Беркут» сделал то-то. Это была операция устрашения. О том, что 19 февраля на Ангарском полигоне начались учения спецподразделений силовых структур, знает вся Украина, об этом сообщали СМИ.

Первая часть программы учений была освобождение земель самозахватов. На полигоне заранее были даже выстроены макеты домиков, таких, какие стоят на самовольно захваченных землях. Второе, что они отрабатывали, — разблокирование дорог. И третье — освобождение заложников. Село Мирное для этой фазы учений было выбрано не случайно. На самовольно захваченные здесь участки давно положило глаз киевское и крымское начальство. Дом брата тоже был выбран не случайно. И то, что его начали отслеживать гораздо раньше, нам уже известно. Дом угловой, с двух сторон к нему удобно подъехать, нет маленьких детей, как, например, в соседнем. Они прекрасно знали, куда идут. Но ни один генерал, а тем более полковник или майор, ни один руководитель крымской силовой структуры не взял бы на себя ответственность за проведение операции по «освобождению заложника», если бы об этом не было уведомлено МВД Украины. Значит, и отвечать должны те, кто ее планировал.

Эту точку зрения мы будем отстаивать в суде. А если не удастся добиться справедливости в украинских судах и Мустафа не получит соответствующие компенсации, обратимся в Страсбург, в Европейский суд по правам человека. Мы не хотим никого обвинять голословно, но в то же время не хотим, чтобы замолчали все, что произошло. Ведь и ребята из «Беркута» в одном из телерепортажей сказали: «Нас подставили. И если только обвинят в этом, мы молчать не будем». О чем собирались «не молчать» бойцы «Беркута»? Для меня этот вопрос остается открытым до сих пор.

— Первую гранату они бросили во дворе, вторую — в кухню, оглушили нас. Я побежала в комнату к сыну, Мустафа вскочил позже и увидел, что на него летит какой-то предмет. Кто ж думал, что это граната, — вытирая слезы, вспоминает ту кошмарную ночь Урие Хаирова. — А потом забежали люди в масках, без всяких опознавательных знаков, я подумала, что это бандиты. Повалили сына и мужа на пол прикладами. Только когда увидели, что у Мустафы нет руки и все вокруг в крови, опомнились.

— Брат по специальности — электрик-высотник, — говорит Изет Серверович. — У всех электриков, которые работают на высоте, профессиональный навык: когда им бросаешь снизу какой-то предмет (инструменты, концы проводов) — они их ловят. В течение десятилетий у Мустафы этот опыт наработан. И когда он мельком заметил, что на него что-то летит, он поймал. Ни вы, ни я не смогли бы этого сделать. Это чистая случайность, что он остался жив.

— Но ведь есть люди, которые, как говорят в милиции, видели в вашем дворе преступника, взявшего в заложницы 23-летнюю девушку?

— По версии силовиков, это два брата, 18 и 20 лет, тоже жители Мирного. Но… — Мустафа открыл толстую тетрадь и зачитал показания одного из братьев в уголовном деле: — «Во дворе указанного дома мы увидели Сапронова, он был высокого роста, с бородой, темная куртка. Он некоторое время постоял во дворе, а затем зашел в пристройку». А спустя некоторое время этот же брат дает такие показания: «По дороге приблизительно в 23.00 мы остановились по улице Рабочая,1. На территории двора в дальней его части по отношению ко мне я увидел мужчину. Он мне напомнил Сапронова. Лица этого мужчины я не видел».

— Стоявшую во дворе машину нашего зятя (в тот вечер он с нашей дочерью и внучками приехали к нам в гости) он тоже почему-то не увидел, а Сапронова описывает, как полагается, — возмущается Урие Хаирова. — Одни вопросы, а ответов нет. Поэтому мы и хотим, чтобы на них ответило МВД, те, кто планировал эту «операцию по освобождению заложницы».

— И основываясь на показаниях этих, извините, сопляков, «Беркут» проводит операцию?! — еле сдерживает эмоции Мустафа. — Я этих братьев даже ни разу не видел, надеюсь, на суде встретимся.

— Было у вас предчувствие беды? — спрашиваю у Хаировых.

— Предчувствия не было. Но 19 числа мы смотрели по телевизору репортаж об этих учениях, — говорит Урие. — И мне запомнились слова Луценко, который сказал: «А в жизни это будет намного жестче», — и показал рукой оценку «5» спецназу. Мне стало как-то не по себе. Сказала мужу: «А в жизни они нападут на крымскотатарскую семью». Этой семьей оказалась наша.

Пользуясь случаем, хочу поблагодарить всех журналистов, которые рассказали о том, что случилось с нами. И очень прошу: приходите, интересуйтесь, сделайте все возможное, чтобы то, что случилось с нами, не кануло в Лету. Этим самым вы, уважаемые журналисты, поможете не только нам, но и другим. Мы только сообща сможем остановить этот беспредел. Недавно нам позвонил мужчина из общества инвалидов. Он сказал: среди нас очень много людей, которые тоже получили травмы в боевых условиях, но не смогли это доказать, их оформили как бытовые, поэтому и получают мизерную пенсию. Поэтому нам обязательно надо в суде доказать вину МВД. А если потребуется дойти до Верховной Рады, чтобы там приняли закон, который защитит моего супруга и других людей, тоже пострадавших от властей.

— И еще поблагодарите всех людей, которые помогли нам в трудную минуту,- попросил Мустафа. — В первую очередь, моих теперь уже бывших сотрудников из компании «Крымаэрорух» и ее руководителя Анатолия Николаевича Григорьева. Они очень помогли материально, когда требовались средства на лечение, поддерживали морально. Спасибо им за это. Когда в больнице лежал, приходили совершенно незнакомые люди. То пару яблок принесут, то деньги на тумбочке оставят. А в Перовскую больницу пришла бабушка и принесла пирог. «Вот, — говорит, — сынок, я рядом живу, услышала о тебе и не могла не зайти».

— Наши местные… собирали средства по домам здесь, в Мирном, и абсолютно все русские, украинцы, татары давали кто сколько мог, никто не отказал. Ну как не сказать этим людям спасибо?! — вытирает слезы Урие. — Все деньги без остатка ушли на дорогу в больницу, на лекарства… Еду к мужу или сыну в больницу — по дороге обязательно кто-то скажет слова поддержки. Однажды бегу на остановку, старичок идет: «Доченька, — говорит, — я тебя по телевизору видел, я сейчас в церкви был, свечку поставил за здравие, чтобы все у вас было хорошо».

Елена ОЗЕРЯН «ФАКТЫ» (Симферополь)